Башкин тоже об этом подумал, поэтому, как только меня уложили на землю, немедленно подскочил, уже будучи одетым в костюм химзащиты. Находки немедленно перекочевали в ящик из блестящего металла, потом он поднял кристалл, потерявший уже две трети от своего первоначального объёма, и посмотрел его на свет.
— Потрясающе, — сказал он едва слышно под противогазом. — Просто потрясающе.
Я лежал на земле и хватал ртом воздух, тут было прохладно, ветерок охлаждал вспотевшее лицо, я хотел снять капюшон, но руки едва слушались, к тому же сделать это, не испачкавшись чёрной жижей, было невозможно. А потом стало темно.
Глава двадцать вторая
Очнулся я уже в больнице, в палате горел тусклый свет, а рядом сидела Марина, державшая меня за руку.
— Я тебя больше никуда не пущу, — заявила она. — А если бы ты там в обморок упал? Как бы тебя доставали?
Отчитывала она меня, как нерадивого школьника, что без разрешения залез на крышу.
— Всё было под контролем, — заявил я и попытался встать.
Марина меня остановила и сунула в руки огромную кружку из нержавейки, наполненную всё тем же концентратом, от одного запаха которого меня уже начинало подташнивать.
— Пей, — безапелляционно заявила она, — сейчас ещё витаминов дам, их в нашу аптеку целую тонну завезли. А ещё там этот учёный к тебе рвётся, а я его не пускаю.
— Дмитрий Сергеевич, — сдавленно крикнул Башкин из коридора, а я вовремя перехватил руку Марины, что потянулась к лежавшему на тумбочке нагану. — Я буквально на пару минут.
— Спокойно, — я попытался придать голосу командный тон. — Пусть придёт и расскажет всё. Проходите… не знаю до сих пор, как вас по имени.
— Виктор Аркадьевич, — быстро сказал он, оказываясь внутри палаты и присаживаясь на край кровати.
— Так вот, Виктор Аркадьевич, я требую объяснений. Думаю, что хоть какие-то ответы заслужил.
— Я готов, — не стал спорить он. — Что именно вас интересует?
— Всё, хотя бы вкратце расскажите, что именно я достал, и стоило ли так рисковать из-за этих находок? Думаю, можно это сделать, не раскрывая государственных тайн.
— Собственно, тайны из этого никто не делает, — начал рассказывать Башкин. А я тем временем, чтобы задобрить Марину, которая всё ещё косилась на револьвер, принялся большими глотками хлебать отвар. — Смотрите сами: чаша, которую вы принесли, сама по себе, конечно, не несёт пользы, это именно чаша, а вот сплав, из которого она состоит, содержит тридцать два элемента, свойства сейчас изучают в Академии Наук СССР, то есть, будут изучать, когда её туда привезут. Насколько я понимаю, такая находка уникальна.
— Если её не довезли до Академии Наук, как удалось подсчитать эти элементы?
— Спектральным анализом, — он посмотрел на меня с удивлением. — У нас тут аппаратуры море, масса научных открытий делается прямо здесь, на переднем крае, на стыке двух цивилизаций.
— Цивилизаций? — я усмехнулся. — Что-то мне писаные особо цивилизованными не показались.
Он вдруг стал серьёзным.
— Мы не знаем точно, кто такие эти сектанты, не знаем, какое место они занимали в своём мире, но те редкие находки, что мы делаем, ясно указывают, что там, на той стороне, существовало нечто большее, чем просто степь и дикая орда.
— А вы не пробовали сами во врата шагнуть? В целые, чтобы там оказаться, с той стороны?
— Увы, те врата, что мы знаем, работают только в одну сторону. Если бы было возможно пройти обратно, я первый бы туда пошёл, не взирая ни на какие опасности. Что же до косвенных признаков развитой цивилизации, судите сами: сплав, в состав которого входят редкие металлы, получить не так просто, даже просто перемешать их в плавильной печи трудно, нужна особая центрифуга. Кроме того, масса компонент очень редко встречается в природе, и выделить их из руды невероятно сложно, человеческая наука ещё лет семьдесят назад такого не умела. А ещё эту руду требуется найти, добыть и обогатить. Для всего этого нужна продвинутая наука и техника, которая никак не вяжется с откровенным примитивизмом сектантов.
— Вот кстати, хотел спросить: сектанты перед боем делают уколы какой-то гадостью, для этого у них при себе шприцы. Шприцы ведь наши, местные?
— Совершенно верно, они многое переняли в самом начале, в том числе и кое-что из медицины, к счастью, огнестрельное оружие у них под каким-то запретом, кроме алхимических гранат. Правда, теперь они используют людей с огнестрелом. Добавлю ещё, что большая часть их холодного оружия сделана уже здесь, из нашего железа, притом, чаще всего эти образцы даже не ковали, а просто вытачивали.
— Ясно, а что ещё я нашёл?
— Нож, что был вместе с чашей, устроен попроще, но сплав, опять же, не имеет аналогов в нашем мире, твёрдость очень велика, заточку держит отменно, притом очень лёгкий.
— А чёрная дрянь?
— Вот тут можно только строить догадки, раньше такое уже находили, но там жидкость была испорчена. А в нашем случае имеется целый бассейн, притом, что она в полной кондиции. Сейчас образцы отправлены всё туда же, в Академию Наук, жидкость биологически активна, но, к счастью, совсем не летучая, так что отравление никому из нас не грозило. Что-то, вроде мощного мутагена, который меняет геном живого организма. Вроде бы, им можно управлять, делать мутации направленными, но пока это тайна за семью печатями, я бы её вам открыл, но сам не знаю.
— А кристалл? Тот, что потом растаял?
— Тут всё ещё интереснее, кристалл состоял из той же жидкости, вот только ей каким-то образом придали кристаллическую структуру. Вы ведь его с подставки сняли?
Я кивнул.
— Вот, после этого структура стала разрушаться, а жидкость вернулась к своей первоначальной консистенции. Наша теория: кристалл этот служил защитой от воров, тот, кто попытался бы его спереть, получил бы проблемы со здоровьем.
— А зачем его защищать, если он всё равно растает?
— Защищали не сам кристалл, а то, что спрятано в нём. Вы на этом месте как раз потеряли сознание, так вот, это государственная тайна, но вам я покажу.
Он вынул из внутреннего кармана пиджака фотографию и протянул мне. Марина попыталась заглянуть, но учёный тут же прижал её к себе, девушка мгновенно надулась и сделала вид, что ей совсем не интересно. На фотографии был изображён кинжал, небольшой — для понимания размеров он лежал на человеческой ладони, возможно, самого Башкина — рукоять состояла из двух стержней жёлтого металла, скрученных в двойную спираль, гарда была из чего-то, вроде кости или пластика, а клинок из белого металла блестел, как серебро. Он имел форму сильно вытянутого равнобедренного треугольника, разделённого на две половинки узким долом. А на гранях были вырезаны знаки, я назвал бы их буквами, но уверен, что на Земле такими буквами никто не писал. Три с одной стороны и четыре с другой. А ещё они слабо светились, словно бы в бороздках была подсветка красного цвета.
— С этой штукой всё плохо, — сказал Башкин, убирая снимок. — Сфотографировать мы её смогли, а что-то большее он не позволил.
— Не позволил? — я удивился, учёный говорил так, словно этот кинжал живой.
— Именно, аппаратура начинала барахлить, часть проводки едва не сгорела, видимо, он просто не хочет, чтобы его исследовали.
— Вы его тоже отправили?
— Нет, пока оставили здесь, с посылкой нужно отправлять описание, а нам сказать нечего. Попробую провести несколько натурных экспериментов. Кстати, нам обещали прислать робота, теперь вам не придётся снова нырять в иной мир, робот вытащит всё, что там осталось.
— Наконец-то, — сварливо проговорила Марина. — Сразу нельзя было?
— А всё-таки, — спросил я, — есть какая-то теория, которая хоть приблизительно всё объясняет?
— Только догадки, подтвердить или опровергнуть их мы не можем. Логика нам в помощь.
— Я слушаю.
— Основная теория в том, что в противоположном мире изначально существовали две разумных расы, одна из них была правящей, а вторая угнеталась. Первая создавала новые вещи, занималась наукой и, возможно, магией. Второй же отводился тяжёлый неквалифицированный труд.