– Во-от. Это ты правильно придумала, Архиповна, уважаю. Тут всё по-честному, при всём народе.

– Где по-честному? Где по-честному? – всполошился «вождь». – Значит, и анализ вам, и денежки вам, а другим что? Прально я говорю, ребята, или как?

«Ребята», то есть стоявшие у крыльца мужики, «пролетевшие» мимо экспертизы, одобрительно загудели.

– Вот и я говорю, жребий надо тянуть, чтоб всем поровну досталось! – взвился крикун.

А Маша судорожно попыталась сообразить, кому же она пообещала заплатить за экспертизу. Выходило, что не городской лаборатории.

***

Когда Маша сумела-таки добраться до дома, ей уже совсем-совсем ничего не нужно было, только бы в кровать рухнуть. А можно и не в кровать, можно прямо под деревьями, в гамаке, тем более толком ещё не стемнело, комары, наверное, не вылезли. Чего лучше? Лучше только драники, которые Алла напекла.

Знать бы ещё, что такое драники. Кажется, что-то из картошки…

– Эй, Архиповна! – донеслось из-за ворот. – Ты тут? Или тебя нету, что ли? Беги на Молодёжную, там Сухановы тоже подтвердить хотят.

– Нету, – согласилась Маша под нос, опираясь о пионерский фонтанчик, с тоской глядя на дом, смутно темнеющий за деревьями.

Наверное, Элли её дорога из жёлтого кирпича казалась ничуть не короче, чем сейчас госпоже Мельге. Даже до гамака ещё шлёпать и шлёпать. И кто придумал, будто большие участки – это хорошо? Наверное, тот, кто не стирал ноги. А вот Мария умудрилась ободрать балетками пятки едва не до мяса. Непонятно только, когда: на утренней пробежке или уже после, во время экспертизы?

Но главный вопрос в другом. Главный вопрос: как она умудрилась в это влезть? А если уж совсем честно: как она умудрилась это безобразие инициировать? Кто просил её язвить и вопросы задавать?

Ну да, Михалычу бутылку вполне могли принести не из магазина. Ну да, наверняка у селян припрятано по домам немало водки, а то и самогона, между прочим, тоже вполне возможно некачественного. Озвучивать-то свои догадки зачем было?

Не удивительно, если завтра проспавшиеся мухловцы придут поднимать на вилы слишком умную госпожу Мельге. Ведь сначала переругались же все, припоминая, кто какую отраву гонит, кто держит, а кто «бодяжит», а потом «экспертная группа» по дворам пошла, прихватив с собой Марию в качестве третейского судьи. И как откажешь? Надо же доказать людям, что они злословят и попусту языками треплют! Вот теперь в селе чёрт знает что и творится: то ли массовая дегустация местного продукта, до которой Виллобаджо и Вилларибе[1], как пешком до Луны; то ли не менее массовая попойка; то ли просто народные гуляния. Вон даже, кажется, кто-то за гармошку взялся, а поближе магнитофон врубили.

Маша тяжко вздохнула, отлипла от фонтанчика, вытерев об окончательно погубленные бриджи ладонь, испачканную листвяной прелью, которой была забита гипсовая чаша, и поплелась к дому, на ходу ловя проклятые балетки, успевшие всего за день не только пятки стереть, но и разноситься до лаптей.

Нет, всё-таки не место европейскому шику в Мухлово, пусть бы уж оставался в Коста дель Соль.

Телефонный трезвон застал Марию на крыльце. Костеря настырную Ирку на чём свет стоит, Маша ломанулась в двери, в потёмках не заметив косяка, привычно споткнулась о коврик, едва не снесла столик, ловя трубку.

– Ты уже на подходе? – рыкнула раздражённо. – С санитарами?

Трубка ответила озадаченным молчанием, в котором что-то тихонько шелестело, будто жучки лапками перебирали. Маша немножко послушала тишину и осторожно спросила:

– Алло? Вам кого?

– Отдай то, что тебе не принадлежит, – ответила трубкина глубина замогильным голосом. На самом деле он был таким странным, что даже озноб по позвоночнику продрал.

И обстановка казалась очень подходящей: пустой тёмный дом, за сумрачным окном призрачно колышутся ветки кустов, таинственный и очень зловещий звонок, незнакомец, говорящий, как зомби – и не поймёшь, женщина это или мужчина.

В общем, продолжался всё тот же фильм ужасов: «Мне же сказали туда не ходить. Значит, надо обязательно проверить, что там!»

Маша задумчиво потёрла правую лодыжку левой стопой.

– Ты слышишь или уже обделалась со страху? – поинтересовался зомби.

– Я вас внимательно слушаю, – заверила его госпожа Мельге. – Будьте добры, уточните, пожалуйста, что я должна отдать?

– То, что тебе не принадлежит.

– Очень хорошо, – одобрила Мария Архиповна. – А если поконкретнее и снизить мелодраматизм?

– Лучше отдай, а то хуже будет, – пообещал замогильный голос.

И в трубке снова поселилась тишина с шуршанием, а больше ничего, даже гудков не было, хотя совершенно ясно, что таинственный собеседник из телефона пропал.

Маша ещё разок почесала ногу – комар укусил, что ли? – и аккуратно пристроила трубку на пластиковые «ушки». Не сказать, что звонок не произвёл на неё никакого впечатления, с фантазией у Марии было всё в порядке и даже лучше, но как-то уж это… Точно, мелодраматично, вот как.

С критичностью у неё тоже был полный порядок, а как по-другому, если ты внучка Вероники Германовны?

Мария прошлась до окна, растирая плечи, выглянула и, конечно, ничего, кроме кустов, не увидела. Отщипнула листик, пожевала – зелень оказалась горькой, как хина.

– Где бы взять капли Вотчала? – поинтересовалась Маша у сирени и решительно вернулась к телефону.

Номер без труда набрался по памяти, не понадобился даже многомудрый смартфон. Вспомнить бы ещё, где его многомудрость ныне пребывает. Всё там же, в машине, до которой Мария какой уже день добраться не могла? Наверное, уже и не пребывает, ведь в ней же замок фуфло, пальцем открыть.

– Ну? – рявкнуло из телефона так, что задумавшаяся о судьбах своих ценностей Маша даже вздрогнула.

– Павел? – переспросила невесть зачем, хотя эдаким манером на звонки отвечал, кажется, исключительно её обожаемый супруг.

Бывший обожаемый супруг – вот так правильно.

– Мария, – строго, но довольно констатировал «бывший». – Ты что устраиваешь? Я всё понимаю, но у нас контракт с «Столица-тур» горит, немцы вот-вот должны приехать, а тут не…

– Павел, – осторожно спросила Маша, – а что общего между мной итвоиминемцами?

Слово «твои» она очень постаралась выделить тоном.

– Не придумывай, – неприязненно отозвался муж. – Наши отношения – это наши отношения, а бизнес есть бизнес.

Мария поморщилась. Никогда и никакого «бизнеса» у неё не было. У неё была фирма и дело, вот и всё.

– Паш, ну ты же сам сказал, что я вполне могу тебя не прощать. И имею право идти на все четыре стороны, – напомнила госпожа Мельге, – но только с голой… задницей. – Эта «задница» вылезла очень не вовремя и Маша уже набрала воздуха, чтобы глотать слёзы, потому как вспомнилось… И тут поняла, что вздох-то на самом деле не лишний, вот только пробирает её не на рыдания, а на совершенно неуместное хихиканье. – Ну вот я и пошла. Ты лучше скажи, что вам от меня надо? Бумаги какие-нибудь подписать?

– Мария, – супруг тоже вздохнул, но только очень-очень устало, тяжко так. – Какие бумаги?

– То есть это не ты мне сейчас звонил? И не… по твоей просьбе?

– У тебя телефон вне зоны. Да я даже не знаю, куда ты подевалась. А, между прочим…

– Значит, я ошиблась, – не стала спорить Маша. – Тогда пока?

– Мария, послушай меня, – с долготерпением профессионального исповедника начал Павел. – Нам надо серьёзно поговорить. Ну что ты устроила на пустом месте?

– По-моему, моё-то место как раз не пустое, – не удержалась Мельге, хотя прекрасно понимала, что как раз этого говорить и не стоило. – По крайней мере, в нашей постели.

– Ну как ты не понимаешь, я всего лишь мужчина, поэтому мне необходимо разнообразие и…

– Да? А мне сказали, что ты всего лишь козёл, – для себя же неожиданно выпалила Мария, преувеличенно аккуратно, словно боясь разбить, положила трубку на место и прислушалась к себе.

Плакать не хотелось совершенно, зато очень хотелось помыться и добраться, наконец, до кровати.