- Да отшвырните от себя этот камень, Мария Николаевна!.. Отшвырните!.. Ничего хорошего он вам не принесет!.. Не будьте жертвой этого старого дурака, который считает себя чуть ли не прародителем всего истинно талантливого на Земле!.. Да ничего нет вредоносней, чем его утверждения о добродетельности и чистоте таланта! Вот это и называется полным незнанием жизни, ее реалий! Обречен такой талант - вы понимаете - об-ре-чен! Да посмотрите на себя: вы же совершенно лишены орудий зашиты: ни пробивной силы, ни железных локтей, ни разумного эгоизма!..
- Но кого я должна вытеснять "железными локтями" - своих друзей, подруг, что ли?.. - спросила я, слабо сопротивляясь, уже предчувствуя колкий ответ, правдивый на сто процентов.
- Очнитесь, Мария Николаевна! Какие друзья-подруги?! УЖ не те ли, которые пальцем не пошевелили ради вас, когда вы остались без работы?! Нет, они-то уже давно поняли, что каждый выживает в одиночку - их уже никакой Алмазный Олух не проймет своими проповедями!..
- Да-а... - протянула я.
Вот они - рядом, как в стоп-кадре - Валентина с бокалом в руке недоуменно смотрит вслед мне и Бурелому; Юрка - подающий мне благословляющий знак: мол, "иди, иди - счастливица"!.. Но здесь же и Анастасия Ивановна... и Мариша... И они - другие, совсем другие... И уже, обращаясь только к Анастасии Ивановне и Марише, я мысленно принялась что-то объяснять про "волшебные" деньги: "Вы видите, это волшебник. Мне очень повезло - я встретила волшебника. У него все деньги - чистые!.." "Волшебных денег не бывает, - услышала я ответ Анастасии Ивановны, будто бы пробившийся ко мне через стену помех. - Бывают только деньги, нажитые честным трудом, и деньги награбленные и грязные. Чистые и грязные, вы понимаете, Маша... Только чистые и грязные..." Голос шел по нисходящей, все удаляясь и удаляясь, пока совсем не потух и не заменился в моих ушах голосом Бурелома:
- Я жду, Мария Николаевна, я жду вашего ответа!.. Мне показалось, я что-то начала понимать. Я пробормотала:
- Это так страшно, когда серая, безразличная субстанция наплывает, затягивая, поглощая все вокруг и саму тебя тоже... А нравственное пространство - это такое голубое, такое спокойное...
- Боже!.. Да вы бредите!.. - честное слово, в тоне Бурелома прозвучал страх за меня. Потом у него вырвалось. - Дурак, переборщил! - Он сделал движение ко мне, чтобы обнять, подхватить - я так поняла, во всяком случае, но был остановлен камнем, выругался и закричал. - Если вы еще понимаете меня, Маша, оставьте, оставьте эти свои разговоры нищих о нравственности! Что только не прикрывается этим словом: слабость, отсутствие жизненных сил и энергии, трусость, бездарность... Да поймите же наконец, настоящий талант потому и талант, что не связывает себя никакими запретами, в том числе и нравственными!.. И вы - вы сильная и талантливая - вы все можете!.. Вы все трудности преодолеете, и говорите, говорите свое "да". Одно ваше "да" - и кончится эта мука, что вы испытываете сейчас!
- Нет!.. - закричала я. - Нет, не могу!.. Не могу!..
"Не могу отказаться!.. Не могу отказаться... - пульсировало во мне. Не могу согласиться!.. Не могу..." - а наружу вырывалось лишь:
- Нет, не могу!.. Не могу!..
- Мария Николаевна! Маша!.. Чего не можете?! Какое "нет"?! Говорите же понятнее!.. - кричал Бурелом, уже не сдерживаясь.
А я еще раз повторила это свое:
- Нет, не могу!.. нет! - и успела только ощутить новый удар камня в сердце и потеряла сознание...
XV
Их было бы трудно различить, если бы не глаза...
Две одинаково театральные фигуры стояли в ногах моей постели. Оба посетителя смотрели на меня. Один - глазами, полными алмазного холодного блеска, другой - отвратительными бельмами...
Очнувшись, я сразу догадалась, что лежу на больничной койке, и присутствие гостей показалось мне вполне естественным.
Другое дело, что смотреть на них я не могла: оба были мне неприятны. Я помнила все, что произошло со мной, я понимала, что и Бурелом, и Алмазный Старик втянули меня в войну, как необученного новобранца, и я уже пала жертвой этой войны. Они, представляющие собой две крайности существования в этом мире, не пожелали понять, что от крайности до крайности - целая гамма возможных вариантов жизни.
Сволочи!.. Раздавили меня, проехались по мне колесами своей взаимной ненависти и пришли полюбоваться делами своими!..
- Ну, - раздался голос Бурелома, - теперь убедился - проиграли оба!..
- Как бы не так!.. - ожесточенно произнес Алмазный Старик ожесточенно и сварливо. - Я спас ее!..
- Ну, конечно, и теперь у нее распрекрасная перспектива: дрыгать ножками во все более и более занюханных кабаках, да под Новый Год, с голодным блеском в глазах шнырять по елкам!.. Блеск!..
- Этого не будет! Она не пропадет! Она бы и здесь не оказалась, если бы не твой фокус с этим голливудским засранцем! Но она все равно справится! У нее сильный характер! Она - человек со стержнем, твердым нравственным стержнем!..
- Была со стержнем. Надломил ты ей стерженек - вырубил ее зачем-то... Теперь она будет долго болеть, переживет депрессию, и последствия этой депрессии будут постоянно сказываться. А актер со слабым здоровьем!.. - и Бурелом снисходительно и соболезнующе покачал головой.
И тут я встала в рост на своей больничной койке и заорала во весь голос:
- Я УСТАЛА!.. ВЫ ЧТО - ГЛУХИЕ?! УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА - ОБА!.. УБИРАЙТЕСЬ!.. И ТЫ, ЧУЧЕЛО АЛМАЗНОЕ, ЗАБЕРИ СВОЙ ПАРШИВЫЙ КАМЕНЬ!.. И ТЫ, БАНДИТ БЕЛОГЛАЗЫЙ, НЕ СМЕЙ МЕНЯ ХОРОНИТЬ!..
XVI
Шли дни за днями. Мама с папой, какие-то потерянные, несчастные, ходили ко мне почти каждый день, они научились уже пробираться по только им ведомым тропам, минуя больничные преграды. И рядом с ними, родными и любимыми, я постепенно возвращалась к жизни.
Возвращалась настолько, что ко мне стали - в приемные дни - пропускать посетителей. И первой такой посетительницей оказалась Верка, которую я ждала меньше всего.
- Ну, ты и разболелась, блин!.. Вместо тебя уже вокалистку взяли. А Мишку оставили... Ой, - вдруг прикусила она язык, - мне же велели не волновать тебя, блин!..
- Да ты и не волнуешь, Вера. Неужели я не понимала, что ждать меня не будут.
- Почему это, блин, не будут?! Раиска каждый день тебя вспоминает. А эта баба, которую вместо тебя-то - она склочная, противная. За свое, блин, зубами держится. Сидит как-то и губы толстые помадит и нас поучает, блин: запомните, мол, что все более или менее честолюбивые люди пытаются выдвинуться за счет других. "Разве нет?" - меня спрашивает. Ну, я, блин, и кивнула, хотя что она имела в виду, не поняла... Да, а тут еще знаешь, что было?! - И снова Верка смолкла, словно осеклась. - Нет, я лучше о другом. Я лучше расскажу тебе, блин, о своем ненормальном!.. Знаешь, чего учудил недавно?! Двух девок вызвал по телефону, там в объявлении было сказано, что, мол, все и всяческие услуги и даже танец живота. Ну, он им и приказал: танцуйте, услаждайте!.. А они - деревянные обе - какой там танец живота не тянут!.. Ну, он показал им по "лимону" - говорит, научитесь до утра получите, как в "Поле чудес", а не научитесь - гранату в вас швырну!.. И швырнул бы, он же дурак у меня, ты же, Машка, блин, его знаешь... Да я девок под утро выпустила...
Вот это жизнь!.. Усталость накатывала на меня стеной. Я уже прикрыла глаза, давая Верке понять, что пора уходить, да вдруг спохватилась, что она, похоже, не рассказала мне что-то важное. Я открыла глаза и спросила:
- А о чем ты хотела мне рассказать, что там у нас еще было?.. Да не бойся ты, врачи, как всегда, перестраховываются... Верка охотно заговорила:
- Бурелом чуть у нас не навернулся, блин. Раиса думала уже, что хозяин сменится...
- А что так?.. - голос у меня все-таки дрогнул. Верка подозрительно на меня посмотрела:
- А, может, не рассказывать, все-таки твой любовник!.. Я не стала опровергать, только произнесла:
- Продолжай, не бойся.