В 1992 году Кулумбегов как официальный глава республики направил Павлу Грачеву, тогдашнему российскому министру обороны, письмо с предложением разместить в Южной Осетии войска РФ численностью до дивизии — что очень много для горной республики с территорией 4000 кв. км и немногочисленным [352] населением. Ответ МО РФ гласил: подобные вопросы находятся в ведении политического руководства России. А оно практически вывело Южную Осетию на глубокую периферию своей кавказской политики со всеми вытекающими отсюда для России следствиями.

За годы, прошедшие со времени прекращения огня, Россия, как и в случае НКР, далеко продвинулась по пути интернационализации переговорного процесса по РЮО. Сегодня он ведется при посредничестве ОБСЕ и, согласно Владикавказским договоренностям [353], является четырехсторонним: в нем участвуют Россия, Грузия, Северная Осетия, Южная Осетия. Кроме того, осуществляется проект под эгидой Гарвардской группы по урегулированию конфликтов [354], и в РЮО считают, что сотрудничество с американцами следует продолжать. Очевидно, сегодня вопрос о воссоединении осетин в лоне России уже не стоит, хотя РЮО остается в рублевой зоне и правовом поле РФ. Ушла эпоха тех горячих чувств, надежд и слез радости, с которыми в июле 1992 года здесь встречали колонну российского МЧС с миротворцами.

До сих пор в Цхинвале нет российского консульства, а пост-Стамбульская ситуация и начавшийся вывод российских баз из Грузии заставляют опасаться и вывода российского миротворческого батальона из Южной Осетии, хотя по формуле действующих соглашений это не может быть сделано без согласия обеих сторон конфликта. Но все уже усвоили, что Россия мало считается с этим. Однако такой вывод может возыметь самые тяжкие последствия — от нового исхода юго-осетинского населения на север до весьма резкой реакции Северной Осетии, фактор которой сохраняет огромное значение и которая не примет такого варианта урегулирования, который разорвал бы контакты двух частей разделенного Главным Кавказским хребтом народа либо создавал опасность нового военного давления на РЮО. С учетом тлеющего здесь осетино-ингушского конфликта, взрывная сила которого уже однажды обнаружила себя вспышкой 1992 года, не будет преувеличением сказать, что от России требуются максимальная гибкость и отказ от ельцинской линии на одностороннюю поддержку Грузии, дабы не позволить сдетонировать накопившейся в самом сердце Кавказа взрывчатке.

И, разумеется, в огромной мере дальнейшее развитие событий здесь станет определяться тем, как будет развязан — или разрублен — абхазский узел.

Кавказ — это целостная сверхсложная система, из которой нельзя произвольно изымать целые этнические, исторические и смысловые блоки, надеясь удержать другие в том же порядке и равновесии. Между прочим, на понимании этого строилась русская политика в XIX веке, и Паскевич исходил, например, из того, что следует прежде закрепиться среди лезгин и в Осетии, «стать твердой ногой в Абхазии, и только тогда уже пройти по всем направлениям Чечню и земли закубанских народов».

Современная Россия действует «с точностью до наоборот» и, параллельно с добровольной сдачей своих позиций в Южной Осетии, столь же добровольно, но в форме еще более вызывающе-жестокой, на протяжении почти 10 лет сдавала свои позиции в Абхазии.

Исторически Абхазия всегда была местом, соединявшим Закавказье, Северный Кавказ и области Южного Причерноморья. А потому неудивительно, что Россия во времена, когда ее внешняя политика была более адекватной, по крайней мере с XVIII века, проявляла пристальный интерес к Абхазии, сталкиваясь здесь с Турцией и Ираном [355]. Но ни в коей мере не с Грузией, чье право распоряжаться судьбой абхазского народа, неожиданно обретенное ею в конце XX века, является исключительно продуктом советской истории, а также целого ряда нарушений Конституции СССР. Разумеется, судьбы Грузии и Абхазии тесно переплетены историей, но для полного отождествления их нет оснований.

Абхазское царство предшествовало Грузинскому, которое окончательно оформилось после пресечения абхазской национальной династии и перехода власти к грузинской династии Багратиони. Однако в результате монгольского нашествия Грузинское царство распалось, и в состав России Абхазия вступила самостоятельно, после длительного периода вполне автономного существования, к началу XIX века став, по свидетельству генерала П.Д. Цицианова, вполне независимой «от блистательной Порты Оттоманской». Тем не менее, независимость эта была шаткой и ненадежной, что и побудило владетельного князя Абхазии Келешбея Шервашидзе [356] искать сближения с Россией. Именно Абхазией, в лице ее владетеля, был в 1803 году сделан первый шаг к такому сближению. В 1806 году Келешбей Чачба вновь обратился с просьбой о принятии Абхазии в российское подданство, за что поплатился жизнью: в 1808 году он был убит «с воли султана» агентами Турции и представителями местной оппозиции, в числе которых был и его сын Арслан-бек.

После смерти Келешбея российское правительство по ходатайству генерала Тормасова решило поддержать другого сына Келешбея, Георгия, в борьбе за абхазский престол, взяв его под свое покровительство. Георгий составляет новые «Просительные пункты» о принятии Александром I Абхазии под его державную длань, и в 1810 году просьба наконец оказалась удовлетворенной. 17 февраля 1810 года Георгию Чачба была выдана подписанная Александром I грамота, где говорилось: «…Утверждаем и признаем Вас наследственным князем Абхазского владения под Верховным покровительством, державою и защитою Российской империи, и включая Вас и дом Ваш, и всех абхазского владения жителей, в число Наших верноподданных, обещаем Вам и преемникам Вашим Нашу имперскую милость и благоволение…» [357]. Соответственно, под российское покровительство переходил и абхазский народ, «по всей силе на вечные времена нерушимо».

Нарушение Российской Федерацией этих своих наследственных обязательств не только лишает ее права называться правопреемницей Российской Империи и Советского Союза, но, в перспективе, может иметь весьма негативные для нее последствия в виде полного разрушения той пророссийской ориентации, за которую князь Чачба когда-то заплатил собственной жизнью. Исторически она не была здесь единственной [358] и соседствовала с протурецкой. Обычно их называют, соответственно, северной и южной, и с их противостоянием связана этническая катастрофа, пережитая абхазами в 1870-х годах.

Укоренение России на этом побережье вовсе не было идиллическим, несмотря на добровольный характер вхождения Абхазии в Империю, и сопровождалось восстанием «немирных горцев». Сложно складывались отношения российской администрации с абхазским крестьянством. Петербург не слишком хорошо понимал сложную систему взаимосвязей между местной знатью и крестьянами, не сводимых к простой привычной схеме «господа» — «люди», и это вызывало бурные протесты. Одно из восстаний, совпавшее с Русско-турецкой войной 1877–1878 годов, привело к тяжелейшим последствиям: обвиненные [359] в поддержке Турции все абхазы были Указом 31 мая 1880 года объявлены «виновным народом», что привело к тяжелейшим последствиям для этноса. До половины его численности оказалось вынуждено покинуть родину [360]. Изгнанники получили имя махаджиров, а события этого времени нашли отражение в повести В.И. Немировича-Данченко «Соколиные гнезда». После исхода здесь остались в основном «северяне», прочно связанные с Россией.