Афен пришлось пересекать вплавь. Река вздулась от паводка. Теперь уже можно было не обращать внимания на дождь, мы все равно вымокли до нитки. Лошадей пустили рысью, им тоже не мешало согреться после купания. Они не возражали. Римская дорога где-то затерялась, ехали какими-то грязными тропами, но вскоре вышли на главную западную дорогу из Баддона, недалеко от Афена. Теперь наш путь лежал прямо к заливу. Оттуда на пароме можно переправиться через Мор-Хафрен и достичь Поуиса и Каэр-Гвинта. К переправе подошли уже вечером, оторвали лодочника от ужина и переправились на тот берег. Залив волновался, на воде плясали блики, и сильно пахло солью. Лошади, исключая Цинкаледа, стояли с опущенными головами, слишком уставшие, чтобы нервничать. Вроде и не так далеко, но меня одолела морская болезнь, так что пришлось махнуть рукой, когда лорд Гавейн опять переплатил лодочнику. Лошади без всякого желания все же доставили нас в в Каэр-Гвинт. А там нас ждал довольно теплый прием: и горячие ванны, и горячая еда, и теплые, но, главное, сухие постели. Утром мы передали лорду Каэр-Гвинта Киниру подарок от Артура, и он очень мило поблагодарил нас и даже предложил остаться погостить несколько дней. Лорд Гавейн в изысканных выражениях отклонил приглашение, и тогда нам дали свежих лошадей. Разумеется, лорд Гавейн в этом не нуждался. Оставив Каэр-Гвинт, мы двинулись по главной западной римской дороге в Гвар-Уиск. Лошадь мне попалась нервная, не то что Ллуид. Мы договорились, что обижать моего мерина никто не будет, а на обратном пути я его заберу.
Теперь мы не очень торопились, поскольку не собирались менять лошадей до Каэр-Легиона на севере. Через Уиск перебрались по мосту в Гвар Уиске, потом через Поуис держали все время на север. Ночь провели на ферме у реки Дивелей, а рано утром снова были в пути. Через три дня после отъезда из Каэр-Гвинта мы достигли Каэр-Гурикона, прямо за границей Гвинеда. И Каэр-Гвинт, и Каер-Гурикон — старые римские города, но очень разные. Каэр-Гурикон — самый малолюдный римский город, который я видел. Дома местных жителей жались к пиршественному залу местного лорда. Приняли нас там плохо. Мы — воины Императора, принимать нас обязан любой лорд, но вот как принимать, решает он сам. Так вот, в Каэр-Гуриконе принимали нас так, что лучше бы нам остановиться где-нибудь в лесу. Никто в городе, ни воины лорда, ни их слуги решительно не хотели с нами разговаривать. Все смотрели волком. Местный правитель предложил нам переночевать в общем зале, но лорд Гавейн настоял на отдельном доме. В конце концов, нам выделили небольшой заброшенный домик с дырявой крышей. В последний раз здесь прибирались, наверное, еще при римлянах.
Лорд Гавейн огляделся и рассмеялся.
— Что ж, брат, — обратился он к Руауну (воины Артурова Братства именно так и обращались друг к другу) — вот мы и снова в Гвинеде.
— Не могу сказать, что я безмерно этому рад, — ответил Руаун. — Будем выставлять посты?
Решили обойтись без этого. Лорд Гавейн улегся перед одной дверью, Руаун — перед другой, а середину комнаты оставили пустой на тот случай, если кому-нибудь придет в голову уронить на нас что-нибудь тяжелое через дыру в крыше. Я изрядно вымотался в дороге, и все опасался, что не усну. Однако уснул довольно быстро, но спал плохо. Все мне чудились осторожные шаги, будто кто-то к нам подкрадывается. Однако ничего такого не случилось. Никто и не ждал, что на нас станут нападать, но в Гвинеде разумная предосторожность еще никому не мешала.
Уехали мы так рано, как смогли, и до Каэр-Легиона добрались уже в темноте. Здесь оказалось получше, чем в Каэр-Гуриконе. Во всяком случае, мы сменили лошадей (лорд Гавейн, конечно, остался при своем Цинкаледе), и на следующее утро, шестое после выхода из Камланна, направились на запад, в сторону Арфона. Вершины гор еще покрывал снег, но склоны уже зеленели. Солнце сверкало на льду горных пиков, искрилось в ручьях и водопадах. Красота такая, что глаз не оторвать! О горах Арфона иногда говорят примерно так же, как о Стране Блаженных, и я понимал, почему.
Ближе к вечеру мы свернули с римской дороги. По горной тропе верхом не поедешь, наоборот, приходится помогать лошадям подниматься. Но мы неизменно приближались к цели нашего путешествия. Заходящее солнце окрасило горы розовыми и бледно-лиловыми красками. Я сильно устал и ощущал себя тетивой лука, натянутой до предела. От усталости мне мерещилось, что снег местами превращается в яблоневый цвет, а низкорослые деревья — в серебро. Наконец, за очередным поворотом тропы, нам открылся вид на Деганнви. Крепость разительно отличалась от римских крепостей. Не удивительно. Ведь строили ее еще до прихода Цезаря. Римские легионы никогда не завоевывали Арфон, несмотря на все их дороги, города и дисциплину. Глядя на сумеречные темные склоны вокруг, я не мог представить, что кто-то, пусть даже и Артур, сможет силой войти в Арфон и убраться живым и невредимым. Полагаю, что примерно так же думал и Мэлгун Гвинедский, когда менял свою резиденцию в портовом римском городке Каэр-Сегейнт на эту небольшую крепость в горах.
Стемнело, когда мы подошли к воротам Деганнви и потребовали открыть нам. Стражники не торопились и поглядывали на нас весьма злобно. Впрочем, в Гвинеде мы ничего другого и не ждали. Один из стражников отправился к королю, передать, что прибыли какие-то посланцы Пендрагона. Вернувшись, он приказал открыть ворота и впустить нас. К пиршественному залу мы ехали уже под крупными звездами, лошади то и дело спотыкались, а впереди сияла огнями ставка короля. Оттуда доносились бодрые звуки музыки. Неподалеку высились темные постройки, наверное, конюшни.
Лорд Гавейн направился к ним, спешился и завел разговор с конюхом Мэлгуна. Руаун и я тяжело спрыгнули (точнее, сползли) с коней, и я тут же начал проверять вьюки на пони, которого нам дали в Каэр-Легионе. Из зала вышли несколько человек с факелами. Стало посветлее, так что я смог убедиться, что наша поклажа в порядке. Тогда я просто встал, держась за седло.
Рыцарь выяснил у конюха все, что хотел, и повернулся к подошедшим. Он приготовился говорить, объяснять и вообще начать, наконец, выполнять свою основную задачу. Но сделав первый же шаг, застыл, словно кролик при виде волка. Свет факелов красиво ложился на его красный плащ и золотые украшения, но лицо словно одеревенело, губы приоткрылись, а глаза широко распахнулись. Он все еще держал одной рукой узду, а другая замерла, так и не довершив приветственного жеста.
Меня вдруг окатило холодной волной. Озноб прошел по всему телу. Таким отрешенным я еще никогда не видел своего господина. Но мне мучительно не хотелось смотреть на то, что повергло его в такое состояние. Руаун, стоявший рядом со мной, тоже выглядел озадаченным. И все же мне пришлось взглянуть на тех, кто вышел нас встречать.
Первый же взгляд на женщину, возглавлявшую процессию, поразил меня мыслью о том, что так не бывает! Не бывает такого сходства между мужчиной и женщиной! Но они действительно были очень похожи. А если представить лорда Гавейна помоложе, то сходство казалось просто разительным. Перед нами стояла высокая, худощавая женщина с тонкими, благородными чертами лица. Темные волосы убраны назад и скреплены большим золотым гребнем, глаза… вот тут я и заметил первое различие между моим господином и дамой. Глаза были черными, но такими черными, что казалось, будто они поглощают весь свет вокруг себя и сдирают свет со всего, что ее окружает. Очень притягательные глаза, из тех, что губят мужчин сразу и навсегда. Она стояла очень прямо, в темно-малиновом платье с глубоким вырезом. А уж красотой она превосходила любую женщину из тех, кого мне доводилось видеть. Она не отводила глаз от лорда Гавейна. Сделала шаг навстречу, потом еще шаг, а за ней трепетала огромная тень, рождавшаяся в неверном свете факелов. Мой хозяин по-прежнему не шевелился.
— Что же это, мой ястреб? — произнесла женщина мягким вкрадчивым голосом. — Неужто вы не рады встретить мать?
Рыцарь, наконец, опустил поднятую руку, с трудом выпрямился и поклонился очень изящно.
