Он опомнился через несколько секунд, но этих секунд было достаточно, чтобы кор остался далеко позади. Какая-то бешеная, слепая радость владела всем его существом, каждой клеточкой и нервом, и сильное, истосковавшееся по движению тело яростно ввинчивалось в плотную воду, оставляя за собой клокочущий водоворот. Внутренний глаз - замечательный орган, неусыпный сторож, следящий за состоянием организма - укоризненно замигал, докладывая о недопустимой мышечной перегрузке.

Уисс немного расслабился, замедлил ток крови и, глубоко вздохнув, ушел в глубину.

Медлительные ритмы подводной стихии окутали его. Отголоски шторма, ревущего где-то в тысяче километров, слегка покалывали метеоклетки, скрытые под валиками надбровий, переменчивый вкус близких и далеких течений щекотал язык, разноцветные рыбешки с писком шарахались во все стороны из-под самого клюва.

Здесь, в глубине, было еще темно, и Уисс перешел со светового зрения на звуковидение.

Все вокруг мгновенно изменилось, вспыхнуло невероятными ярчайшими красками, заструилось невесомо и бесплотно, уничтожив формы, объемы, перспективу, расстояния, размеры-все динамично вписывалось друг в друга, пронизывало друг друга, сливалось, оставаясь разделенным-большое и малое, далекое и близкое.

Уисс видел одновременно плоскость водной поверхности над головой и обточенную прибоем разнокалиберную гальку дна, крошечный золотисто-прозрачный шарик диатомеи с изумрудной точкой хлорофилла в центре и многометровые хребты волнорезов, окаймлявших сине-зеленый бетон причальной стенки - низ и верх, север и юг, запад и восток. Световое зрение могло обмануть, солгать - песчинка у самых глаз кажется больше утеса на горизонте - но в мире звука существовали только истинные размеры и объемы, не искаженные перспективой. Глаза Уисса видели сейчас каждую пылинку сразу со всех сторон, словно в сотне зеркал.

Уисс немного увеличил частоту ультразвука, и лучи локатора прорвались сквозь экран морской поверхности. Все, что было в воде, стало теперь прозрачным, то, что в воздухе, - видимым.

Причал выгнулся дугой метрах в пятистах, и пестрая толпа земов замерла на нем неподвижно. Смутные, беспорядочно тревожные импульсы шли от толпы. Неподвижен был и железный кор, похожий на уродливого кита.

Уисс сузил поле к выделил среди земов две знакомые фигуры- на палубе. Нина и Пан застыли, подавшись вперед, и тоже излучали беспокойство.

Тревога и недоумение передались Уиссу. Что там случилось? Почему там все неподвижно, как на мертвых изображениях, которые Нина называет "фотографии"?

Земы передумали?

Он скользнул локатором по толпе. Глаза снова выделили знакомое маленькую фигурку Юрки, сына Нины. Несмотря на все старания, Уисс никак не мог изобразить дыхалом трудное звукосочетание, у него получалось что-то среднее между хрюканьем и бульканьем - "Хрюлька" - и это всегда вeселило подопытных земов.

Юрка был напряжен и неподвижен, как и все. Рука с растопыренными пальцами поднята вверх, на глазах слезы, губы движутся медленно-медленно.

Он кричит?

Уисс поспешно перешел на инфраслух. Казалось, целая вечность прошла, пока из отчаянно медленных колебаний составилось слово:

- У-у-у-и-и-и-с-с-с!

И вдруг он понял. Ему стало легко и весело, и дерзкий план перестал казаться сумасбродством.

Земы его потеряли!

Вырвавшись на свободу, Уисс, сам того не заметив, перешел на обычный жизненный ритм дэлона. Поэтому и толпа, и Пан, и Юрка казались ему неподвижными - он жил и действовал вчетверо быстрее. Опьяненный простором, он забыл, что у земов лишь одно световое зрение, и стал для них невидимкой. Земы растерялись, решив, что он бросил их.

И милый маленький зем зовет его назад...

Несколькими мощными движениями дэлон преодолел добрых четыре сотни метров, взмыл в воздух у самой причальной стенки, описал долгую дугу и снова ушел в воду, но теперь уже неглубоко.

И сквозь беспорядочный фейерверк вспышек радости он уловил вдруг ломкую, неуверенную, но вполне связную пента-волну Нины:

- Спасибо, Уисс!

Эти задыхающиеся, неумело напряженные, похожие на пугливый шепот ламинарий, биения биотоков развеяли последние тени сомнений.

Он свистнул-на все море:

- Вперед!

И железный кор послушно двинулся за ним, и солнце выплыло навстречу...

* * *

Над свинцовым морем висел рассеянный серый рассвет, и торопливые неопрятные тучи бежали на север. Белый кор покачивался в полукилометре, бессмысленно тараща в утро зрачки позиционных огней.

Уисс просвистел призывно, но ответа не было: земы еще спали.

Мутная мгла ненастья угнетала. Уисс переключился на инфразрение. Багровую поверхность моря пронизали миллиарды огненно-рыжих пульсирующих жилок - это перемешивались теплые и холодные слои воды. Растрепанные холодные тучи превратились в полупрозрачные зеленоватые дымки, сквозь которые синело солнце в своей раскаленной короне.

Уисс описал дугу в багровой воде, расправляя затекшие мускулы, рывком вылетел в воздух и увидел внизу, в изогнутом зеркале воды, свое увеличенное в несколько раз отражение. В следующую секунду он бесшумно вошел в воду и плавным движением направил тело в бодрящий холодок глубины.

И снова увидел свое отражение - теперь уже наверху, на рубеже воды и воздуха.

Уисса всегда волновал и будоражил этот рубеж - граница двух разных и чуждых миров, таких близких и таких несхожих. Уже много веков неистовые умы пытаются перейти эту границу, понять то, что кроется по другую сторону зеркальной поверхности.

Но всегда - да, к сожалению, всегда! - они видят причудливо искаженные отражения своих тел, своих дум, своих целей - независимо от того, плывут ли они из глубины моря или падают с воздуха.

И возможно ли вообще перейти этот рубеж - понять и принять нечто абсолютно выходящее за рамки твоих знаний и опыта, твоего ощущения мира, нечто по-настоящему невероятное, ничем не похожее на то, что окружает тебя и окружало твоих предков?

Иногда кажется - нет.

Иногда кажется - да...

Его привела к земам не только простая любознательность, как приводила сотни других, и не только веление Поиска, хотя он и был Хранителем Пятого Луча. Он пошел в добровольный плен, неся в себе соединенную мудрость Шести и общую надежду народов Дэла.

Прследние несколько столетий планету лихорадило. Неведомые силы то здесь, то там рвали тонкие искусные цепочки Равновесия, и необратимые трагедии разыгрывались среди живого.

Не конвульсии космической бездны, не горячка солнечных пятен и не бунт земных недр вызвали болезнь. Равновесию биофона грозили... земы.

Категоричность обвинения не нравилась Уиссу. Да он, собственно, и не собирался обвинять или оправдывать.Он пришел к земам без предубеждения, но и без симпатии. Обязанностью хранителя Пятого Луча была разведка.

Но случай перевернул все вверх дном...

* * *

Та памятная августовская ночь ничем не отличалась от предыдущих. Было душно, и пришлось на несколько градусов понизить температуру кожи. Теплая вода акваторий пахла железом заградительных решеток. Сгорая в стратосфере, печально шуршали бессчетные метеориты и сгустки космической пыли. Монотонный звездный дождь убаюкивал, навевал дремоту...

Дела шли плохо. Целый год "плена" добавил немного ноЕЮГО к наблюдениям, сделанным четыре тысячи лет назад. Земы почти не изменились биологически, общие психические индексы остались прежними. Никаких патологических сдвигов. Версия всеобщего наследственного безумия отпадала...

День обычно кончался игрой. Молодая земка принесла свежей рыбы, и они минут пятнадцать возились в воде. Уисс искренне веселился, пытаясь скопировать подводные пируэты этого забавного и по-своему милого существа. Земы, как и все сухопутные, любят воду - сказывается первородный инстинкт но на этот раз, вопреки обыкновению, земка играла неохотно и скоро вылезла на берег.

Она сидела на влажном камне и смотрела на звезды. На коленях у нее поблескивал небольшой аппарат, которым пользуются для записи и воспроизведения звуков.