«Прежде всего хочу сказать вам, товарищи, что вы останетесь здесь. Это ваша страна, это ваши дома, ваши поля и сады, ваши воспоминания. И вы не покинете ваши земли лишь потому, что жизнь здесь тяжела, потому что вас гнетут несправедливость и унижение. Такая слабость никогда не была присуща сербам и черногорцам… Вы останетесь здесь — как во имя предков, так и во имя потомков… Югославия не существует без Косово! Югославия и Сербия не намерены отдавать Косово».

Что же здесь предосудительного? Называлась проблема — реальная и очень острая, глава страны брал на себя обязательства сохранить ее целостность, а неалбанскому меньшинству обещал, как и требовалось от него по долгу, защиту от произвола и насилия — причем здесь война? О войне в это время заговорили совсем в другом месте — там, откуда она спустя 12 лет и пришла. «Нью-Йорк Таймс» 1 ноября 1987 года поместила большую статью об этническом насилии в Косово, куда откровеннее и резче, чем Милошевич, рассказав о погромах, которым уже тогда подвергались здесь сербы. Албанцы не скрывали и своей дальней цели — создания Великой Албании: «Этнические албанцы, — писала газета, — являются самым быстро растущим сегментом населения в Югославии, и вскоре они могут занять третье место после сербов и хорватов. Цель албанских националистов, как заявил один из них в интервью, заключается в том, чтобы этническая Албания включала в себя западную Македонию, южную Черногорию, части южной Сербии, Косово и собственно Албанию. Это включало бы в себя солидные части республик, ныне составляющих южную половину Югославии. Основной плацдарм для столкновений — область под названием Косово, высокое плато, окруженное горами, по размеру меньше, чем штат Нью-Джерси. Этнические албанцы составляют более 85 процентов населения края в 1,7 миллиона человек. Остальные — сербы и черногорцы. С непрекращающимся бегством славян из охваченного насилием Косово, провинция становится тем, чего и добивались албанские националисты в течение последних лет [926], а именно: этнически чистой албанской областью [927]… Нынешний уровень насилия, как сказал журналист из Косово, растет, перекрывая рекорды прошедших семи лет».

За исключением небольших неточностей [928], нарисованная картина была достаточно полной, как и верным был прогноз. Показательно слово «плацдарм», да и инициаторами тотальной этнической чистки предстают вовсе не сербы. Так имел ли право Милошевич в этих условиях действовать иначе, нежели он действовал? «Нью-Йорк Таймс» образца 1999 года, ставшая одним из рупоров натовской пропаганды, считает, что сербы все равно не имели права сопротивляться, а журнал «Ньюсуик» от 5 апреля 1999 года назвал Милошевича «громилой албанцев», тем самым подтвердив принципиальную установку клуба избранных, отождествляемого с международным сообществом, на селекцию народов и дозированное наделение их правами, в зависимости от степени их лояльности к «клубу» и общей их полезности — или бесполезности — для него.

Сербы были сочтены нелояльными и бесполезными, и именно по этой, а не по какой-либо другой причине чистка Косово, начатая албанскими националистами, была продолжена под прикрытием НАТО. За прецедентами такого рода надо обращаться, по крайней мере, в эпоху Второй мировой войны [929]. Специфический же привкус всей этой операции придало то, что для осуществления ее ведущий военный блок Запада вступил в открытый союз с террористами и гангстерами, основной источник доходов которых составляет торговля наркотиками.

Более подробный рассказ об этом впереди, а сейчас хотелось бы вкратце остановиться на той части истории вопроса, в силу которой колыбель сербской государственности, священная земля сербов уже в ХIХ веке оказалась в большей своей части заселенной албанцами. И на том, как сложилась эта взаимная вражда двух народов, вожди которых плечом к плечу стояли на Косовом поле против общего врага [930].

После гибели сербского войска и князя Лазаря на Косовом поле, после окончательного падения сербского царства под ударами турок сербы, хотя и ставшие «райей», все еще составляли большинство населения в крае. Тем не менее, позиции албанцев усиливались, особенно албанцев-мусульман [931], ибо есть и до сих пор сохранились, правда, в количестве гораздо меньшем, албанцы-христиане [932]. Качественный же сдвиг всей ситуации произошел после 1690 года, когда при Качанике турки разбили войска австрийцев, поддержанные восстанием сербов под руководством Карагеоргиевича; тогда около 30 тысяч сербских семей под угрозой жестоких турецких репрессий, оказались вынуждены покинуть Косово и под руководством патриарха Арсения ушли на север, унося с собой мощи князя Лазаря.

После «Великого Переселения», как принято называть этот поход в исторической литературе, демографическая ситуация в Косово необратимо изменилась в пользу албанцев. А события ХIХ века — Балканские войны 1912–1919 годов, в ходе которых сербы вернули себе Косово и после которых пытались вытеснить отсюда албанцев, две мировые войны — резко усилили напряженность в отношении между двумя этносами. В обеих мировых войнах сербы и албанцы оказались по разные линии фронта; а в годы Второй мировой войны коллаборация албанцев с оккупационными властями, создание ими дивизии СС «Скандербег» сделали их в глазах сербов соучастниками жесточайшего геноцида, жертвами которого последние оказались в эти годы.

Свое отношение к освобождению страны от фашизма косовские албанцы выразили тем, что не приняли участия в митинге 1943 года в г. Яйце, на котором, как принято считать в исторической литературе, была учреждена новая Югославия. Разумеется, это изначально вносило двусмысленность в положение албанцев внутри СФРЮ — и не столько в вопросе об отношении союзного руководства к ним, сколько — и в еще большей мере — в вопросе об их отношении к государству, в котором они жили, пользовались всеми гражданскими правами, но легитимность которого вроде бы и отказывались признавать со дня его появления на свет. В этом Косово резко отличалось даже от Хорватии, оно представляло собой территорию латентного бунта против государства — бунта, в любой момент могущего принять самые острые формы. И притом — не только политические.

Линия на умиротворение, выбранная Тито, притом, как считают многие, даже в ущерб интересам сербов, оказалась не слишком, мягко говоря, плодотворной. И это следовало бы учитывать тем, кто сегодня так легко обвиняет Милошевича в излишней резкости и жесткости.

Принятое в середине 1970-х годов решение Тито о расширении автономии Косово и Метохии [933] возымело легко предсказуемые, а в чем-то и превзошедшие ожидания последствия: быструю этническую албанизацию края [934], которая усугубила и без того уже заметный дисбаланс этнического состава населения. При этом, несмотря на все уступки Тито, возрастала и враждебность к Союзной Югославии. Быстро созревала идея сецессии, причем в самых крайних и резких формах; и грубейшей ошибкой, если не сознательной дезинформацией, было бы связывать само ее зарождение исключительно с косовской речью Милошевича 1987 года — а ведь именно это делали, не считаясь с элементарной исторической правдой, и западные, и, к сожалению, российские СМИ.

Массовые студенческие демонстрации под лозунгами «Косово — республика» произошли в Приштине [935] еще в марте-апреле 1980 года, как только стало ясно, что Иосип Броз Тито близок к смерти [936]. И уже 2 апреля Президиум СФРЮ вынужден был принять решение об объявлении в Косово чрезвычайного положения и о формировании Объединенного отряда сил милиции Союзного секретариата по внутренним делам.