– Спасибо. – Кашечкин грустно вздохнул и взял коробочку. Медицинские снадобья уже сидели у него в печенках, а пахнущие с чудовищной силой снадобья доктора Тхиеу стали просто ненавистны. Он с удовольствием бы выкинул их все, но тогда бы он лишился счастья ощущать легкое прикосновение женских рук, втирающих мазь в грудь и в живот.
Он обмакнул палец в пряную, зеленоватого цвета густую массу и провел пальцем по ступне.
– Нет, не так, – засмеялась Фан Ки Ну, – сильнее растирать надо.
– Ага! – Кашечкин кивнул и слегка потер ногу ладонью.
– Ложись!
Фан Ки Ну толкнула его на койку и попыталась закатать брюки. Но штанина была жесткая и не поднималась выше колена. Тогда она расстегнула пояс и ловко стянула с него штаны.
– Ай! – Кашечкин вздрогнул, оказавшись лежащим в одних семейных трусах, но покорился своему «домашнему доктору».
Фан Ки Ну набрала мазь на ладонь, смазала голеностоп и начала сильно и ловко разминать икроножные мышцы – сначала на левой ноге, затем на правой. Икры тут же запылали огнем, а потом вдруг их свел ледяной холод, пронзающий иголками.
– Действует? – спросила Фан Ки Ну, продолжая растирать.
– Да! – Кашечкин почувствовал, что эта мазь действует сильнее прежних снадобий.
– Сейчас станет тепло!
Фан Ки Ну зачерпнула из банки еще и начала ловко разминать бедра. Тело Кашечкина кололи ледяные иглы, а вверх по животу поднималось тепло. Он попытался справиться с возбуждением, но низ живота сводило все сильнее.
– Хорошая мазь? Нравится? – невинно спросила Фан Ки Ну.
Кашечкин молча кивнул и попытался натянуть одеяло на свои семейники, которые все больше беспокоили его.
– Подождите, еще не все!
Фан Ки Ну откинула одеяло и вдруг уселась верхом на колени лежащего на спине Кашечкина. Деловито устроившись, она взяла мазь и начала растирать мышцы ног еще выше.
Кашечкин чувствовал жар в ногах и животе. Коленями он ощущал упругие, теплые женские бедра и не мог сдержаться. Он закрыл глаза и застонал.
– Больно? – удивилась Фан Ки Ну.
– Нет, – тихо ответил Кашечкин, – не больно.
– А что же тогда?
Кашечкин смутился.
– Ах, это, – она провела своей ручкой по его семейным трусам. – И давно у вас не было женщины?
– Что? – опешил Кашечкин.
– Вы давно не спали с женщиной?
– Никогда, – выдохнул Кашечкин горькую правду. – Я не женат. И с девушками никогда не общался.
– Совсем никогда? – удивленно спросила Фан Ки Ну. – В вашем возрасте это, должно быть, очень утомительно!
– Нет, я, что вы… – тихо лепетал Кашечкин.
– Неужели вы не хотите женщину? – в свою очередь удивилась Фан Ки Ну.
– Честно сказать… – Кашечкин замялся и выдохнул: – Хочу. Но пока не получалось.
– Так надо было об этом сразу сказать! – засмеялась Фан Ки Ну, тщательно вытерла руки о полотенце и стянула с него трусы.
– Бедный мальчик! – она нежно коснулась его груди губами и начала раздеваться. – Бедный мальчик! Я теперь поняла, зачем вы дарили мне эти травы!
В голове у Кашечкина все поплыло. Там играла музыка и цвели розы. Он чувствовал себя счастливым. Фан Ки Ну была опытной и ловкой, поэтому у него все получилось наилучшим образом.
Глава 17. Битва Сильвестра Великолепного с тенями
Everyday I fight a war against the mirror
I can't take the person starin' back at me
I'm a hazard to myself14
Pink
Именно с того боя, когда под огнем, оставшись без поддержки, погибла почти половина роты, в воинственную душу Сильвестра Макарони стали проникать страхи.
Сначала страхи были мелкие. Например, на позицию могли не доставить вовремя туалетную бумагу. Все доставили – патроны, газированную воду, саморазогревающиеся консервы, зубную пасту и жевательную резинку. А туалетную бумагу – нет. Ну что тут рейнджеру делать?
Когда такие черные мысли посещали Сильвестра, он брал зеркальце и смотрел на самого себя, сильного и мужественного. Потом страхи стали расти. Сильвестр боялся сержанта, боялся его сумасшедших глаз и дергающейся щеки. Сержант был своим, но Сильвестру все время казалось, что тот вот-вот выстрелит ему в спину.
А потом Сильвестр породнился с сержантом, первый раз зарезав вьетнамца ножом. То, что это был не солдат с оружием, а мирный житель, только добавило страха. И каждый новый бой этот страх усиливал. Сильвестру казалось, что против него в этом бою идут какие-то тени, которых с каждым разом становилось все больше и больше. Джунгли, деревни, поля и реки просто кишели непонятными тенями, которые распадались от малейшего дуновения ветра.
Первоначально, до начала крупных операций, роту бросали только на «зачистки». Катера или грузовики везли их к населенному пункту, они выгоняли оттуда вьетконговцев, и авиация добивала вооруженных людей. Их отряд добивал невооруженных.
Затем все стало сложнее. Их грузили в вертолеты и бросали в бой против регулярных частей. Бои были кратковременными, но постепенно они переросли в длительные сражения. Сильвестр Макарони пережил все – гибель друзей, победы, поражения. И только одного он еще не знал – вьетнамской ночи.
В тот раз их полк целиком перебросили на рубеж атаки. Где-то недалеко, в нескольких милях, в зарослях скрывались целые партизанские соединения. Полк разбил лагерь, а взвод Макарони выдвинули вперед, в охранение.
Первым дежурил Сильвестр. Он оставил свой ранец в расположении взвода, выбрал укрытие и удобно улегся за огромным полусгнившим стволом. Этот ствол, обвитый какими-то лианами и тонкими вьющимися травами, хорошо прикрывал его.
В лесу было темно и прохладно, несмотря на то, что сверху палило яркое тропическое солнце. Нижний ярус леса просматривался достаточно далеко.
Сильвестр расстелил пористый коврик и улегся на него, вглядываясь в сумрак. Но понаблюдать ему не дали – в зад впился какой-то кусачий паразит. Сильвестр придавил его, поправил маскировочный куст папоротника на каске, надел защитные очки и замер.
Постепенно становилось все темнее, тени сгущались. Сильвестр изо всех сил напрягал зрение, но деревья и тени сливались в единый фон, и выделить что-то было почти невозможно.
Сильвестр сосредоточился на огромной метелке древовидного папоротника, минут пять смотрел на него и вдруг краем глаза увидел какое-то движение.
Он быстро посмотрел туда, где промелькнула тень. Там с высокого тонкого ствола свисали змеи ротангов, но ничего подозрительного не было. Сильвестр посмотрел еще раз, и тут в самой глубине леса, в зеленом воздухе, зашевелились какие-то фигуры.
Не раздумывая, Сильвестр схватил винтовку, взвел затвор и длинной очередью полоснул по зеленым призракам. Очередь срезала ветки и листья, они упали на покрытую перегноем землю.
Сзади раздались крики и топот. Сильвестр оглянулся. Весь взвод был здесь, готовый к стрельбе с колена. Впереди стоял Дойли, подергивая щекой. Дойли сжимал в руках пулемет. Несмотря на темноту, он был в темных очках. Наверное, ему было все равно – косящий глаз ничего не видел ни в темноте, ни на свету.
– Был контакт? – сдавленным шепотом спросил он у Сильвестра.
– Не знаю… – протянул Сильвестр.
– Двое за мной. Остальные остаются здесь! – скомандовал сержант.
Они быстро двинулись вперед и исчезли в зеленом сумраке. Сильвестр, приникнув к прицелу, ждал. Зеленые и черные тени пробегали где-то на краю зрения. День быстро угасал, стремительно надвигалась тьма, а взвод напряженно ждал.
Наконец показался шумно топающий и звенящий оружием сержант в сопровождении Смита и Робинсона.
– Никого. Возвращаемся.
Взвод, хрустя ветвями и разговаривая, ушел. Сильвестр снова остался один, напряженно вглядываясь в темно-зеленый сумрак. Сумрак сгущался, из зеленого постепенно стал черным. Эта чернота была обманчивой, в любой момент из нее могли выскочить желтолицые узкоглазые воины, перебить их всех и скрыться в зарослях.
