- Кто строил?! - прохрипел он сквозь зубы, яростно вращая глазами. Переглядываясь исподлобья, мастеровые потоптались и вытолкнули из толпы плотного мужичонку в хороших юфтевых сапогах.

Ты мастер? - отрывисто спросил Петр. - Отчего конфуз? Где учился?

- Нам по Заандамам капиталы ездить не позволяют, самоучки мы, - степенно поклонился мужик. - А конфузии никакой нет.

- Как нет?! - взвизгнул Петр. - Вон, мачты одни торчат!

- Не мачты сие, - спокойно возразил мастер, - а машкерад и камуфляция; а судно оное - потаенное, под водой ходит, а теперь, поди, уже шведам под днища бомбы вешает.

- Молодец, вывернулся! Люблю добрую шутку. А я, признаться, повесить тебя хотел. Как фамилия твоя, шутейник?

- Никоновы мы.

- Так вот, Никонов, пятьдесят шпицрутенов тебе - и чтоб я тебя не видел. Помни мою доброту.- Петр плюнул и обернулся к последнему кораблю:

- А это что за сюрприз? Реестр кончился, а корабли еще нет!

Хряков испуганно молчал, боясь не угодить. Петр фукнул - как Хрякову показалось, сердито - и подскочил к боярину. Тот крепко зажмурился и упал на колени. Царь порывисто поднял его, схватил за уши и крепко расцеловал:

- Вот за это люблю, утешил, брат! Быть тебе фельдмаршалом - коли заслужишь! Царь отпустил Хрякова и повернулся к кораблю. Корабль, будто ждал этого, тихонько заскользил к воде. Петр побежал за ним и подтолкнул его. Раскачиваясь, корабль шумно въехал в воду, черпнул обоими бортами и остановился. Царь, который подвернул ногу, бегая за судном, весело выругался по-голландски и сказал:

- "Шпицрутеном" нарекается!

Торжество окончилось. Царь уехал. Никонова уложили на скамье, стянули портки и сапоги (сапоги тут же кто-то украл) и принялись бить. Так как палач был слаб в счете, он дважды сбивался и начинал сначала. Когда он сбился в третий раз, Никонов закричал!

На горизонте принялись взрываться шведские корабли.

итак:

- Не сумневайся, корабль добрый, новый, недавно медным листом обшили. Колокола с Новодевичьего - хорошие, звонкие были.

- Так они ж бронзовые? А тут медный лист.

- Медные, бронзовые - какая разница. Дураки наши не понимают.

- Капитаном кого ставишь?

- Я бы сам, мин херц, пошел, да тебе и отечеству тут нужней буду. А есть у меня верные люди.

- Знаю я твоих верных людей. Опять как с сукнецом получится? Али забыл, как я тебя за уши дирал?

- Ни-ни, мин херц! Тут полный ангешвестер (Меншиков не знал, что это такое). Человечек верный, нашенский. Иван дер Ваальс.

- Кто такой?

- Голландский немец ученый. По-нашему, правда, ни бум-бум, по-немецки тоже не очень, вот по-голландски только и ругается. Да что это за ругань - так, пшиканье одно.

- Лоцию знает? Под парусом ходил?

- Наметил я тут одного гардемарина. Подшкипером пойдет. Боярин столбовой, образованный.

- Кто?

- Хряков сын Козьма.

- Это какого Хрякова? У которого шнява на спуске затонула?

- Ловко ты ее тогда, мин херц!

- Тебе все смешки, толстогубый! - загремел Петр. - А вот я тебя! Хоть и люблю, сукина сына!

- Так мин херц!

- Тьфу!

- Ученый же! Даром, что ли, деньги трачены! Первейший ученик во всем выпуске.

- Ладно, будь по-твоему. Надоел ты мне, шельмец. - Петр фукнул и закурил трубку. - Делай, как знаешь. Но чтоб прибыток казне был. И немалый.

- Золотом, государь! Своими руками принесу!

- Ладно, ладно! Знаю я тебя, болтуна!

- Так мин херц! Деньги нужны.

- О-о-о, хорошо, что напомнил! Вот тебе ключ от казны - и к утру чтоб полная была. Что останется - возьмешь. И на Кукуй подарок не забудь.

- Так мин херц!

- Знаю. Жидов тряхни, - равнодушно сказал Петр.

- Уж некого трусить, так трушены-перетрушены!

- Всех не перетрусишь, - сказал Петр. - Делай, что тебе царь велит, он плохому не научит!

! Так что это была за кумпания? Дело объяснялось просто: казне нужны были деньги. Деньги взять было неоткуда; а в это время испанцы целыми флотилиями вывозили золото с перуанского побережья. Было решено в свою очередь завязать торговлю с индейцами, а заодно и пощипать испанские караваны.

Итак, "Шпицрутен" готовился к отплытию. Команда, вытянувшись во фрунт, стояла на шканцах. Толстый рыжий Ваальс проводил светлейшего до шлюпки и приказал поднять якорь. Его, конечно, никто не понял, и Хрякову пришлось переводить:

- Так, чертовы дети, обеда сегодня не будет, а пока - за уборку.

Блеснув таким образом знанием голландского, Хряков спокойно удалился в каюту. Команда кинулась к швабрам. Ваальс опешил. Он ударил в зубы пробегавшего мимо матроса Глазенапа (однокашника Хрякова по навигацкой школе, за неуспеяние и леность ума отправленного простым матросом). Дюжий Глазенап даже не заметил этого, а Ваальс, не удержавшись на ногах, шлепнулся задом на палубу.

- Ставийт парюс, тоффель киндер! - заорал он. - Якор! Э-э-э! Виполняйт! Шнеллер!

Матросы, побросав швабры и тряпки, полезли на ванты. Из трюма выскочила стая крыс и, толкая друг друга, с писком ринулась вплавь к берегу. Капитана Ваальса стошнило. Команда кое-как поставила паруса, они надулись, фрегат повернулся и ходко двинулся из гавани, имея небольшой дифферент на нос.

! Глазенап и Бутеноп, крепко держа мокрую, заросшую водорослями амфору, четко по уставу зашли в каюту капитана. Капитана тошнило и даже рвало: он жестоко страдал от морской болезни.

- Герр капитан, - в одну глотку рявкнули матросы. - Сей уникальный кундстштюк только что изловлен нами в шведских водах. За честь почтем вручить отечеству в вашем лице для посрамления шведского флага и лично самого Карлы. Из-под самого ихнего носа утянули! - и Глазенап с Бутенопом выжидательно застыли.

В это время в каюту заглянул Хряков. Он моментально вытолкал нижних чинов (а Бутенопу, которого не любил с Навигацкой школы, даже дал под зад), с интересом взял сосуд, повертел его в руках и обратился к капитану:

- Иван Моисеевич, как вы думаете, это греческое или римское?

- О, я-а-а, - обрадовался Ваальс. - Атлантид! Тринкен. Шнапс. Либер фатерлянд. Гроссен тринкен!

- Тринк-то пей, да арбайт разумей, - рассудительно сказал Хряков. Вещь, пожалуй, казенная, а ты - фатерлянд. Разве что от морской болезни! У вас кружки есть?

Ваальс с готовностью вытащил из кармана штопор.