Лорд Гавейн старательно избегал встреч с матерью и младшим братом. Он часто уезжал в горы и обычно не возвращался до темноты. Оставаясь в крепости, он нервничал, но кроме меня этого никто не замечал. Рыцарь оставался неизменно вежлив со всеми, особенно с Мэлгуном, но я-то видел, что даже за важным разговором мой хозяин думал о чем-то другом и не очень обращал внимание на слова собеседника. У меня сложилось впечатление, что где-то внутри он облюбовал себе тихое местечко и отсиживался там, что бы не происходило вокруг. И он постоянно был настороже. Наверное, присутствие матери доставляло ему сильное беспокойство, хотя я и не понимал, что именно его заботит. С братом он тоже старался не встречаться. Вот этого я уже никак не понимал. Руаун и я считали Мордреда на редкость симпатичным человеком.

Однажды я зашел в конюшню и застал там Руауна, обсуждавшего с братом хозяина достоинства одной из лошадей Мэлгуна.

— Эти горные лошадки слишком малы, — говорил Руаун. — Посмотри на эту. У нее же совсем нет холки. В битве держаться не за что. И потом… Вот ты метнул дротик, но ты же очень низко сидишь, чтобы правильно рассчитать бросок. И копьем пользоваться неудобно, если бить приходится снизу вверх. Нет, Мэлгуну не сравниться нашей конницей, если он не станет завозить лошадей из Галлии.

— А если посмотреть с другой стороны, — улыбаясь, ответил Медро, — мы видим, что эти ваши южные лошади, эти галльские боевые кони бесполезны в холмистой местности. Они там просто спотыкаются и падают. А эта маленькая кобылка запросто пройдет и по сугробам, и с горы спустится, даже если там грязь непролазная. Думаешь, коннице южан это под силу?

— Братству — под силу, — Руаун гордо разгладил усы. — Не спорю, условия важны, но однажды мы сражались на севере и шли в атаку на стену саксонских щитов сразу после того, как форсировали реку и взлетели вверх по склону. Помнится, эту атаку как раз возглавлял твой брат…

— Да, Гвальхмаи может оседлать хоть Северный Ветер, — рассмеялся Мордред. — Это ведь он учил меня сидеть на лошади. Хотя мне с ним, конечно, никогда не сравниться!

— На коне, особенно на своем коне, он вообще лучше всех! — заявил Руаун.

— Охотно верю, — снова улыбнулся Мордред. — Просто, когда он… покидал Дун Фионн, никто бы не назвал его таким бойцом, о котором будут слагать песни. Правда, я много лет не виделся с ним. А почему Артур не ставит его во главе конницы?

Руаун повернулся, заметил меня и махнул рукой, подзывая.

— Рис, я уже посмотрел на твою клячу, с ней все в порядке. Лорд Медро, это слуга твоего брата, Рис ап Сион, хороший человек.

Я поклонился, и Мордред ап Лот широко улыбнулся и жестом пригласил меня присоединиться к ним. В голове на мгновение промелькнул мой сон, но сны — вещь неопределенная, часто за ними ничего не стоит. Так что я подошел и прислонился к стене стойла.

— Да, так я спрашивал, почему Пендрагон не доверяет моему брату командовать конницей? — вернулся Мордред к разговору.

Руаун притворно зевнул.

— Да потому, что в битве твой брат теряет разум. Он готов зарубить любого, кто заступит ему дорогу. Если ему суждено пасть в бою, то разве что от копья, прилетевшего сзади. Лицом к лицу с ним никто не совладает. Никто. В бою он не может управлять другими, он даже британского языка не понимает, своих лучших друзей не узнает. Поэтому конницей командует Бедивер. Он-то сохраняет трезвую голову в любых обстоятельствах. Он мыслитель. У него в голове весь план битвы, он всегда знает, кто где находится и кому куда нужно двигаться. А Гавейн так не может.

Мордред выглядел глубоко задумавшимся.

— Значит, разум теряет… Да, пожалуй, это кое-что объясняет… — кажется, он говорил сам с собой.

— Что объясняет? — не понял Руаун.

Его собеседник легко улыбнулся.

— Нет, ничего, это я так… Теряет разум? Что это значит? Я еще не говорил с ним, да и не уверен, что его можно об этом спрашивать. Трудно задать такой вопрос старшему брату.

— Да уж, не просто. — Руаун явно подпал под обаяние Мордреда. — Не знаю, как объяснить… Просто… он сходит с ума. Выхватывает свой меч, и с этого момента ему уже все равно, что перед ним. Он даже ран не чувствует, разве что потом. После битвы иногда падает в обморок. Но зато во время боя бьется за троих. А уж до чего быстр, ты и представить не можешь!

Мордред слушал Руауна очень внимательно. Покивал. Протянул:

— В обморок, значит…

— Он не берсерк, — вставил я. Почему-то мне показалось, что Руаун говорит не то. — Я бы даже не стал говорить про «сходит с ума». Это хозяин так называет. А на самом деле… — мне трудно было подобрать нужное слово, чтобы передать то боевое безумие, которое я однажды видел на лице хозяина. Но тут Мордред сказал: «Да, да, конечно», и вернулся к разговору о лошадях. Говорить с ним было и впрямь приятно, особенно после открытой неприязни всего прочего населения крепости. Его было интересно слушать.

В конце концов, разговор перешел на музыку, и он пригласил нас к нему в дом на следующий день, послушать ирландского арфиста. Мы с Руауном охотно приняли приглашение. Мне польстило то, что Мордред пригласил и меня. А Руаун, я знал, не стал бы обижаться на то, что вместе с ним пригласили и слугу.

Лорд Мордред вместе с несколькими другими оркадскими воинами занимал большой, красивый дом (не чета нашему), примыкавший к покоям королевы Моргаузы. Меня удивило, что ее муж, король Лот, квартировал где-то в другом месте. Лорд Мордред никак это не объяснял.

Когда на следующий день мы пришли туда, никаких других воинов там не застали. Мордред сказал, что они играют в кости в Зале Мэлгуна.

— И арфист подался с ними, — сокрушенно развел он руками. — Но арфу оставил. Ты играешь на арфе? — спросил он Руауна. — Я играю немного.

Руаун тоже немного играл (я понятия не имел, как это делается), и мы расположились у очага. Я сел в сторонке. Мне было неловко.

Мордред постучал в стену. Тут же открылась дверь (я так понимаю, из соседнего дома), и появилась та самая служанка-ирландка, с которой я виделся в кухне.

— А, Эйвлин, — по-доброму обратился к ней Мордред. — Послушай, у мамы еще осталось то галльское вино?

— По-моему, осталось, но леди...

— Вот и хорошо, — не дослушал ее Мордред. — Тащи-ка его сюда. Ты — хорошая девочка. Поухаживай за нашими гостями.

Служанка вздернула носик, но перед тем как уйти, ожгла меня недоуменным взглядом: «дескать, господа-то — понятно, а ты что тут делаешь вместе с воинами?» Тем не менее, вскоре она вернулась с кувшином вина и тремя кубками и наполнила все три. Я не могу считать себя знатоком, но, на мой вкус, вино оказалось очень хорошим. Эйвлин, по-видимому, тоже так считала, потому что явно пожалела напиток и налила мне совсем немного, да и кувшин оставила Мордреду с явной неохотой.

Брат моего господина отпил из кубка, отставил его и начал настраивать арфу.

Оба воина относились к благородным кланам, так что с арфой обращаться умели. Мордред спел несколько песен о любимом ирландском герое Кухулине («Брат поет их намного лучше», — заметил он); Руаун ответил песней о Магнусе Максиме, римском полководце в Британии, и старинной балладой о Придери Пуйле. [Придери Пуйл — заметный персонаж валлийской мифологии, сын властелина Потустороннего мира Аннона и красавицы Рианнон.] Так они и передавали арфу друг другу, потягивая вино и не обращая внимания на дождь за окном.

Через некоторое время Мордред опять вызвал Эйвлин и потребовал принести с кухни хлеба и сыра. Кажется, служанке это не понравилось, и я подумал, что у нее, наверное, полно работы, а мы ее отвлекаем. Я вызвался помочь ей — мне все равно хотелось подышать свежим воздухом, а то голова что-то плохо соображала. Эйвлин хотя и удивилась, но от помощи не отказалась.

Сыр пришлось поискать. С утра пораньше кто-то увел большой круг сыра, а старик Саиди ни за что не хотел начинать новый. Пришлось последовательно пригрозить ему гневом Мордреда, Руауна, Гавейна и даже королевы Оркад, а напоследок еще продемонстрировать собственный кулак с определенным намеком, так что он, наконец, сдался. Победа и сыр остались за нами. Когда мы вышли, Эйвлин рассмеялась.