Она всё ждала звонка, бросаясь к домашнему телефону первой. Рассказывала по секрету подружкам о своей "большой любви", которая в её голове была взаимной. За её спиной смеялись и крутили пальцем у виска. Она забросила учёбу, разругалась с матерью и сестрой, чему я был свидетелем. Ей казалось, что её никто не понимает, что весь мир против неё. А он всё не звонил и не звонил.
И вдруг, в конце ноября в какой-то музыкальной программе её кумира показали с малоизвестной начинающей певицей, которую он прямо в эфире назвал невестой. Передачу увидела одноклассница, которая тут же позвонила Насте. Настя сначала не поверила – "вы все мне просто завидуете!", но в душе у неё всё заледенело. На следующее утро был повтор программы, и она не пошла в школу, чтобы посмотреть передачу лично. Всё подтвердилось – и это был ужас.
Сестра была в институте, мать на работе. Настя напилась таблеток из маминой аптечки, запила их водкой, которую в их девчачьей семье держали исключительно для растирок, и вышла на улицу. Сердце колотилось, мысли путались. Она сама не понимала, куда и зачем идёт. Шел снег и всё вокруг становилось из грязного белым, превращая улицу, город, жизнь в черно-белое кино. Взгляд зацепился за новую многоэтажку, нависающую над местным речным пляжем. Этим летом Настя пару дней красила коридоры в этом уродливом детище советской архитектуры…
Настя вошла в подъезд и поднялась на самый верхний этаж. Люк чердака был не заперт. Ей казалось, что она смотрит на себя со стороны. Вдруг захотелось, чтобы кто-то окликнул, спросил, зачем она тут, остановил. Но никого не было, ей не встретилось ни души. Она вышла на крышу и обвела взглядом свой город. В снежной дымке были видны лишь серые крыши близлежащих домов, мост через реку, по которому медленно катились машины и дым из труб местного промышленного гиганта.
"Серость и убожество", – подумала Настя. Её шатало и тошнило от таблеток и алкоголя. Хотелось закрыть глаза и уснуть, укутавшись в падающий снег.
-Эй ты, на крыше, давай прыгай! – вдруг закричал кто-то снизу.
Настя вздрогнула.
-Ну, чего ты там застыла, сдрейфила? Давай-давай, сигай, а мы посмотрим, – и быдлота внизу захохотала каким-то звериным тупым гоготом.
Настя наклонилась к краю крыши, чтобы посмотреть, кто кричит. Сквозь поток усиливающегося снега было почти ничего не видно. Она хотела распрямиться, но потеряла равновесие и поскользнулась. Её потянуло вниз, и она повисла на самом краю крыши, что есть силы вцепившись пальцами в бетонный бортик. Снизу ещё что-то кричали и улюлюкали, но всё её силы были направлены только на то,чтобы удержаться и вскарабкаться обратно. На долю секунды ей это почти удалось, но силы рук не хватило и Настя сорвалась вниз…
Был последний день осени, всё сильнее шёл снег. Шёл и не таял, падая ей на лицо.
P.S.
Прошло вот уже тридцать лет с того страшного дня. Так получилось, что в какой-то момент я начал заниматься музыкой, стал писать песни и даже петь их время от времени на разных тусовках и в небольших концертах. На одной из "сборных солянок" я встретил того самого парня, из-за которого случилась вся эта история. Ему сейчас под 60, он одинокий "сбитый лётчик", который ходит по околомузыкальным мероприятиям в качестве свадебного генерала. Организаторы его бесплатно кормят и поят в счет былых заслуг и обязательно дают спеть один-два старых хита. Присутствующие на мероприятии тётки роняют слёзы в водку, припоминая юность, и неистово аплодируют.
Увидев его на сцене ресторана, где мы встретились, я вспомнил всё. Воспоминания нахлынули таким адреналиновым потоком, что пришлось выйти на улицу перекурить. Через пару минут с сигаретой появился он. Один. И я понял, что должен задать ему свой вопрос.
Он попросил зажигалку, и пока прикуривал, я сказал:
-Тридцать лет назад в городе N одна девочка кинула тебе на сцену горсть лепестков. Помнишь?
Он медленно поднял лицо и ответил:
-Настя?
-Да. Ты знаешь, что она умерла? Из-за тебя.
-Знаю, – он сделал длинную затяжку и закашлялся.
-Я раньше постоянно ждал, что кто-то подойдет ко мне и спросит про Настю. От каждого незнакомого лица шарахался. Я ведь звонил ей… Я звонил, честное слово, зимой, после нового года. Рассорился тогда со своей невестой. Прямо как в песне проклятой. Тоска какая-то накатила. Сидел в гостинице очередной провинциальной, один, после концерта. Глушь, тоска, алкоголь. Ну, ты понимаешь. Сигареты кончились. Стал искать по карманам и в пиджаке нашел записку с её телефоном. И что-то дернуло меня, дай, думаю, поиграю в капитана Грея, позвоню девчонке. Набрал этот номер. Пока код города узнал, пока дозвонился. Позовите Настю, говорю. А там отвечают: "Нет Насти, она умерла". Как умерла??? Когда? Почему? А там спрашивают: "Кто звонит?" Я представился. А мне в ответ такое!… Это ты, сволочь, гадина проклятая, это из-за тебя она… И трубку бросили… Дай ещё зажигалку.
Я понял, что он много лет хотел всё это высказать. Артист закурил ещё одну и продолжил изливать душу.
-Я же не по девочкам, пойми. Да, всякое бывало по молодости, но с малолетками я никогда не связывался. А после того случая вообще к поклонницам не подходил близко, даже автографы перестал давать. В тусовке говорили "зазвездился", "звездная болезнь" и всякое такое. А я просто не хотел никому повод давать. Ты пойми. Я как услышал, что погибла девочка, вообще как-то всё перевернулось внутри. Пошел в церковь, свечку поставил. Всё думал о ней. Потом в Госконцерт ездил, на ЦТ. Искал письма её. На телевидении нашли, у них там всё в архивах, не выбрасывают ничего. Поверишь, до сих пор эти письма храню, сам не знаю зачем. Когда тоска накрывает, перечитываю… Женился трижды, разводился, детей нарожал. А забыть Настю эту никак не могу, веришь?
Я верил.
Но руки ему на прощание не подал.
Однажды на Невском
Вадим шел по Невскому, зная, что в ресторане для него оставлен уютный столик в углу у окна. Бармен улыбнулся и кивнул как другу, хостес обнажила все свои 32 зуба и радостно залопотала: «Добрый вечер, Вадим Сергеич, меню будете смотреть или так закажете?!» Он, конечно же, выбрал второе.
По пятницам он любил расслабиться и всегда чётко знал, чего хочет. Сегодня ему хотелось пару рюмок текилы и кусок мяса средней прожарки. Подумав пару секунд, он добавил к заказу лимон, маслины и карпаччо. За окном медленно шевелил автомобильными течениями Невский проспект, мимо витрины ресторана не торопясь проходили люди, заведения общепита по ту сторону улицы ломились от желающих что-нибудь съесть или выпить – Питер сбавил темп и перешёл в расслабленный ритм уикэнда.
