Лео усмехнулся и начал скользящим, крадущимся шагом приближаться. Он был силен и опасен. Тогда Кашечкин, не дожидаясь атаки, выскочил из-за кресла и наотмашь рубанул Лео выхваченной из камина кочергой. Лео отвел удар, но взвыл от боли, и Кашечкин ловко навесил его с левой руки бутылкой по голове. Лео покачнулся, и Кашечкин еще раз огрел его кочергой. Лео со стоном упал.

– Ну? – Кашечкин полувопросительно повернулся к Юрику.

– Рубен! – завизжал Юрик и бросился вверх по лестнице.

Дверь открылась, и Рубен в том же халате выполз наружу.

– Что за шум? – удивился он. – И что за драка?

Они с Юриком двинулись на Кашечкина, который оттер Светлану в сторону и загородил собой. В руке у Юрика блеснул неведомо откуда взявшийся нож. Сзади тяжело завозился Лео. Светлана ойкнула и прижалась к спине Кашечкина. Так ей было спокойнее. В воздухе пахло кровью.

И тут Юрик посмотрел Кашечкину в глаза. Книжный мальчик, читавший и про гражданскую, и про Отечественную войны, увидел глаза человека, на совести которого более сотни жизней. Они были спокойны и холодны. Офицер, прошедший два года войны, ученик разведчика Рузаева, слегка поигрывал тяжелой кочергой. Юрик с Рубеном поняли, что их сейчас будут убивать, убивать не шутя, а всерьез. На счету Кашечкина станет на две жизни больше, и это не слишком обременит его совесть. Они, не сговариваясь, развернулись, бросились вверх, вломились в комнату и крепко заперли за собой дверь.

Кашечкин слегка обнял Свету за плечи и повел к выходу. Опомнившийся от удара Лео, стоя у стены, проводил их долгим, пристальным взглядом. Они вышли на крыльцо. На крыльце сидел Паша.

– Ну, наконец-то! Светка, там машина тебя заждалась!

Светлана вспыхнула и уткнулась лицом в плечо Кашечкина. Лицо ее было мокрым от слез.

– Паша, – серьезно предупредил его Кашечкин, – держи язык за зубами!

– А то я не понимаю! Буду молчать, как могила! – ответил Паша и хитро прибавил:

– А на свадьбу позовете?

– Само собой! – важно кивнул Кашечкин и, обнимая Свету, вывел ее к машине.

Кашечкин привез Свету домой, в комнату матери. Он быстро выгнал соседа из ванной, налил горячей воды и отправил Светлану мыться, а сам пошел на кухню, помогать матери. Там собрались уже все соседки, вернувшиеся с работы и ожидавшие возвращения мужей. Они делали вид, что готовят, и старались растянуть уши на немыслимую ширину. Они боялись упустить хоть слово из разговора сияющего от радости Кашечкина с такой же счастливой матерью. Они замирали с ножами в руках, чтобы стуком не заглушить разговор, и укоризненно смотрели на ту, которая пыталась с грохотом помешивать суп металлической ложкой в алюминиевой кастрюльке.

Впрочем, начало этой любовной истории все хорошо знали. У Васи есть невеста, дочка не то генерала, не то маршала, папа которой составил протекцию младшему лейтенанту. Появление ее не стало неожиданностью. Настораживало соседок отсутствие приготовлений к встрече, а также немного потрепанный вид и слегка порваное платье невесты. А самым подозрительным казалось то, что вместо обеда и смотрин молодые сразу по-хозяйски распорядилась общественной ванной.

Света мылась, а Кашечкин все рассказывал и рассказывал матери о том, как они любят друг друга, как он писал письма и не мог их отправить, о том, как радостно Светлана встретила его, бросилась ему на шею и сразу призналась в любви. Мать плакала от счастья, а соседки кивали. Они понимали, что любая с удовольствием бросилась бы на шею этому красавцу-лейтенанту, без пяти минут капитану.

Наконец тетя Дуся не выдержала:

– А свадьба-то у вас когда?

Соседки затаили дыхание и замерли, превратившись в слух.

– Не знаю. Не говорили еще, – пожал плечами Кашечкин.

– А жить где будете?

– Получу назначение, вместе поедем на место. Там комнату дадут.

– Значит, в Москве не поживете?

Кашечкин задумался. Везти Светлану обратно к отцу, а уж тем более жить у него совершенно не хотелось. Назначение дадут не сразу. А еще ему отпуск на свадьбу положен, и много прочих удовольствий!

– Поживем, – кивнул Кашечкин. – Мама нас приютит.

– Да, да, конечно, – закивала мать. – В тесноте, да не в обиде.

– Значит, здесь сначала поживете, а потом уедете? – уточнила тетя Дуся.

– Да. Месяц поживем. Не возражаете?

– Да ты что! – тетя Дуся расплылась в улыбке. – Милые мои, разве ж вы нас стесните? Это радость для нас, стариков, видеть вас! Я тут знаешь, что надумала?

Тетя Дуся заговорщицки подмигнула и склонилась к Кашечкину. Соседки вытянули шеи еще сильнее.

– Мои-то молодые на Север поехали, на заработки. Бог знает, когда вернутся. А комната пустует. Хотите, так пользуйтесь. Ой!

Тетя Дуся сдавленно вскрикнула, когда мощные лапы Кашечкина сгребли ее в охапку, а на пухлой щеке запечатлелся горячий поцелуй.

– Ой, дурной! – Тетя Дуся кокетливо потупилась, но не отстранилась.

– Дурной! – еще раз взвизгнула она, после второго поцелуя. – Иди вон, лучше девку свою целуй!

Кашечкин обернулся. В дверях кухни стояла Светлана, в мамином халате, с мокрыми волосами.

– Вася… – тихо произнесла она и покраснела, – у тебя иголки с ниткой не будет?

– Светик, милый! – Кашечкин подошел и нежно взял свое сокровище за руку. – Все есть. И нитка есть, и обед сейчас будет. Отчим с соседом за вином пошли. А тетя Дуся комнату нам дает, на первое время.

– Знаешь, я только сейчас поняла, как ждала тебя, и как я тебя люблю.

Светлана посмотрела ему прямо в глаза и добавила:

– Милый…

Вася обнял ее и повел в комнату, ставшую на некоторое время их жильем. Его нимфа сидела на табуретке, смущенная, и зашивала платье. А он перебирал светлые мокрые волосы, которые снились ему по ночам там, во Вьетнаме, и неумело расчесывал их деревянным гребешком. Они говорили друг о друге и были счастливы.

И жизнь пошла дальше. Они поженились, и Кашечкин, как боевой офицер, получил очень и очень неплохое назначение в пограничный гарнизон в тихий, чистый и красивый эстонский город Раквере. Кашечкин быстро получал повышения, у них родился сын, а затем и дочь. Они жили долго и счастливо… Но нет, они не умерли в один день. Окруженные заботой детей и внуков, они благоденствуют в Москве в квартире, оставленной им растроганным полковником. Недавно я был у них в гостях. Кашечкин смотрел по телевизору парад, посвященный Дню Победы, а потом надел свою парадную форму полковника в отставке, с орденами, и мы пошли на Красную площадь на концерт.

Глава 29. Глава последняя, о том, как живет полковник Рузаев

Будет вечер – тихо и сурово

О военной юности своей

Ты расскажешь комсомольцам новым

Сыновьям и детям сыновей

И с прекрасной завистью, с порывом,

С тем, которым юные живут

Назовут они тебя счастливым

Сотни раз героем – назовут…

Ольга Берггольц

Этот день в Алуште выдался очень душным, но к вечеру слегка посвежело. Небо покрылось сплошь крупными яркими звездами, а над самой головой завис огромный звездный треугольник. Студенческий лагерь отужинал и начинал бурную ночную жизнь. На абсолютно темном пляже, таком темном, что совсем не различалась граница галечного пляжа и моря, слышались веселые молодые голоса и шумное падение тел в воду. Пограничники ругались, запускали ракеты и гоняли студентов. Студенты выгоняться не желали, они отдыхали, пили заранее приготовленное вино из знаменитых подвалов Массандры и пели песни.

На пляжной гальке возле домиков собралась группа студентов, юношей и девушек. У них с собой было. Имелись в наличии: гитара, несколько бутылок вина и три граненых стакана, тайно вынесенных из столовой. Гулял Энергетический институт.