Увы, ожидания эти оказались тщетными. Алия Изетбегович, в Лиссабоне давший согласие на реализацию плана Кутильеро, по возвращении в Сараево дезавуировал свою подпись — и сербы часто говорят, что войны не случилось бы, если бы не внезапная перемена позиции лидера боснийских мусульман и формального руководителя Боснии и Герцеговины.

Сама же эта перемена произошла после встречи Изетбеговича с американским послом в Югославии Уорреном Циммерманом, на которой, согласно утечке информации, Изетбеговичу была обещана вся Босния и Герцеговина в случае, если он откажется от лиссабонского варианта кантонизации. Позже Радован Караджич заявил: «Америка вызвала эту войну… Уоррен Циммерман и не скрывал этого. Он сказал, что сам убедил Изетбеговича отказаться от Лиссабонской карты» [838].

Правда, в западных источниках проходила и другая информация: будто Циммерман публично отрицал подобный разговор и свое давление на Изетбеговича. Однако дальнейшее развитие событий скорее подтверждает правоту Караджича: в апреле 1992 года Европейское Сообщество поспешно признало Боснию и Герцеговину — республику, в которой не было и намека на пути решения острейших национальных проблем, а также и подобия гарантий для проживающих на ее территории сербов. Предложенная мотивировка — мол, таким образом стремились избежать войны — не выдерживает никакой критики. Было ясно, что в условиях разгорающейся войны, в республике, нашпигованной оружием, которое можно было купить в Сараево прямо на площади перед фешенебельной гостиницей «Холидэй Инн», наконец, в республике, которая просто не существовала как таковая [839], формальное признание лишь ускорит силовое столкновение всех участников конфликта. Даже Комиссия Бадинтера сочла решение ЕС ошибкой, но на сей раз уже не приходилось кивать на Германию как главную виновницу: 7 апреля, тотчас же следом за ЕС, независимость Боснии и Герцеговины признали США. Даже Стивен Барг и Пол Шоуп замечают: «Критика Соединенными Штатами Германии за действия, приведшие к признанию Боснии, которую США затем горячо обняли, представляется крайне недобросовестной».

10 марта 1992 года была принята Декларация США — ЕС о позитивном рассмотрении вопроса о признании независимости Боснии и Герцеговины. А уже 4 апреля 1992 года Изетбегович объявил в Сараево мобилизацию всех полицейских и резервистов, вследствие чего сербские лидеры призвали сербов покидать город, из которого выехали и сербские официальные лица. Официальное признание Боснии и Герцеговины стало финалом «увертюры»; теперь занавес поднимался над кровавым действием, над настоящей войной, которая еще в большей степени, чем война в Заливе, изменила весь порядок и строй международных отношений, существовавших на протяжении почти 50 лет. С ялтинско-потсдамским миропорядком было покончено, и путь к прямому, в том числе и военному вмешательству Запада, во главе со США как единственной оставшейся в мире сверхдержавой в дела третьих стран открыт.

Вначале осторожно, словно ступая на тонкий лед, Запад начинает продвигаться по этому пути. Советского Союза уже нет, но пятидесятилетнее ощущение присутствия в мире другого мощного полюса силы, разумеется, не проходит сразу, и все вовлеченные в конфликт стороны еще инстинктивно оборачиваются на Россию, фантомно ощущая ее былую мощь и роль. А затем крепнет осознание того, что эта мощь и роль истаяли, как снег по весне, и отсюда начинается отсчет новой эпохи. Динамика военного конфликта в Боснии и Герцеговине наглядно показывает, как в материи реальной истории, в потоке реальных событий, иные из которых можно зафиксировать с точностью до дня, если не до часа, происходило становление нового миропорядка — без России как сколько-нибудь значимого фактора силы и носительницы собственного проекта устроения мира в XXI веке. «Звезды балканские», видевшие столько высочайшей ее славы, теперь становились свидетелями ее столь же глубокого падения.

Сам ход войны можно разделить на несколько этапов, на каждом из которых, за видимой поверхностью жестокой локальной войны, развивался и нарастал процесс трансформации ее в войну субмировую, своим результатом имеющую изменение общего баланса сил в Европе и самой конфигурации возможного будущего ТВД. В процессе такой трансформации битвы и даже стычки вокруг ранее никому не известных городков, сел, мостов обретали масштаб поистине эпический. В конце концов, о чем повествует «Илиада», как не о локальной войне двух больших деревень, где все знают друг друга по именам? Но она на века определила течение истории в Средиземноморье и, стало быть, мировой истории. То же можно сказать и о Балканах конца ХХ века.

Впрочем, выбранный ЕС для признания Боснии и Герцеговины день — 6 апреля 1992 года исполнялся 51 год со дня гитлеровской операции «Кара» вводил боснийскую войну в соответствующий ряд аналогий и самым выразительным образом символизировал «конец Ялты и Потсдама». В этот же день сербские силы начали обстрел Сараево с окружающих высот, что, разумеется, говорит о заблаговременной подготовке позиций. А 7 и 8 апреля сербские силы форсировали Дрину и осадили мусульманские города Зворник, Вишеград, Фочу. К середине месяца уже вся Босния была охвачена междоусобной войной, которой население кое-где пыталось отчаянно сопротивляться, что приводило к трагическим инцидентам. Так, в Виилене люди Аркана убили сербов, пытавшихся защитить мусульман; в Горажде, в попытке остановить взаимное этническое насилие, был создан многонациональный гражданский Форум, в Добое сербские и мусульманские полицейские одно время вместе патрулировали город, стараясь не допустить хаоса и насилия. В Сараево же, где после «кровавой свадьбы» люди стали, выходя на улицу, надевать на лицо чулок, чтобы скрыть свою идентичность, уже в декабре 1992 года была предпринята попытка восстановить общегражданскую солидарность.

Десятки тысяч людей со всех концов Боснии съехались на митинг, где выражали желание и дальше жить в мире и добрососедстве. Звучал лозунг: «Юго, мы любим тебя!» В кафе исполняли шутливую песенку «Чулок на твоем лице», но было ясно, что одними этими добрыми намерениями войну не остановить: требовалось вмешательство мощной «третьей силы» на международной арене, способной парализовать стратегию разрушения Югославии, уже четко обозначенную Западом, но такой силы не было. СССР перестал существовать, Россия, чьей дипломатией в это время руководили Андрей Козырев и его заместитель Виталий Чуркин, все отчетливее солидаризировались с антисербской позицией Запада, а ООН, СБ и другие международные организации двигались по траектории превращения в инструмент реализации глобальных целей «единственной сверхдержавы».

Югославии, вслед за Ираком, первой предстояло в полной мере вкусить плоды такого миропорядка, ибо война в Боснии, развернувшаяся в условиях исчезновения СССР и самоликвидации России как альтернативной сверхдержавы, открыла путь к ранее невозможному: прогрессирующему подчинению ООН и СБ целям Соединенных Штатов. Подчинения до такой степени, что ООН, в конце концов, стала соучастницей в деле расчленения, посредством военной агрессии НАТО, одной из стран-учредительниц ее самой. Е.Ю. Гуськова справедливо отмечает: «Если мы посмотрим на динамику конфликта, то станет ясно, что итогом бурной деятельности международных организаций явилось его разрастание, углубление и расширение».

Добавлю только, что на каждом этапе конфликта, а затем и войны нарастающее вмешательство международных организаций не просто расширяло масштабы трагедии, но и радикальным образом меняло вероятный и даже почти неизбежный исход военных действий.

Иными словами, в Боснии, но в форме еще более жесткой, повторилось то же, что имело место в Нагорном Карабахе, Абхазии, Приднестровье. Повсюду «непризнанные» выиграли на поле боя, и в классические времена этого оказывалось достаточно для утверждения тем или иным народом своей государственности. Но конец XX века радикальным образом упразднил такую норму и продемонстрировал, что победа, добытая, образно говоря, мужеством Вильгельма Телля, достаточно легко отнимается на уровне того, что лицемерно и цинично именовалось «мировым сообществом». Герой становится не нужен, а грань между простым убийцей и воином стирается, что показал Ирак и в еще большей мере Косово. Но уже развитие событий в Боснии сделало очевидным, что международный арбитр, которым в пост-ялтинскую эпоху стали США и превратившиеся в их инструмент международные организации, по сути, лишает поле боя всегда присущих ему оттенков «ордалии», Божьего суда.