Наклоняется и целует меня, сжимая ладонями бедра. Прижимается членом к моей промежности и потирается, вырывая из меня негромкие стоны. Проводит языком по шее до края корсета, а потом спускается ниже и прикусывает внутреннюю сторону бедра. Каждое его действие, как вспышка в разных частях тела. Словно своим языком и зубами он разжигает костры на моей коже. Я снова выгибаю спину, а Витя, поддерживая меня за попку, касается языком клитора. С губ срывается протяжный стон, когда он начинает творить магию своим ртом. У меня кружится голова и дрожит все тело, когда он жадно пожирает меня, но делает это так нежно и сладко, что сжимаются внутренности. Упругий язык порхает по чувствительной горошине, пока я пытаюсь прорвать ногтями кожаную обивку кресла.

Когда мир начинает вращаться, я чувствую, как Витя медленно входит в меня, пока наши бедра не соприкасаются. Я чувствую между нами влагу, слышу шлепки наших тел, ощущаю запах секса и возбуждения, но ничего не вижу. Только его глаза: практически черные от возбуждения, взгляд горящий и испепеляющий. Я горю, тону, задыхаюсь. С каждым мощным и грубым толчком из меня вылетают все более громкие звуки. С каждым движением его бедер я хочу мужа еще сильнее. С каждым пошлым словом, срывающимся с его губ, мне хочется зацеловать его, но так, чтобы продолжать слышать все, что он говорит.

– Моя горячая девочка. Жаркая. Хочется трахать тебя до бесконечности. Чтобы, блядь, отключиться на тебе. Никогда бы не выходил из тебя, моя тугая девочка. Так бы и трахал тебя без остановки.

Боже, как же это вульгарно и пошло. Слишком откровенно и совершенно ненормально. Но как же мне нравится все, что он говорит. Потом, когда возбуждение пройдет, и я начну трезво соображать, наверное, эти слова покажутся мне смешными, а сейчас они еще сильнее распаляют.

Витя вколачивается в меня, совершенно не сдерживаясь, и я стону так громко, что рискую охрипнуть. Сжимаю его предплечья, а он переносит одну руку на мою грудь. Не знаю, что он с ней делает, но в пах простреливает острое удовольствие, и я снова выгибаю спину. Моя поза уже кажется неестественной и должна бы доставлять дискомфорт, но так я чувствую его глубже. Так он проникает в самую душу и толкается в нее с пошлыми шлепками.

Когда прихожу к финишу, я слепну и глохну. В глазах темнота, а в ушах звон. Приятный звон, который отрезает меня от целого мира. Я могу лишь чувствовать. Осязать блаженство, которое мне дарит муж. Он останавливается и нежно целует мою кожу. Сейчас его поцелуи на шее, груди и плече ощущаются прохладными. Как ожоги холода, которые добавляют остроты ощущениям.

Едва я возвращаюсь на землю, Витя возобновляет движения. Теперь они более резкие, порывистые. Его лицо перекашивает от напряженного удовольствия, и я знаю, что он близко. Накрываю ладонями свою грудь так, чтобы между пальцами торчали соски, и сжимаю ее. Взгляд мужа блуждает по моему телу, задерживаясь на вершинках сосков, и я чувствую, как он сильнее сжимает ладонями мои бедра, ускоряя движения.

Через несколько грубых, даже немного болезненных толчков Витя наконец взрывается. Он выпрямляется, подняв лицо к потолку, и низко, протяжно стонет. Очень сексуальный звук, и мне нравится, что он не пытается сдерживаться. Еще один толчок, за ним еще один резкий, от которого сотрясается все мое тело, а потом Витя упирается лбом в мое плечо и тяжело дышит.

– Вот это аттракцион ты мне устроила, Мышка, – хрипит Витя и беззвучно смеется, а я зарываюсь пальцами в его волосы и широко улыбаюсь.

Если бы только такие аттракционы давали последствия в виде детей…

Виктор

Когда Ира спустилась ко мне на каблуках и в соблазнительном белье, я подумал, что наша сексуальная жизнь налаживается. В тот вечер, сидя с практически обнаженной женой на руках в гостиной нашего дома, я пил виски, смотрел на огонь в камине и пообещал себе, что с этого дня все должно быть иначе. То ли пустые яйца мне голову вскружили, то ли сентиментальность того дня, но мне казалось, что все должно наладиться.

К сожалению, не всегда мы получаем то, чего так сильно хотим.

Как-то я общался с одним бизнесменом. Уважаемый человек в городе и стране, который пробился из низов благодаря своему уму и деловой хватке, видимо, встроенной в его базовую комплектацию. Так вот, он на тот момент был женат третий раз. И он сказал мне, что закон баланса еще пока никто не отменял. Если где-то прибыло, в другом месте обязательно убудет. Я тогда посмеялся и привел в пример себя. Мол, у меня и жена умница-красавица, и деньги, и карьера, и дом – полная чаша. Все на месте. Он покачал головой и сказал, что, кроме жены и брата, у меня нет семьи. Я согласился. Да, родителей у меня нет, но дети ж еще будут. А он обронил такую фразу, которая заставила меня задуматься:

– А ты обрати внимание на цикличность. Если в семье все в порядке, на работе выстреливает какая-то хрень, и наоборот. Даже если внешне ты благополучен, все равно у тебя есть какие-то проблемы в той или иной сфере. Это не злая карма, это просто факт. Потому что должен быть баланс, понимаешь?

Я не понимал. Мне казалось, что все у меня в шоколаде. Кроме, конечно, того, что потерял маму в возрасте, когда все еще в ней нуждаешься. Но все же в целом меня можно было назвать счастливым человеком.

Сейчас я понимаю, что в некоторых областях моей жизни зияют дыры. И я не только о том, что у нас с Ирой нет детей. Взять даже цикличность наших с ней отношений. После такого яркого подъема – шутка ли, четыре сексуальных контакта за неделю – снова наступил спад. И как раз тогда, когда я принял решение попробовать строить свою семейную жизнь, исключив из нее такую фигуру, как треугольник. В конце концов, моя жена на самом деле умница-красавица. Сексуальная гурия, из-за которой мне приходится контролировать слюноотделение.

Но все сказки когда-нибудь заканчиваются, а эйфория и гармония, похоже, не могут длиться вечно.

Подхватив цветы с пассажирского сиденья, выхожу из машины и оборачиваюсь, чтобы убедиться, что ворота закрылись. Взбегаю по ступенькам и открываю дверь. Слышу шум вытяжки на кухне и бубнящий телевизор. Все это звучит так уютно, мне нравится.

Мышка крутится на кухне, колдуя над кастрюлями. Подхожу к ней со спины и целую оголенное плечо. На ней безразмерное платье, которое скрывает ее красивую фигуру, но при этом открывает плечо, что добавляет сексуальности небрежному образу. Ира подскакивает, а потом облегченно смеется. Но, когда я выставляю вперед руку с букетом роз, улыбка немного вянет на ее губах. Затем она легонько встряхивает головой и снова улыбается.

– Что-то не так? – спрашиваю, озадаченный. – Тебе не нравятся цветы?

– Нравятся. Они очень красивые. Поставь в вазу, у меня руки заняты.

Она поднимает руки, в одной держа нож, а во второй – недорезанный огурец.

– Легко, – отвечаю и иду в гостиную зону за вазой.

– Ты сильно задержался.

– В смысле – сильно? Сейчас только девять. Мы с Ильичом поужинали в “Капо”.

– Что рассказывал?

Подхожу к раковине и набираю воду, пока Ира продолжает нарезать салат.

– Да ничего особенного, мы в основном по делу общались.

– По какому?

– У Марины Артуровны дело, которое ведет Никита. Уголовка. Так вот там сейчас стороны пытаются договориться, да все никак.

– И ты выступаешь посредником?

Я с улыбкой качаю головой.

– Ни боже мой, что ты? Я консультировал Макара, на какой козе к Артуровне подъехать.

– Ясно, – задумчиво бормочет Ира.

– А как у вас? – спрашиваю, снова прижимаясь к ней сзади и пробираясь ладонями под подол платья. Глажу нежную кожу бедер, пока вожу губами по плечу.

– Нормально. Проверка началась, Попов в истерике, мы ходим на цыпочках. Нормальный рабочий процесс. Дело должны интересное подкинуть. Громкое, – медленно добавляет она.

– Ира, – отзываюсь строго, отрывая губы от ее кожи и переставая гладить бедра.

– Успокойся, не настолько громкое.

Я снова целую ее в плечо, но напряжение, витающее в воздухе, становится более ощутимым. В прошлый раз, когда Ира вела громкое дело, все закончилось тем, что я весь город перевернул с ног на голову, чтобы обеспечить ее безопасность. К счастью, все закончилось благополучно, но мне бы не хотелось снова переживать подобное.