И все это в захолустном Николаевске, где она росла. Сам по себе город уже был богат вольнодумными бунтарскими традициями. Вырос из старообрядческой общины, коих немало появилось в тех приволжских краях, в поймах рек Большой и Малый Иргиз, в годы правления императрицы Екатерины Второй.
Одна из общин нашла в тех краях старую мечеть, ну и облюбовала местность возле нее, назвав возникшую слободу Мечетной. Поначалу была всего-то одна улица, на которой поселились пара сотен с небольшим человек.
Именно там, на берегу Иргиза, где появился в 1770 году и обосновался в Филаретовом скиту бежавший с Дона дезертир и казнокрад Емелька Пугачев, именно там, по живущей в тех краях легенде, он решил назваться якобы чудом уцелевшим императором Петром Третьим.
Шли годы, давно уж забылось разгромленное Пугачевское восстание, слобода разрослась, и Указом императора Николая Первого от 18 декабря 1835 года образовано было в заволжской части тогдашней Саратовской губернии три уезда, а слобода Мечетная стала городом Николаевском, который с 1 января 1851 года вошел во вновь образованную Самарскую губернию. Связан город и с именем Василия Ивановича Чапаева, по предложению которого он был переименован в Пугачев, в честь входившей в состав знаменитой 25-й дивизии Пугачевской бригады.
Но до этого было еще далеко. В восьмидесятые годы девятнадцатого века и Самара, и городок Николаевск жили своей жизнью, которую будоражили иногда неожиданные происшествия, подобные тому, что произошли в семье матери будущего писателя.
Сватовство молодого богатого графа к Александре Тургеневой было для городка делом необыкновенным. Оно сразу обросло пересудами.
Граф настаивал тем решительнее, чем упорнее было сопротивление, тем более известно, что такие вот неудачи еще более разжигают чувства. В этом упорстве Александра Леонтьевна усмотрела и еще один момент. Граф вел себя по принципу: богатым все дозволено. А ведь она как раз и осуждала подобное поведение.
Граф все-таки сменил дерзость на покорность, неразделенная любовь сбила былую спесь, и в конце концов юная красавица снизошла до него, чем даже родителей удивила, но и обрадовала.
Объясняя свое согласие выйти замуж за графа Толстого, она в 1873 году писала отцу:
«Я прежде думала о графе с жалостью, потом как о надежде выйти за него замуж и успокоиться, потом, видя его безграничную любовь, я сама его полюбила, да, папа, называйте меня, как хотите, хоть подлой тварью, как мама называет, но поймите, Христа ради, недаром же у меня бывают минуты, когда я пью уксус и принимаю по пяти порошков морфию зараз».
Граф был счастлив. Но счастлива ли была юная графиня? Впрочем, семья есть семья. Пошли дети – сыновья Александр и Мстислав, затем дочь Елизавета.
Граф Николай Толстой горячо, искренне, до самозабвения любил свою жену. Какие он писал ей письма!
А. Л. Толстая (Тургенева)
«Мама моя, сердце мое, люба моя, опять-таки нет письма от тебя, без тебя солнышко не светит, что с тобой, моя святая? Я просто не знаю, что мне делать, все постыло, кроме тебя, ни к чему рук приложить не могу, ни мыслить, ни делать, – ничего не в состоянии. Хорошая моя Мося, смилуйся надо мной, – я с ума схожу. Целый день только смотрю на твой образ, разговариваю громко с тобой, молюсь тебе, святой и в святых. Сердце сжимается, холодеет кровь в жилах, – я люблю тебя безумно, люблю как никто, никогда не может тебя любить! Ты для меня все: жизнь, помысел, религия; ты для меня высшее существо; тебе молюсь, всеми силами души боготворю тебя, прошу милосердия и полного прощения; прошу позволить мне служить тебе, любить тебя, стремиться к твоему благополучию и спокойствию. Саша, милая, тронься воплем тебе одной навеки принадлежащего сердца! Прости меня, возвысь меня, допустив до себя. Прости, целую тебя крепко, крепко; бедная моя голова, не знаю, как она не лопнет от той массы дум, которые роятся безостановочно в ней, – день и ночь. Господь с тобой, крепко тебя целую, твой любящий, верный по смерть муж и лучший, преданный друг Коля. Целую милых деток, дай им Бог здоровья, об остальном, раз они с тобой, просить нечего…»
Обратим внимание на стиль письма. Алексею Толстому было у кого унаследовать литературный талант и высокий, изящный стиль изложения. Мы знаем, что его мать была писательницей. Но и отец обладал несомненным талантом, просто так сложилось, что он не использовал его в жизни. А ведь если сравнить с ответным письмом его жены, матери будущего писателя, можно еще поспорить, чей стиль выше и изящнее. В ответе на столь откровенное, яркое, пронзительное письмо графиня писала довольно сухо, не показывая совершенства изложения. Между тем письма писателей, любые, деловые ли, а тем более любовные, всегда особенны, всегда высокохудожественны.
Так вот, графиня Александра Толстая отвечала мужу не с благодарностью за его признания, а с укором:
«Милый Коля, вчера получила разом твоих два письма. По правде сказать, я нахожу, что ты малодушничаешь, по обыкновению. Что это за страсть такая, которую ты и сдержать не можешь? Нехорошо до такой степени распускать себя и быть не в силах перенести разлуку, которую часто придется переносить. Не можем же мы постоянно жить вместе, это немыслимо. Ты только представь себе положение: ты – обуреваемый страстью, и я – тяготящаяся этой страстью. По правде сказать, только теперь я отдохнула нравственно. Нельзя, мой друг… Я здорова, не весела, но по крайней мере спокойна, очень много сижу дома, постоянно вожусь с детьми, пишу, корректирую, читаю. Минуты почти даром не пропадает. Только такая жизнь мне по душе, только один упорный труд может поддержать мои силы в этой тяжелой, тяжелой жизни.
Я очень редко выхожу из дома, днем некогда, а вечером и подавно. На днях кончится корректура, осталось листа 4. Всего выйдет от 32 до 33 листов, как ты и предсказал…
Целую тебя, милый Коля, будь здоров и бодр, главное, будь человеком. Дети тебя целуют…»
В другом письме она признавалась:
«Я полюбила тебя, во-первых и главное, потому, что во мне была жажда истинной, цельной любви, и я надеялась встретить ее в тебе, не встречая в тебе ответа, а напротив, одно надругание над этим чувством, я ожесточилась, и возмущенная гордость, заставив замолчать сердце, дала возможность разобрать шаткие основы любви.
Я поняла, что любила не потому, что человек подходил мне, а потому только, что мне хотелось любить. Я обратилась к жизни сознания, к жизни умственной…»
Весьма, конечно, странное заявление о том, что тяготится страстью. Тут и ответ о силе чувств. Она явно не по любви вышла замуж, а просто отступая перед обстоятельствами. Так ведь в ее окружении не только выгодных партий не было, но и вообще более или менее приличного жениха не подворачивалось.
Сам Алексей Николаевич Толстой писал в своей биографии:
«Самарское общество восьмидесятых годов – до того времени, когда в Самаре появились сосланные марксисты, – представляло одну из самых угнетающих картин человеческого свинства. Богатые купцы-мукомолы, купцы – скупщики дворянских имений, изнывающие от безделья и скуки разоряющиеся помещики-“степняки”, – общий фон, – мещане, так ярко и с такой ненавистью изображенные Горьким… Люди спивались и свинели в этом страшном, пыльном, некрасивом городе, окруженном мещанскими слободами…»
Возможно, конечно, Алексей Николаевич несколько сгущал краски в пользу советского времени. Писал-то он в 1942–1943 годах, а потому и делал такие замечания, что до появления ссыльных было совсем плохо. Но он хотел показать на контрасте, почему его мать совершила тот поступок, который совершила.
А вот как рассказал о появлении разрушителя семьи, к которому, кстати, относился с большим уважением:
«Когда там появился мелкопоместный помещик – Алексей Аполлонович Бостром, молодой красавец, либерал, читатель книг, человек с “запросами”, перед моей матерью встал вопрос жизни и смерти: разлагаться в свинском болоте или уйти к высокой, духовной и чистой жизни. И она ушла к новому мужу, к новой жизни – в Николаевск. Там моей мамой были написаны две повести “Захолустье”».
