***

Потянувшись на нарах, в старом красноармейском обмундировании, я в шестой раз сообщил соседу по камере, что не курю и куревом не богат, сам же мысленно вернулся к последней неделе. Да, с момента как мы отправили на Большую землю последних узниц, всё же вывезли всех, прошла всего неделя. Особо нам по тылам покататься не удалось, дня четыре всего, так, покошмарили железную дорогу, полностью нарушив сроки перевозок на двух ветках, я своё хранилище заполнил до полного, два квеста выполнил с мелкими наградами, как вдруг получил срочный приказ ударить по обороняющимся немецким войскам с тыла, и помочь десантникам организовать плацдарм на берегу Вислы. Удалось это сделать, хотя я оба танка потерял, но плацдарм был создан малой кровью и стремительно расширялся, несмотря на то, что немцы сюда кидали свои последние резервы. На плацдарм перекинули два наплывных моста и пошли дивизии прорыва Второй Ударной армии генерала Власова. А меня взяли особисты из штаба фронта, там же, на плацдарме, я с семью бойцами из своей мангруппы, что уцелели, в рванном и обгорелом комбинезоне, сидел в стороне, мы в себя приходили, жаркая драка была, ещё зной этот. Знаете, за что меня арестовали? На наших вышел высокопоставленный офицер Вермахта, полковник, и сообщил, что я из своего танка расстрелял пленных, из бывших советских военнослужащих, настоящих, не поддельных, чему привёл доказательства, несколько приказов и рапортов. Приказы на отправку группы пленных из такого-то лагеря по таким-то координатам, наряды на стройматериал, на ремонт дорог. Не подкопаешься. Чую тут поработал мой дружок, или подружка, фиолетовая метка, слишком всё качественно обставлено было. Наши почему-то этой хне поверили, и начались допросы с силовыми воздействиями. Били, если проще. Хорошо на мне всё как на собаке заживает, благодаря аптечке. А так похоже валить нужно, я уже решил, снова поведут на допрос, уничтожаю всех там, по фигу на голубую кожу, и сваливаю. Пора вернуться Шестакову, а то что-то немцы совсем расслабились, вон, на меня анонимки пишут и ещё полковников используют для усиления доказательств.

В принципе это пока всё, у особистов я вторые сутки нахожусь. Стало ясно что разбираться не будут, им проще меня шлёпнуть, вроде к военно-полевому суд всё готовят, так что готовимся уйти. Конвой убивать не буду, а вот тех, кто избивал... Охотно. Так что дождёмся, когда вернут в полуземлянку, где те кулаки чешут о подозреваемых, выбивая признание. У меня вон из-за их действий два новых зуба растут, чешутся, весь в синяках. Тут пришлось перейти на ручной режим аптечки, оказывается, и такой был, а то бы всех насторожил что синяков нет. Внутри всё вылечено, а вот кожа имеет следы. Причём били и по лицу, не заботясь о следах, а это значит меня списали. Вон у нас в камере-землянке ещё трое таких, и ещё у двоих белые чистые лица, их избивают, но аккуратно, значит, шансы что отпустят есть, и не малые. Вообще, Особые отделы они разные, и подход к работе у служащих тоже отличается. От начальства зависит, а нам не повезло попасть в отдел, где начальник разрешает применять такие действия. Карьерист.

Можно сказать, дождался. Скрипнула петлями деревянная крепко сбитая дверца, и раздался глухой прокуренный голос одного из охранников:

- Кириллов, на выход. С вещами.

Из вещей у меня особо ничего и не было, красноармейскую форму выдали, когда я то горелое тряпьё скинул, что ранее было моей формой и комбезом. Хорошо все документы в хранилище. Да, мы ничего не сдавали перед отправкой в тыл. И документы эти я сохранил, в личном деле стояла отметка, что документы сгорели, пока я в танке находился. Так что у меня старая, но чистая красноармейская форма, сильно потрёпанная шинелька, тоже солдатская, да сапоги. Причём те же самые, с брезентовым верхом, якобы из училища. Чуть покоробились от жара, но не более. Людей я в том бою за плацдарм, пока мы прорывались через две полосы обороны, потерял немало, но и сделано было много. Из моего экипажа только Вано уцелел, но его с ожогами ещё до моего ареста отправили в госпиталь, как и ещё шестерых раненых. Те семеро считали, что если и ранены, то легко, поэтому и были свидетелями моего ареста, что их явно возмутило, но ничего делать те не стали, документы у особистов были в порядке, тем более их сопровождал офицер из штаба нашей танковой дивизии, которого я знал лично. Больше ничего при мне не было. И шинель не хотели давать, но я сообщил что мерзглявый, вот и выдали укрываться. На самом деле подстилки на нарах не было, голые доски, а с шинелькой хоть неплохо. На двоих хватало, на меня и капитана, что положил целый батальон в глупой атаке. Это ему так заявили, но тот выполнял прямой приказ из штаба полка, о чём почему-то забыли. Хотя, возможно его и выпустят. Лицо не портили, а сам тот признание не подписывал. Крепкий и принципиальный. В общем, нашли крайнего. К слову, все в нашей камере светились зелёным, даже оранжевых не было, не то что красных. Вот в соседних камерах разные метки, были и красные.

Что происходит, пока не ясно, скорее всего суд ожидается. Подумав, оставил шинельку капитану, ему нужнее. Вот так ёжась, придерживая красноармейские шаровары, а что, ремня у меня нет, я и направился следом за конвойным в сторону землянок Особого отдела. Почему меня подставили, это ясно, чтобы я оказался в нужном месте в нужное время. Потому я не удивился появлению знакомой фиолетовой метки в полукилометре от штаба фронта, где и разместился Особый отдел. Вообще не так, штаб фронта находится в польском городке, там и погиб мой первый тяж на баррикаде, а Особый отдел в двух километрах от городка, на окраине небольшого леса разместился. Метка светилась в открытом поле, видимо хорошая маскировка. Более чем уверен, что там снайперская винтовка. Два моих вывода к следователям метка прощёлкала, позже появилась, в третий раз в темноте меня вели, а сейчас стреляй не хочу, если опознает конечно. Опознала. Я ускорил шаг и двигался так, чтобы между стрелком и мной был тот конвоир. Никаких добрых чувств я к нему не испытывал, понимаю, что служба, но тот служит именно в Особом отделе. Убивать сам не буду, уже решил, а использовать чужие руки, то почему бы и нет? Мне на него плевать. Конвоира снесло, и чуть позже хлёстко донёсся далёкий выстрел. Я тоже рухнул на землю. Пули явно доработанные, разрывные, чтобы с гарантией поразить. Метка конвоира мигая гасла, наглухо положили. По звуку выстрела наша «СВТ» работала, так что я активно пополз, пока вокруг бегали и отдавали команды. Приметив одного из следователей, я вскочил и рванул к нему, и тут же рухнул. Пуля, пролетела надо мной, и попал тому в грудь. Смотрика, получилось, сам не ожидал, но дальше так играть со смертью я не хочу. Следователю просто оторвало руку, фактически всё плечо вынесло, это что за патроны такие?! А я скатился по ступенькам в ближайшую землянку. Даже не знаю, что там, мимо водили несколько раз, но не сюда.

- Что там? - спросили у меня со спины.

Обернувшись, я увидел, что ткань защитного цвета плащ-палатки отведена в сторону, та заменяла дверь, и на меня смотрят большие карие глаза девушки в форме сержанта-связиста, а в помещении рассмотрел часть стола и угол радиостанции. Понятно, что за землянка. В руках девушки дрожал «Наган», но ствол был направлен на меня.

- Снайпер работает, двоих уже из ваших загасил. Надеюсь его не сразу уничтожат, и он побольше вашего брата в ад отправит.

- Ты задержанный, - уверенно сказала девица.

- Да ты что? Правда, что ли? - сарказм из меня так и лился. - Какая ты догадливая, прямо сыщик из агентства Пинкертона. Это ты по старой форме поняла, или избитому опухшему лицу?

- Держи руки, чтобы я видела. Бандит!

Пока мы общались, местные смогли выяснить направление откуда стрелок вёл огонь, и рванули туда. Пусть стрелок активно шевелил мослами, отползая в сторону, но думаю зря старается, всё равно найдут, там и собаки были.

- Уже до бандитов дошёл? Это с чего мне такое счастье? - спросил я, и чуть привстав, ещё раз подтянул шаровары, а то они заметно сползли, пока я тут катался. По ступенькам.