Во-вторых, весьма невежественным является само упрощенное представление об Абхазии как о мусульманской республике. Абхазия — страна древнего христианства, и хотя в XVII–XVIII вв. оно было потеснено исламом, православная община в Абхазии всегда была более многочисленной. Много православных было и среди пришедших в 1992 году в Абхазию добровольцев, вместе с мусульманами-горцами противостоявших православным грузинам и их не менее православным союзникам из украинской УНА-УНСО. И сама жизнь создала образы, единственно способные вместить в себя сверхсложность процессов, на протяжении полутораста лет разворачивавшихся на Кавказе.
Из сообщений пресс-службы Верховного Совета Республики Абхазия за 1992 год:
«2 октября с.г. вместе с абхазами и горцами при штурме г. Гагра пали и четыре казака: Маяцкий Анатолий из г. Адлера, Демьянченко Валерий из Кривого Рога, Чемшид Сергей из Москвы и Платонов Владимир со Ставрополья. 4 октября погибшие были отпеты в одном из древнейших христианских храмов православной церкви с. Лыхны. Сергей Чемшид еще при жизни пожелал навсегда остаться в Абхазии. Его последняя воля была выполнена. 4 октября он был похоронен в г. Гудаута.
В 1866 г. в с. Лыхны произошли серьезные столкновения между восставшими горцами и казаками, прибывшими для их усмирения. Тогда же здесь была заложена и построена казацкая часовня, где нашли последний приют погибшие в Кавказской войне казаки. Православное духовенство с согласия родных и близких Володи Платонова решили похоронить его в одном из склепов этой казацкой часовни «в знак всеобщего примирения между казаками и горцами». Тела Анатолия и Валерия на вертолетах были отправлены на родину.
Вечная память казакам — защитникам Абхазии».
Вся эта трагическая сложность истории была проигнорирована в весьма тенденциозном и конъюнктурном фильме В. Абдрашитова и А. Миндадзе «Время танцора», в котором, в соответствии с общими прогрузинскими настроениями московской творческой интеллигенции [446] казаки представали мародерами, явившимися в Абхазию исключительно для того, чтобы завладеть домами благородных, словно сошедших с древних фресок грузин — в фильме единственной страдающей стороны. Аналогичная версия русского добровольчества, кстати сказать, развивается и в рассказах уновцев из «Арго», вошедших в изданную бывшим лидером УНА-УНСО Дмитрием Корчинским книгу «Вiйна у натовпi» [447]. Таким же примитивизмом оказывается и схема противостояния «мусульманской Абхазии» и «православной Грузии» [448]. Прикрываясь ею, многие до сих пор не желают видеть конкретных и созданных самой Россией причин развивающейся в Абхазии впрочем, все еще не столь сильной, как то могло бы оправдываться ситуацией — тенденции к смене ориентации.
Такая смена, параллельная укреплению пронатовских устремлений Грузии и Азербайджана, в обозримом будущем открывает новые благоприятные перспективы весомого присутствия Запада на Кавказе. Так, 2 августа 1997 года министр иностранных дел Абхазии Сергей Шамба завил в беседе с корреспондентом «Известий», что «Сухуми не станет возражать против участия войск НАТО в установлении мира, если это будет совпадать с его интересами. Москва упустила инициативу, заняв позицию односторонней поддержки Грузии и одностороннего давления на Абхазию».
Разворачивается дипломатическая активность. Координатор группы «друзей Грузии», то есть дипломатических представителей США, Англии, Германии и Франции, французский посол в Тбилиси, г-н Пасье, пообещал В. Ардзинбе, что со временем все они могут стать и «друзьями Абхазии». «Москва же, продолжил Шамба, — озабоченная тем, чтобы ее не обвинили в поддержке сепаратистских устремлений Абхазии, и сохранением своих военных баз в Грузии, явно сдает позиции».
Несколькими месяцами раньше, в апреле 1997 года, довольно резко кажется, впервые в таком тоне — поставил вопрос и сам Ардзинба: «…Я должен прямо сказать: терпение нашего народа не беспредельно. В один прекрасный день абхазцы так прореагируют, что это очень сильно аукнется в той же самой России». Ардзинба говорил о возможности Абхазии опереться на внутренние, прежде всего северокавказские республики самой России; однако по мере расширения международного присутствия теперь уже и на Северном Кавказе слова его могут быть вписаны в новый контекст и новую перспективу особенно с учетом того факта, что западная дипломатическая активность вокруг Сухума не ослабевает.
Тем же, кому он представляется «не важным», стоит напомнить, что когда-то Сухум именовали «вторым Стамбулом» — не только из-за его красоты, но и за его местоположение на черноморском берегу.
И, настаивая на федерации Абхазии с Грузией, Запад готов предоставить первой те гарантии ее самой широкой самостоятельности и безопасности, которые Россия сегодня, с учетом общего ее ослабления, дать вряд ли может. Даже если считать сентябрьское 2000 года распоряжение правительства Путина о смягчении [449] блокады не случайным конъюнктурным жестом, а свидетельством готовности к выправлению грубо односторонней линии ельцинской эпохи, о чем свидетельствует и предоставление Абхазии, наряду с РЮО, особого льготного статуса при введении визового режима с Грузией, сегодня это потребует неординарных усилий.
Ведь если в начале процесса исключительно от России зависело само государственное бытие Грузии, то спустя почти десятилетие это уже далеко не так. С помощью России Грузия как государство встала-таки на ноги, и это государство официально заявило о своем стремлении к 2005 году вступить в НАТО. Именно такое заявление сделал Эдуард Шеварднадзе в интервью газете «Файненшл Таймс» осенью 1999 года, когда уже началась новая война на Северном Кавказе. Он подчеркнул, что его страна планирует обратиться с просьбой о вступлении в НАТО самое позднее в 2005 году, и стало быть уже на самом высоком официальном уровне озвучил то, что 10 лет назад выкрикивала тбилисская улица устами неформальных лидеров. Тогда же Шеварднадзе отказался встретиться с российским министром обороны Игорем Сергеевым.
Такой откровенный и демонстративный разворот Грузии на Запад получил солидное обоснование одновременно в области экономической и идеологической. «Вульгарную материю» экономики представлял только что принятый на саммите в Стамбуле вариант прокладки нефтепровода Баку — Тбилиси — Джейхан; «небесную область» идей — Папа Иоанн-Павел II, прибывший 8 ноября 1999 года в Тбилиси из Индии, — как настойчиво подчеркивали комментаторы, — Великим шелковым путем. Значение этого визита обозначил сам Шеварднадзе, назвав его самым крупным событием в истории христианства на Кавказе [450].
Это последнее заявление осталось как-то вне поля зрения политологов, а ведь оно крайне важно, ибо наглядно демонстрирует вторичность конфессиональных разделительных линий для разворачивающегося в мире макрополитического процесса. Его главным содержанием является строительство нового мирового порядка, телом которого является Pax Ameriсana, и главные водоразделы пролегают именно по линии приятия или неприятия этого основного вектора, а не по старым, межконфессиональным.
Трагедия тех участников малых войн последнего десятилетия ХХ века, которые упорно продолжали ориентироваться на Россию [451], как раз и была обусловлена нечеткостью, двойственностью поведения самой России. Ведь «духовным», если здесь уместно это слово, смыслом начатых в ней либеральных реформ было стремление к максимально тесной, до полного слияния, интеграции с Западом. Однако это означало, что тяготение «малых» к России обессмысливалось: ведь она сама отказывалась от роли иного смыслового полюса мира, от привычного для нее образа иного цивилизованного универсума. Следствием становится утрата политического влияния России, нарастающее присутствие в конфликтных зонах международных организаций [452], к которым, так или иначе, все чаще обращаются те, кто в начале процесса апеллировал только к ней. Россия же — и это особенно заметно сказалось в Закавказье, где нарастает присутствие Турции, — быстро превращается всего лишь в одного из претендентов на создание субимперии под эгидой глобальной империи: Pax Ameriсana. Однако чем дальше заходит процесс, тем меньше оснований утверждать, что именно ее кандидатуре будет отдано предпочтение.
