Я же поспешил в обход основной группы, ко второй паре. Вот тут я не успел, они сняли часового, хорошо работают, я как не вслушивался, так ничего и не услышал, но одна изумрудная метка погасла. Вот гады. Также с двух рук по одной пуле каждому в голову. Я обоих отработал, когда те переносили тело убитого бойца в сторону. Осталось восемь. Я поспешил к основной группе, дозарядив «Наганы», когда приметил что три метки покинули группу, отходя в сторону. Я понял, что это радист при двух охранниках, когда их уже ликвидировал. Радистом оказалась девушка, блондинка, очень красивая. Я на миг осветил их фонариком с синим светофильтром. После чего подойдя к основной группе, оружие у меня снова заряжено до полного и открыл огонь. Двум первым в затылки, я хотел забрать форму, немцы были в советских камуфляжных костюмах, хочу прибрать с оружием. Оно тоже советское. Вот так первым двум в затылки, пользуясь внезапностью, остальных беспорядочной стрельбой завалил. Причём один здоровый немец, точно немец, ругнулся, успел откатится и две первых пули только зря взрыхлили землю, но две следующие тот словил неплохо, наповал, после этого пробежался и добил. Дальше скорый и спорый сбор трофеев. Оставлял я только обнажённые тела, убирая окровавленные тюки одежды, где они окровавленные были, с прицепленным к ним оружием, в хранилище. После этого и по трём другим группам пробежался, также всё прибрав, включая всё с девицы. У неё под маскхалатом была женская униформа с погонами старшего сержанта медицинской службы. Только тело молоденького солдатика не трогал, всё при нём оставил. И через то место где он на посту стоял, вернулся к своим, снова посетил отхожее место, тут утоптанное место, собаки след не возьмут, и оттуда уже к своим, вскоре накрывшись плащ-палаткой. Почти час меня не было, но этого никто не видел, спали. А от сгоревшего пороха, всё же комбез мой провонял слегка, я намазался хвоей, тут в лесу были и ёлки, пусть лучше ими пахнет. Вот так и пытался уснуть, да не получилось. А тревогу подняли.
Патрули окликали каждый пост, на пути, а тот солдатик не отозвался, начали фонариками светить, обнаружили следы волочения, ну и тревогу подняли. Мой экипаж сидел в танке, ожидал отбоя, пока рота солдат прочёсывала лес. Всех они нашли, и убитого бойца, и обнажённые тела диверсантов. Поначалу решили, что это свои, особисты начали выяснять не пропала ли в дивизии или у кого из соседей группа бойцов, но потом на трёх телах нашли татуировки эсэсовцев, и разобрались, что это и есть противник. Однако, что произошло, разбирались до утра. Нам отбой тревоги в три часа утра дали, и снова вскоре уснули, а особисты в лесу до обеда работали, собак гоняли, пытались следопыта задействовать, и такого нашли, но там рота так натоптала, что ничего уже не ясно. В общем, тела похоронили, доклад ушёл наверх, но мне от этого ни холодно, ни жарко, я с экипажем продолжал пока теоретическую учёбу. Из всего экипажа на таких тяжах, только я и заряжающий воевали, остальным танк незнаком. Зайцев, вообще артиллерист, из противотанкового дивизиона, отметился своим точным огнём, вот его и перевели в танкисты, чему тот был рад.
В общем, служба так и тянулась, личного пространства у меня фактически не было, я подумывал форму, снятую с диверсантов, постирать в озере, что не так и далеко от деревни раскинулось, точнее озеро за деревней было, но куда там, тут столько глаз, что не рискнул. Даже ночью. Вот так пять дней и прошло. Из новостей, Ригу наши всё же взяли, и добивали оставшиеся очаги сопротивления окружённого противника. Другие войска наступали в сторону Гданьска. Недели за две должны дойти. В общем, фронт выпрямился, и Рокоссовский двинул свои войска. Однако нас пока не трогали, как я понял мы пойдём в прорыв, расширяя его и создавая небольшие мини-котлы. Да, служба при штабе много информации даёт, то тут пару слов услышишь, то там. Кобрин наши вязли, наша дивизия не участвовала, но снялась с места и двинула следом за наступающими войсками. Наш танк, глухо порыкивая двигателем, шёл во главе штабной колонны. Не повезло мехводу, сам Кобрин остался по правую сторону, километрах в двадцати, мы по понтонному посту переправились через речку и двинули дальше, не узнал как там его родные, в порядке или нет? Городских боёв в городе было мало, Кобрин охватили с двух сторон, но они всё же были. Дивизия прошла за два дня около тридцати километров, и встала, как я понял, надолго, слишком хорошо обустраивались. Правда, это тоже ничего не значат, могут вскоре дальше направить.
- Старшина, ты на мотоцикле ездить умеешь? - помогая маскировать танк маскировочной сетью, спросил я.
- Так точно, умею.
- Хорошо. Переоденься в лучшее, лоск наведи. Я скоро вернусь.
Отойдя в сторону, я достал мотоцикл, сидор пустой, в который сложил продукты питания, швейные иголки, мыло, и всё что ценится в тылу, и верхом на мотоцикле подкатил к танку. Видно, что тот трофейный.
- Держи, - протянул я тому листок, поддельной увольнительной. - Увольнительная, поддельная, сам от руки накидал. Это конечно филькина грамота, ничего не значит, но если что, отбрехаешься от постов. Постарайся с ними вообще не встречаться. А сейчас бери мотоцикл, этот вещмешок с подарками для семьи, и езжай, проведай. Но чтобы вечером был тут как штык. Да, «ППШ» возьми, с одним «Наганом», если что, не отобьёшься.
Старшина натурально заплакал от избытка чувств, но быстро справился с ними, запинаясь поблагодарил и вскоре пыль скрыла его. Двигался тот к дороге Брест-Кобрин, тут до неё недалеко, километров шесть. А мы тянули время, изображая что экипаж полон, так до вечера и дотянули, дивизия действительно пока стояла, немцы там на берегу реки создали довольно сильную оборону, и наша артиллерия её разносила. Старшина вернулся за час до наступления темноты, крепко меня обнял, и сообщил:
- Живы мои, даже мама. Дом у нас на окраине, в погребе прятались, говорят стрельба страшная стояла, но выжили. Никто особо и не пострадал, только стёкла в окнах выбило. Сына вот в Германию увезли прошлым летом, остальных моих детей спрятали. Ничего, будем в Германии, найдём.
- Найдём, - кивнул я. - Иди поужинай, мы тебе котелок с кашей оставили.
Старшина ничего не привёз, голодно в семье было, немцы всё вымели, так что подарки что тот увёз, здорово помогли его семье. Мыло и иголки продали на рынке, он уже открылся, стихийный базар, купили овощей, картошки несколько мешков, даже пяток кур и козу. Хоть что-то. Пока старшина рубал кашу, я быстро укатил мотоцикл, положив в высокой траве на бок, и отправил хранилище, как и очки, что с ним в комплекте шли, бак пустой, но ничего, заправлю. Ну а тот описывал как дома было. Картошку, что те купили, будут сажать. В этом году из-за немцев не садили, нечего садить было, даже огрызки на еду пускали. А сейчас торопливо вскапывали огород и сажали. Картошку резали на четвертинки, и в землю, половину огорода успели посадить, остальное завтра, да и поделились с соседями. У них та же беда. Я это всё предполагал, потому в вещмешке были в основном ценные вещи. Да и что там, три банки свининой советской тушёнки, две жестяных банки с конфетами немецкими, это из провизии всё, три пачки швейных иголок, ценность сейчас большая, три пары наручных часов, шесть брусков мыла, и две пачки соли и пачка чёрного молотого перца. Это всё что ушло в вещмешок. Вот тот и рассказывал, как распорядился богатством. Конфеты детям, надо же порадовать, остальное продал на стихийном рынке. Овощи, зерно и картошку взял. Смог найти ротного старшину сапёрного батальона, что в Кобрине встал, за три банки тушёнки тот выделил двенадцать бойцов, с инструментом. Двое плотники, вставляли стёкла, мой мехвод купил на рынке несколько кусков, хватило остеклить, да ремонт дома проводили, ещё один косил траву для козы, остальные вскапывали огород, а жена с матерью, и две старшие дочки старшины делали грядки, да картошку сажали. Бойцы успели весь огород вскопать, но посадили пока только половину. Пусть поздно, сегодня было семнадцатое июня, но хоть так. Деловая жилка старшины меня подивила, но тот для семьи старался, так что прав он во всём. Остальные члены экипажа тоже переживая слушали рассказ старшины. Я один в экипаже не женатый. Даже у Зайцева была жена и кроха-дочка. Да, так и есть, но старшина по количеству детей впереди был. Пятеро у него. Единственного сына угнали в Германию, осталось четыре дочки, старшей пятнадцать лет. У сибиряка-заряжающего двое детей, два сына, и вот у Зайцева одна дочка.
