Эта группа в ЦРУ решила доказать свою правоту и заставить Носенко во всем признаться. Его продержали три с половиной года в условиях, близких к тем, которые существовали в советском ГУЛАГе. Носенко кормили впроголодь, он был лишен естественного освещения, ему не давали одеяла, зубной щетки и пасты, не разрешали мыться (лишь изредка позволялся душ) и выполнять физические упражнения. Его подвергали грубым допросам, при этом некоторые вопросы готовил Голицын. Однако Носенко ни в чем не признался, и в конце пути ЦРУ ни на йоту не приблизилось к тому, чтобы установить истину(20).

Внутри ЦРУ возникли три течения: антиносенковское, проносенковское и официальное. Представители первого продолжали утверждать, что его подсунул КГБ. В подтверждение этого тезиса они заявляли, что Носенко соврал, по крайней мере, раз двадцать, особенно в той части, где он рассказывал о своем прошлом. Кроме того, выяснилось, что он не может ответить на очень много вопросов, касающихся сферы деятельности КГБ. Носенко даже не смог дать описания кафетерия в здании Комитета государственной безопасности. Сторонники первого течения считали, что по этим фактам не было получено вразумительного разъяснения, снимающего с Носенко все подозрения.

Апологеты второго направления считали, что любого перебежчика следует оценивать без предубеждения, и единственным критерием при этом должно быть качество представленной этим человеком информации. Информация Носенко, по мень

[342]

шей мере, была не хуже той, что поступила от Голицына, а может быть, даже и более ценной. В докладе ЦРУ, распространенном внутри самого ведомства, говорилось, что, после того как Носенко выдержал допросы, проведенные во враждебном тоне, он в дружеской беседе сообщил сотрудникам ФБР еще о девяти случаях советского шпионажа.

Официальное направление было представлено заместителем директора ЦРУ Руфусом Тейлором. Изучив указанный доклад, он пришел к выводу, что между информацией Голицына и сведениями, полученными от Носенко, нет серьезных противоречий. Тейлор рекомендовал воспринимать Носенко без предвзятости, лишь на основе представленной им информации. Влияние сторонников Носенко сразу возросло, и в 1975 году он бы принят в ЦРУ в качестве консультанта по вопросам контрразведки - успех, которого добивались лишь немногие перебежчики. Во время написания данной книги он все еще занимал этот пост(21). Но все же подозрения в отношении Носенко так и не рассеялись полностью. В 1978 году специальный комитет палаты представителей по проблемам политических убийств занимался изучением прошлого Ли Харви Освальда. Комитет затребовал дело Носенко, поскольку последний в свое время утверждал, что во время пребывания Освальда в Советском Союзе КГБ не проявлял к нему никакого интереса. Выслушав Носенко и подвергнув его перекрестному допросу, комитет пришел к убийственному выводу. Обнаружились существенные противоречия в данных, предоставленных им ЦРУ и ФБР, с одной стороны, и самому комитету - с другой. Носенко, например, сообщил комитету, что КГБ держал Освальда под неусыпным контролем, вплоть до перлюстрации писем, прослушивания телефонных переговоров и осуществления наружного наблюдения. Между тем в 1964 году он же уверял ЦРУ и ФБР, что "наблюдение за Освальдом не велось". Далее в официальном отчете комитета говорится: "Ранее Носенко утверждал, что после попытки самоубийства Освальд не подвергался психиатрическому обследованию, однако в 1978 году он подробно излагал комитету содержание прочитанного им в свое время доклада о результатах такого обследования". В конечном итоге комитет так и не сумел дать окончательный ответ по делу Носенко. Манера, в которой обращалось с Носенко ЦРУ (лишение свободы), и стиль допросов практически уничтожили его, по мнению комитета, как надежный источник информации по делу, связанному с убийством президента Кеннеди. Тем не менее комитет пришел к убеждению, что Носенко лгал в отношении Освальда. Причины этого могут быть различными, говорилось в отчете комитета, от желания преувеличить свое собственное значение до стремле

[343]

ния провести дезинформационную акцию со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями[*Конечно, существует еще одна возможность. Носенко, будучи сотрудником ЦРУ, наверняка обсуждал там свои показания, прежде чем предстать перед сенатским комитетом. Без согласия ЦРУ он не мог предложить комитету версию, противоречащую тому, что он говорил ранее. Таким образом, третья возможность заключается в том, что ЦРУ по ведомой лишь ему причине хотел заставить специальный комитет палаты представителей поверить в то, что КГБ весьма интересовался Освальдом].(22).

Уже говорилось о том, какая связь существовала между Носенко и "Федорой", бывшим в течение длительного срока советским сотрудником ООН. Именно показания "Федоры" подтверждали, что Носенко является истинным перебежчиком. Враги Носенко почувствовали, что их точка зрения получает новую поддержку, после того как ФБР начало испытывать сомнения в отношении "Федоры". К 1980 году ФБР было уже на 90% убеждено, что "Федора" является советским агентом и что он находился под контролем Москвы все время, включая и тот период, когда он выступал в поддержку Носенко. (Последние 10% сомнений исчезли, когда в 1981 году по окончании своего контракта с ООН "Федора" вернулся в Москву.) Следуя простой логике, можно было бы прийти к выводу, что с падением "Федоры" пал и Носенко, а Голицын был отомщен.

Однако в мире тайн жизнь не настолько проста. Сотрудник контрразведки Клэр Эдвард Петти решил применить ко всем событиям, последовавшим за появлением Голицына, принцип "кому это выгодно?" и провел на свой страх и риск собственное расследование. Петти принял за основу утверждение Энглтона о том, что в ЦРУ внедрен вражеский агент с целью нанести ущерб разведывательной деятельности США. Затем он выдвинул предположение, что Голицын, Носенко и "Федора" являются орудием плана КГБ, направленного на защиту своего подлинного тайного агента, человека, который своими необоснованными подозрениями нанес огромный урон деятельности ЦРУ, восстановил сотрудников друг против друга, посеял тревогу в дружественных разведывательных организациях и позволил КГБ торжествовать, а именно Джеймса Энглтона! (По крайней мере, один из руководителей СИС думал точно так же. Мы обсуждали с ним то, что этот человек назвал "синдромом Энглтона", и он сказал мне: "Если принять во внимание тот разлад, что внес в ЦРУ Голицын, то остается сделать вывод: именно Энглтон оказался самым эффективным агентом КГБ".) Как из доклада Петти, так и из его последующих высказываний трудно понять, насколько искренне он верил в то, что Энглтон был тайным агентом КГБ. Возможно, он просто хотел показать своим расследованием тот тупик, в который завел ЦРУ