Что до стакана горячего сладкого чая в конце процедуры — лично я люблю пить его еще до уборки, прямо среди осколков. Есть в этом нечто дополнительно успокаивающее. Сима считает такое поведение распущенностью. А Шука — нет. Ему осколки не мешают.
— Оставь, — сказал, взглянув на усыпанный осколками пол. Потом соберешь. Я заказал столик в ресторане «У Бени». Пойдем смотреть на закат над морем. Им свежих сардин привезли, а Муса их так готовит, пальчики оближешь!
Ах, если бы вы знали, какие закаты расцвечивают задник ресторана «У Бени», глядящего с невысокой скальной гряды в море! Выходишь на веранду, садишься в кресло, солнце висит над морем, еще не касаясь воды, в воздухе тает сиреневая дымка. День стекает по краям грязными полосами, а посередине образуется пронзительная пустота. Она постепенно заполняется — сначала зеленоватым колыханием, потом оранжевыми сполохами, затем багровеет и словно раскаляется, а после остывает, превращается в лиловую окалину. И исчезает. А вокруг лежит лазоревый вечер. Тихий. Мягкий. Пахнущий ванилью, духами, жасмином, если время года подходящее. И осторожно, медленно подкрадывается ночь, заштриховывает то один квадрат, то другой, проливает тушь, та растекается поначалу серым пятном, но ее все больше, и темнота все интенсивнее. А там зажигаются огни, задник пропадает, проносится официант с горящим бананом, ударяет по всем струнам сумасшедший оркестрик.
Гостей еще немного, музыканты играют вроде как для себя, балуются, импровизируют, перешучиваются. В голове шумит от вина, шумит море, где-то вдалеке шуршат по шоссе шины…
Сима утверждала, что разбитых жизней не бывает. Говоря это, она всегда поглядывала на портрет мамы, нарисованный нашим художником, тем самым, который всерьез считал меня своей падчерицей и пытался воспитывать. Когда он выставил этот портрет на вернисаже, какая-то тетка сказала: «Ну разве бывают такие фиолетовые глаза!» Она стояла рядом с мамой, и мама обернулась. Тетка зажала рот рукой.
Об остальных деталях маминого образа я рассказывать не буду. Скажу только, что один режиссер (сейчас он ужасно знаменитый) встал в буквальном смысле на колени, чтобы мама согласилась сняться в его фильме, хотя бы в эпизоде. И такая женщина может оказаться парадигмой разбитой жизни?! Да, может. Была парадигмой и есть парадигма, если ничего не изменилось. Только все равно Сима была с этим определением не согласна.
— Разбитых жизней не бывает, — повторяла она с горечью, — если только человек сам не постановил, что жизнь его разбита! А уж если он постановил — тут никто не поможет. Есть такой вид самоубийства — живьем! Мир вокруг такого человека — могила, и все окружающие люди — покойники. Никто не мил, и ничто не радует. Ну хорошо, самоубийце-то это не в тягость, а окружающим каково? Я, что ли, ее соседка по кладбищу, могилка рядом и цветы ни на ту, ни на эту никто не носит? Вот скажи мне, зачем она весь дом этими букетами заставила? Ходит между ними, как блажная, поет свои тоскливые песни. А что произошло, что случилось? Война? Так это когда было! Большой любви больше не случилось? Так у скольких она, хоть одна, в жизни случается?! И колотится, колотится об углы столов и сервантов, словно нет для нее большего счастья, как в этом сне наяву оказаться за спиной своего героя в мешке со строймусором.
Сима, конечно, преувеличивала, строймусор мама не любила, ремонты не переносила, да и не колотилась она ни о какие углы. Все мы мучились синяками, потому что мебель была жутко громоздкой. Мама ее называла «Симины гробы». А Сима эти семейные реликвии холила, натирала рыбьим жиром и ни за что на свете не хотела сдавать в комиссионку. Но одно правда: если бы жизнь ее не тормошила и растормашивала, моя мамаша так и бродила бы в своем призрачном саду, составленном из букетов, и даже в соседнюю булочную бы не выходила.
Хорошо, что благодаря фиалковым глазам и прочей красоте находился очередной остроумец, красавец, хитрец или мудрец, который умел вывести нашу затворницу из сомнамбулического состояния, и она ненадолго пропадала. Потом возвращалась и тут же садилась за швейную машинку. Бить тарелки было не по ней.
Я считала, что это она так к нам с Симой подлизывается: нашьет нам ворох платьев, блузок и юбок, словно извиняется за долгое отсутствие. Потом несколько месяцев — полное спокойствие и тишина. То ли сидит с закрытыми глазами в своей комнате за запертой дверью, то ли корпит над переводом. И вдруг опять начинает таскать букеты.
Когда я выходила замуж за Мишку, Сима переколотила все свои запасы тарелок. А между битьем тарелок вела разговоры о разбитой жизни. По ее мнению, я сознательно собралась разбить свою жизнь, выходя замуж за идиота.
— Зачем нам этот танк? — причитала Сима. — Какой от него прок?! Он же вслепую прет, для него что друг, что враг — один черт! Другие по очкам выигрывают, а этот понимает только нокаут. Ну за что нам такое несчастье?! Ну чем он тебя приманил?
Чем, чем?! Сейчас-то в этом нетрудно разобраться, а тогда — любовь, и все! А из чего эта любовь состояла? Во-первых, Мишка был моим тотальным прикрытием от всех невзгод. У него не было сомнения ни в собственной правоте, ни в моей, о чем бы мы с ним не говорили и что бы ни делали. Вокруг роились одни нытики, а Мишка утверждал, что ныть не умеет. Он ставил перед собой цель и пер, тут Сима была права, как танк, не разбирая дороги. В диссиде, а потом среди сионистов о нем ходили легенды. И далеко не дурак. Кандидатскую защитил. Физик-теоретик, это тоже не хухры-мухры. Подруги мне завидовали. Атлет, красавец!
Все! С атлетами покончено! Они хрупкие. Пережать пружинку — и ломаются. Мишка сломался уже на второй месяц после приезда сюда. Ехал как герой, думал, его будут встречать с оркестром. А оказалось, что никто его здесь не ждет и никому он не интересен. Этого хватило, чтобы превратиться в нытика. И какого!
Женька тоже неслабой породы. И надо же — та же история! Привык играть по правилам, и только по своим правилам. А если игра идет по другим правилам, он, как робот какой-нибудь, вырубается. Экран погас, нет человека.
Да что это я — Женька да Женька! Кончилось, прошло, не случилось, кануло в Лету. Вернемся к Малаху Шмерлю, и больше — обещаю! — читателя не ждут никакие отступления!
Да! Чуть не забыла — разбитая любовь… Нет, такого вообще не бывает. Любовь — товар скоропортящийся, но небьющийся. Она может выдохнуться, как крепкие духи и старое вино. Поначалу запах духов умел вскружить голову, а глоток вина помогал дотянуться до облаков, но со временем крепость и сила исчезли. Вино, оно вообще может скиснуть, а духи — обессилеть настолько, что даже придвинув флакон к самому носу, трудно отличить их запах от запаха туалетного мыла, оставшегося на коже с утреннего умывания. Вот и с любовью такое часто случается. И сожалений никаких. Как было хорошо, милый!
Еще любовь умеет рассосаться, как ложная беременность. Вот только что шевелилась в утробе, заставляла сюсюкать, реветь и улыбаться без особой причины, наполняла душу томлением, а грудь предчувствием чего-то невероятного. И вдруг — нет ничего. Пусто. Дите не родилось, потому что никакого плода в утробе не было, а было только желание, чтобы он там появился. Такая любовь оставляет плохое послевкусие. Мы где-то с вами встречались, молодой человек?
Еще хуже, когда любовь перегорает, как неправильно присоединенный провод. Горела вроде, хоть и помаргивала, и вот потухла. Пахнет гарью, пробку выбило, света нет. Худо. Хорошо еще, что пожара не случилось, а могло. Занавески бы сгорели, в матраце — черная дыра. И не дай бог, если в кроватке спал младенец, а его в суматохе забыли! Ну, это уже несчастье. Да пошел ты ко всем чертям, кретин!
Что еще может с любовью случиться? Есть упоминания в литературе о любви, которая сверкнула копеечкой на обочине дороги, а человек ее не подобрал, о чем потом жалел, поскольку именно этой копеечки ему не хватило, чтобы купить мороженое там или трамвайный билет.
Или, напротив, копеечку-то человек подобрал, но бросил ее в фонтан, рассчитывая к нему вернуться, а пути ему легли такие, что не собрался. Или… Или встретилась кому-то любовь, прекрасная, как невиданный цветок. Он ее сорвал, засунул в книжку, чтобы она навеки с ним осталась, а высушенным этот цветочек ему показался мерзким и скучным. Об этом целые тома написаны. Со мной такого не случалось, но раз описано и неоднократно, значит, были болваны, которые переживали такую вот идиотскую ситуацию.