Не меньшая роль принадлежит и Черному морю — ведь речь идет о земноводной мощи Pax Americana, и значение Черного моря, этого рукава Мирового океана, глубоко вдающегося в «скифские степи», для решения задач продвижения в глубины Евразии переоценить невозможно. А при мысли о таком продвижении и о такой «земноводности» не только пафос, но и лексика Бжезинского становится откровенно римско-имперской: «…Масштабы и влияние Соединенных Штатов Америки как мировой державы сегодня уникальны. Они не только контролируют все мировые океаны и моря, но и создали убедительные военные возможности для берегового контроля силами морского десанта, что позволяет им осуществлять свою власть на суше с большими политическими последствиями. Их военные легионы надежно закрепились на западных и восточных окраинах Евразии. Кроме того, они контролируют Персидский залив. Американские вассалы и зависимые государства, отдельные из которых стремятся к установлению еще более прочных официальных связей с Вашингтоном, распространились по всему евразийскому континенту» [498].
В этих новых условиях исторически столь значимая для России проблема проливов стала совсем неактуальной — но не потому, что раньше она будто бы переоценивала их*, а просто потому, что она, в ее нынешнем виде, стала несоразмерна им. Ей теперь не до Босфора и Дарданелл — ей бы Керченский пролив удержать хоть в какой-то мере под своим контролем. Уже сегодня Украина хочет закрепить за собой право на косу Тузла, примыкающую к Таманскому полуострову. Ратифицировав договор, Россия, по сути, удовлетворила эти притязания de facto, что грозит ей замыканием в акватории Азовского моря, поскольку фарватер Керченского пролива становится собственностью Украины.
Тем же, кто будучи совершенно равнодушен и к «святым воспоминаньям» [499], и к вопросам геополитики, — а таких сегодня в России едва ли не большинство, — интересуется лишь экономикой, следовало бы знать, что и здесь отступление России возымело самые разрушительные последствия. Пока идут переговоры, в массовых масштабах уничтожаются прославленные рыбные богатства Азовского моря. Особенно быстро, как отметил один из специалистов, сокращается количество осетровых, и не только по причине браконьерства [500], но и потому, что российские заводы, выпускавшие в море подавляющую часть мальков, сегодня не решаются это делать, опасаясь убытков. Ведь на зиму осетровые скапливаются у украинского берега, на долю которого приходится более двух третей так называемых зимовальных ям. В единой стране это не имело значения, но теперь выпускать мальков — значит работать на другое государство, так как осетры вряд ли, с изменением границ, переменят свои привычки.
Кроме того, уже сегодня Россия платит Украине проливные сборы за каждый выход и вход в Азов [501], и они «составляют по минимальным подсчетам 30–40 тысяч долларов ежедневно» [502]. Но это мелочи по сравнению с главным: украинская сторона желает делить Азов в соответствии с международным морским правом. По сути, Азовское море после превращения Украины в независимое государство, конечно, и так является международным, даже без захода в него судов третьих стран. Но это еще присказка, а сказка будет впереди, когда Украина, имеющая со своей стороны Керченского пролива порт Керчь — которому с российской противостоит станица Тамань, — решит закрывать или открывать его по своему усмотрению.
Киев настаивает на делимитации морских границ в Азово-Черноморской акватории в соответствии с конвенцией ООН по морскому праву 1982 года. А это приведет к тому, что Азовское море, пока формально остающееся внутренним, обретет статус внешнего. Вялые российско-украинские переговоры по этому вопросу тянутся уже с 1992 года, и дряблая позиция России на них очень напоминает ее же поведение в вопросе ЧФ и Севастополя, когда решительные действия Украины создали новую ситуацию, пассивно признанную Россией. То же грозит и ее позициям в Азовском море, а это значит — и в южнорусском Предкавказье, Ставропольском и Краснодарском краях, а также устьях Дона и Кубани, вопрос о которых давно муссируется западно-украинскими националистами. Все это соотносится с замыслом Большой Украины, границы которой еще в 1929 году митрополит-униат Андрей Шептицкий, позже благословлявший Степана Бандеру и дивизию СС «Галичина», очерчивал «по Кубань и Кавказ, Москву и Тобольск».
Разумеется, сегодня эти планы реализуются в общих рамках Pax Americana и «Большой Игры» и с соответствующей коррекцией, но многое говорит о том, что основной вектор сохраняется. А то, что сразу после распада СССР казалось дикой фантастикой, теперь стало привычным и заставило признать себя — как, например, регулярные марши эсэсовцев в Латвии и бандеровцев на Западной Украине. Когда весной 1992 года в Севастополь прибыла группа украинских националистов под руководством Степана Хмары и развернула здесь знамя дивизии СС «Галичина», даже официальный Киев был шокирован и, можно сказать, несколько испуган этим, опасаясь возможной реакции России. Однако реакции вообще не последовало, и вот теперь УНА-УНСО, участвовавшая в обеих чеченских войнах на стороне боевиков, собирается открыть в Севастополе филиал Чеченского информационного центра «Кавказ». И это — в ситуации грубого давления Запада на Россию в связи с событиями в Чечне и качественного скачка в отношениях Украина — НАТО, ознаменовавшего конец зимы и раннюю весну 2000 года.
Еще 24 января 2000 года Кабинет министров Украины возобновил действие собственного постановления № 863 от 19 мая 1999 года, регламентирующего «Порядок пересечения государственной границы военнослужащими, военными кораблями [503] и летательными аппаратами Черноморского флота РФ». И хотя, по сравнению с вариантом 1999 года, в постановление № 120 были внесены определенные смягчающие оговорки [504], в целом на российском флоте его рассматривают как подтверждение стремления Украины держать ЧФ на поводке.
Но могло ли быть иначе? Ведь секретарь Совета Национальной безопасности и обороны Украины Евгений Марчук прямо заявил: «Сосуществование двух военных структур — Украины и России — на небольшом пятачке так или иначе будет продуцировать для нас немало элементов, иногда опасных, которые нужно просчитывать и решать заблаговременно». По мнению же некоторых киевских экспертов, «конечной целью временного пребывания Черноморского флота Российской Федерации на территории Украины является его полный вывод [505] с территории Украины» [506].
Дата объявления «Порядка…» была выбрана совсем не случайно: 28 января в Киев прибыл секретарь НАТО Джордж Робертсон, еще ранее обратившийся к украинскому народу с новогодним обращением — факт экстраординарный. 8 февраля берега Днепра посетил снискавший печальную известность в Косово специалист по «предотвращению гуманитарных катастроф» генерал Уэсли Кларк. А 1–2 марта произошло событие, небывалое в истории Альянса: в Киеве состоялось первое за все время существования блока заседание Совета НАТО за пределами границ составляющих его 19 стран-участниц. Именно в эти дни Верховная Рада ратифицировала соглашение SOFA, которое определяет правовой статус войск и правовую защиту военных подразделений НАТО, участвующих в программе «Партнерство во имя мира» на территории Украины. Это соглашение определило статус Яворивского полигона как международного учебного центра под эгидой Североатлантического союза, который, по словам Робертсона, и будет финансировать содержание этого полигона. Одновременно, что еще важнее и что уже впрямую затрагивает Россию, Рада ратифицировала договор «Об открытом небе», который предусматривает, что каждое государство-участник, включая страны НАТО, имеет право выполнять определенное количество наблюдательных полетов над территорией Украины — а это значит, и над главной базой российского ЧФ в Севастополе.
