– Да как? Ты в обычное время учишься не очень, когда болеешь – учишься не очень, а сейчас чего начал?! У тебя любовь вечная, какие могут быть уроки?
Я всегда усмехался, когда Пэрриш говорил о нас с Аннабель: мы тогда даже не встречались, а он планировал уже и свадьбу, и совместную жизнь, и так далее. А я не придавал этому особого значения: мы же всего лишь подростки, что серьёзного может выйти из влюблённости в это время.
– У вас будут такие красивые дети! – говорил он с восхищением, – Ты у нас парень хоть куда, про неё я вообще молчу. Но только не ревнуй!
– Я даже и не собирался, – я был очень сосредоточен на том, что готовил для Аннабель.
Я, наконец, собрал всю свою смелость в кулак (а её немного) и решил предложить Аннабель стать моей девушкой. Да, мне было 16, я был ужасно скромен и труслив. Я поразмыслил, что идеально было бы посвятить девушке моего сердца стих, которые писать я не умел, на минуточку, и подарить ей его вместе с букетом цветов и чем-нибудь ещё. В момент моих размышлений, пока я отвлёкся, Малкольм выхватил лист прямо из-под моей руки и, смеясь, начал читать вслух, пытаясь попутно убежать от моих яростных побоев.
– В моих… Ай! Отстань! В моих садах цветёт сирень. Отвянь, Говард.
– Отдай, Пэрриш! Ну не дури, ну! – мы прыгали по кроватям и толкали друг друга.
– Так, всё! Моё! – он прижал лист к груди, – Не отдам!
– Ой, да иди ты! – я обиженно отвернулся от него.
– Хаха! Итак, дебют Адама Говарда и попытки в поэзию. Кхм, кхм кхм…
В моих садах растёт сирень,
В твоих – цветут тюльпаны.
В моих садах есть свет и тень,
В твоих – терять хоть каждый день
Себя я не устану.
Я помню ангельский твой взгляд
И снег в твоих ресницах;
Тогда был розовый закат,
Над нами ангелы парят,
Мы – новая страница.
Ты – след далёких облаков,
Что солнце обняли, любя;
Ты пишешь краской вместо слов,
Ты любишь книги и котов,
А я… люблю тебя.
Он оторвался от чтения и поднял голову, глядя на меня с открытым ртом. Я скептически поднял бровь, ожидая реакции от друга.
– Роза одна, красная, коробка конфет с шоколадом и кольцо, которое цвет меняет… – он указывал на меня пальцем, широко раскрыв глаза, – Ты меня понял?
– Понял… – я кивнул головой и принял свой драгоценный лист из рук друга.
На следующий день я отпросился на несколько часов у директора и с благословением Малкольма отправился на самую важную миссию в своей жизни – покорение дамского сердца. Я купил самую красивую и большую красную розу, какую только нашёл, коробочку шоколадных конфет и то самое «кольцо настроения». Ну, думаю, ты такие видел и знаешь. Тогда их популярность уже сходила на нет, но в душе каждая девушка мечтала о такой причудливой вещице.
Аннабель уже должна была ждать меня в сквере, где мы обычно проводили своё время. Когда я подошёл, она уже стояла на месте. Я решил поступить так же, как парни во всяких мелодрамах – закрыть ей глаза и спросить: «Угадай, кто это?». Она накрыла своими руками мои и повернулась с широкой улыбкой. При каждой нашей встрече я был готов по нескольку часов говорить о том, как она прекрасна; и сейчас: её волосы были выпрямлены, глаза слабо подведены, на её плечи было накинуто серое пальто поверх белой рубашки, заправленной в светлые широкие джинсы. Я торжественно вручил ей всё, что купил, и прочёл стих, запинаясь на каждой строчке. Я иногда поднимал взгляд от трясущегося листка на девушку: она хлопала глазами, а на лице её застыло выражение удивления и… не знаю, чего ещё. Когда я закончил, она засияла и, подойдя ко мне поближе, поцеловала меня, взяв меня за свободную руку.
– Так ч-что же?.. – я по-прежнему запинался и дрожал, как осиновый лист, – Ты б-будешь…
– Да! – я не успел ещё договорить, как Аннабель прервала меня.
С моих плеч упал тяжёлый груз в виде моей трусости. И тут я заметил вдалеке моего отца, который, чуть заметив меня, направился прямо к нам с Аннабель.
– Привет, молодёжь! Как дела, Адам? – он вприпрыжку подошёл и положил руку мне на плечо, а другой потрепал мои волосы.
– А?.. Отлично, – я смутился и потупил взгляд.
– Ой, извините, – он обращался к Аннабель, которая, казалось, совсем не понимала, что происходит, – Айзек Говард, приятно познакомиться.
– Аннабель Отис, взаимно! – она пожала руку моему отцу, – А ты не говорил, Адам, что у тебя есть брат.
Лицо моего отца в тот момент было неописуемо: смешались в кучу гордость, радость и что-то ещё. Он тряхнул волосами и ослепительно улыбнулся.
– Тогда я буду братом с сегодняшнего дня. У меня есть вопросы к твоей матери теперь, Адам.
– Ооооой! Так вы… – Аннабель была правда поражена, – Вы просто так… молодо выглядите.
– Спасибо, юная леди. Так, я домой, братец. Передавай твоему бедолаге «привет».
Отец ушёл, смеясь, оставив нас с Аннабель наедине со смущённостью и зарядом позитива на остаток дня. Действительно, папа выглядел весьма молодо: его волосы были очень густыми и пшеничного цвета, на лице были лишь мимические морщины, так что, ничего не выдавало его реального возраста. Мне от него достались длинные пальцы, высокий рост и нелюбовь к жаре.
– Так, по довольному лицу вижу, что рандеву удалось на славу, – Малкольм никогда не говорил «свидание», «встреча» – только «рандеву».
– Тебе привет от моего папы.
– Ох-ох-ох, – Пэрриш закряхтел и плюхнулся на кровать, – Я тебе завидую, Адам! Мой если бы увидел кого, никогда не передал бы "привет", не настолько сильно он меня любит. Усыновите меня, ради всех Богов!
– Обязательно, Малкольм, обязательно! – я присел рядом и приобнял друга. – Мама же знает, с чем блинчики ты любишь, а кровать ещё одну купим! – я подмигнул ему.
– Конечно же, купим, братец.
Я его обожал, честное слово.
Глава 13
Школьная рутина началась снова. Не за горами конец года, нас ждала куча работы по всем предметам. Ну и экзамены, конечно же.
Стопки книг, которые брал в библиотеке Пэрриш, возрастали вдвое, и теперь без моей помощи обойтись он не мог. Взгляд библиотекаря становился менее осуждающим, потому что почти каждый брал много книг для подготовки. Однажды я задержался в библиотеке и в коридоре столкнулся с одним из учителей.
– Говард.
– Да, сэр?
– Подойди к телефону, а лучше – позови Пэрриша. Наверное, родители.
Учитель похлопал меня по плечу, и я направился к телефону, попутно захватив с собой соседа.
– Привет, мам.
– Сынок, завтра приезжает твой брат с Катариной. Приезжайте с Адамом вместе.
– Хорошо, приедем.
Они проговорили несколько минут, и мы вернулись в комнату. Малкольм был в хорошем расположении духа теперь: он любил брата и был рад любой встрече с ним.
На следующий день, надев одинаковые костюмы с бардовыми галстуками, мы отправились на семейный ужин. Дверь открыла, по-видимому, Катарина: высокая девушка с огненно-рыжими волосами, убранными в аккуратную причёску.
– Малкольм! Ты так подрос с последней нашей встречи! Ты посмотри: весна только началась, а ты уже весь в веснушках, – девушка говорила с акцентом, щипая щёки Малкольма, от чего тот начинал смеяться, – Здравствуй, я Катарина.
– Адам. Могу поздравить? – я заметил на пальце кольцо.
– А? Да, спасибо, – Катарина улыбалась во все 32.
Пройдя в дом, Малкольм объяснил, что Катарина – немка, отсюда и акцент. Я поздоровался с матерью Малкольма и заметил строгого парня в военной форме с такими же грубыми чертами лица, как и у мистера Пэрриша, но такой же мягкой улыбкой, как у Пэрриша-младшего. Заметив нас, юноша расплылся в улыбке.
– Братец! Сколько мы не виделись? Года три, наверное. Ты всё больше становишься похожим на маму… Декстер, приятно познакомиться. – он протянул мне руку в белоснежной перчатке.
– Адам, взаимно.
Катарина позвала Декстера, кинув что-то по-немецки, и он ушёл, зато, перед нами возник мистер Пэрриш.
