Я почесал в затылке, но слов, чтобы возразить, не нашлось. И пускай мои личные рунные записи работали тут, как положено, но проверять, как успешно будут работать другие, в том числе, те, что записаны на портальном кристалле, мне не хотелось. Фиг знает, что из этого выйдет. Вдруг что-нибудь нехорошее... И Лика, как помнится, предупреждала, что магию здесь лучше не применять. В подземелье, по крайней мере, уж точно...

В путь по подземному лабиринту мы двинулись где-то часов через восемь. А до того я скомандовал всем отдыхать. Прямо в пещере за дверью Ликиного жилища. Дверь эту, кстати, когда все оттуда ушли, я захлопнул и был теперь даже сам не уверен, смогу ли опять «нормально» открыть её. Изнутри она открывалась свободно, но снаружи требовалось произнести специальное заклинание, которое знала только «хранительница».

Конечно, разрушить запирающее заклятье для меня, как иммунного, проблемы не представляло. Однако восстановить всё как было, я бы, наверно, не смог. Это всё-таки не примитивный замок в спецзоне для магов, а достаточно сложная магическая конструкция. И если её сгоряча уничтожить, жилище «хранителя» сразу же превратится в проходной двор...

Верёвки, использованные при восхождении, пригодились и при движении по пещерам. Идти серьёзной толпой по тёмным туннелям и галереям — развлечение то ещё. Заблудиться в местных отнорках раз плюнуть. Поэтому двигались мы через подземелье двумя цепочками. Двумя — чтобы не слишком растягиваться. Цепочками (где вместо звеньев верёвки) — чтобы не сбиться с дороги и чувствовать, кто впереди, а кто сзади, кто слишком торопится, а кто, наоборот, отстаёт. Почти как по леднику, где каждый страхует каждого от неожиданного падения в прячущуюся под снегом расщелину.

Обе процессии возглавлял ваш покорный слуга. Замыкающим, как при переходе через болото, брёл мой напарник. Нормальная рабочая схема. Единственный недостаток — постоянно приходилось припоминать, как шли здесь с Ликой и Туром, но только в обратную сторону. Из-за сомнений, правильный я Сусанин или неправильный, средняя скорость движения составила, максимум, два километра в час, раза в три меньше, чем в прошлом проходе через Урочище. Радовало одно: пройти надо было не так уж и много — вёрст эдак тридцать, плюс-минус.

В прошлый раз, чтобы преодолеть это расстояние, нам понадобилось часов шесть или семь. Сегодня, с учётом привалов и перекличек, практически сутки. Последний отрезок пути (по времени около трёх часов) двигались с зажжёнными факелами. Хорошо, успели их загодя заготовить, а не то пришлось бы брести наощупь, как каравану слепцов с таким же незрячим поводырём, или использовать магию, которую, если верить «хранительнице», использовать тут не рекомендуется.

О том, что конец пути уже близок, я определил по ручью, истоки которого терялись среди осклизлых камней. Приказав всем остановиться и ждать, я отцепил от пояса верёвки-страховки, перепрыгнул через журчащий поток и, подняв факел, направился проверять собственную удачу.

Чуйка, как вскорости выяснилось, не подвела. В постепенно сужающемся проходе сперва появился уклон, а затем ведущая наверх штольня упёрлась в скалу, перед которой вместо обычного свода над головой нависала гладкая каменная плита правильной формы — та самая, под которую, помнится, мы как раз и нырнули, сматываясь из посёлка с прикольным названием Горки-9. Лика тогда ещё никак не могла открыть её, и мне пришлось поделиться с ней «драконьей слезой».

Как открыть эту дверь изнутри, я раздумывал минуты четыре.

Уселся наземь и принялся размышлять.

Плита тяжеленная. Тонны четыре, не меньше. Это раз.

Если запирающее заклинание уничтожить иммунностью, вручную её хрен подымешь, даже толпой. Это два.

Пластинка с иероглифами «легковесность» действует лишь на хозяина и на то, что он держит в руках. К плите её прикладывать бесполезно. Это три.

Даже если я подопру эту глыбу руками и стану считать своей собственностью, и из-за этого руна сработает, весить плита всё равно будет дохрена, килограммов шестьсот, не меньше. Это четыре.

Чтобы гарантированно поднять такой вес, потребуется десяток атлетов. Это пять.

Поместятся ли в этом закутке десять крепких ребят? Думаю, что поместятся. Это шесть.

Будет ли кто-то филонить? Надеюсь, что нет. Это семь.

Семёрка — число счастливое? Безусловно.

Поэтому что? Поэтому надо пробовать.

Попытка — не пытка, как говаривал в своё время незабвенный Лаврентий Павлович.

Приняв решение, я быстро поднялся и поспешил вниз, к бойцам...

Подготовка к прорыву наружу заняла около четверти часа. Обратно я возвращался в сопровождении девяти плечистых парней. Следом шла группа обеспечения и поддержки. Бывшие каторжники тащили на себе камни, верёвки и связанные стопками доски.

Камни пошли на мощение пола под предназначенной к подъёму плитой. Теперь в неё можно было упереться не только руками, но и плечами. Делать это вдесятером оказалось не слишком удобно, но, тем не менее, теснота нам не помешала. Когда все отозвались по очереди, что готовы, я мысленно потянулся к записи «легковесность» и громко скомандовал: «Начали!»

Энергии в руне оставалось секунд на двадцать, поэтому с взятием веса нам стоило поторопиться.

Совместный пауэрлифтинг стартовал с резкого хекания десяти глоток и противного скрежета сдвинувшейся с места плиты. Начальный толчок вышел на загляденье. Полоса света, проникшая через образовавшуюся щель, говорила об этом лучше любых слов.

— Разом! Рывком! — заорал я, чувствуя, как вздуваются жилы на шее.

Где-то справа вверху заскрипели невидимые петли. Плита начала медленно подниматься.

— Сюда! Навалились, братва!

Подавая пример остальным, я сдвинулся на полшага влево и принялся выжимать приподнявшийся край каменной створки. Правило рычага в чистом виде: проигрываешь по расстоянию, выигрываешь по силе. Физика, шестой класс. Или седьмой, без разницы.

— Уфф! — прокатилось по подземелью дружное эхо.

Плита отворилась на метр с небольшим и... уткнулась в упоры.

— Держи, б...!

Ухватившись за край проёма, я быстро выпихнул свою тушку наружу и, развернувшись, упёрся всем телом в замершую в полуоткрытом состоянии створку. Моя и её «легковесности» должны были вот-вот отключиться.

«Усиление!» — рявкнул я сам себе, врубая очередную рунную запись.

Через мгновение на меня навалилась жуткая тяжесть. Включённая магией сила заставляла скрипеть зубами и дрожать от напряжения всеми мышцами.

— Доски... тащи... — выдавил я с трудом, ощущая себя каким-то домкратом, готовым в любую секунду сорваться с резьбы и превратиться в раздавленную грузом железку.

Облегчение наступило, когда двое вылезших вслед за мной зэков подпёрли края плиты поставленными стоймя пакетами досок. На её окончательную фиксацию ушло ещё полминуты. Только тогда я наконец смог отключить «усиление» и отцепиться от неподъёмной створки, замершей в положении плюс сорок пять к горизонту.

Бывшие каторжники выбирались из подземелья около получаса. Пропускная способность узкого лаза большего, к сожалению, не позволяла. Но, в принципе, и так хорошо. Вокруг расстилался лес, солнце клонилось к закату, мимокрокодилов-шпионов поблизости не наблюдалось.

Когда наружу вылез Аршаф, а он, как и раньше, шёл в самом хвосте «колонны», я приказал привязать к доскам-брусьям верёвки и по команде выдернуть их из-под плиты. Массивная створка грохнулась на проём, подняв тучу пыли и распугав местных птиц. Целая стая многочисленных галок-соек-синиц взмыла над лесом и начала нарезать круги над деревьями. Хреново, но что поделаешь. Секретный вход в подземелье оставлять открытым не стоило. «Хранительница» бы меня за это не похвалила

Из вернувшихся в оборот досок бывшие зэки соорудили десяток щитов. Не сказать, чтобы очень удобных и лёгких, но для защиты от стрел они вполне подходили. На роль щитоносцев назначили тех, кто вместе со мной поднимал плиту. Отдельно сформировали отряд мечников и копейщиков с оружием, «позаимствованным» у лагерных стражников. Командовать ими, к вящему неудовольствию некоторых бывших бугров, а теперь десятников, я поставил молотобойца Хруста. Почему конкретно его, а не кого-то другого? Да потому что нечего было всем прочим начальничкам клювами щёлкать и ссаться, когда искали, кто первым после меня на гору полезет. Кто добровольцем вызвался, не забоялся, такому, как говорится, и честь.