В своей работе П. Нейрату, невзирая на все пережитое, удалось выдержать дистанцию между собой как узником и как исследователем, и это одно из главных достоинств его труда. Целью работы П. Нейрата стали изучение и анализ условий пребывания узника в лагере и попытка нащупать существование и иерархию внутренних социальных структур узников. Поскольку труд П. Нейрата стал одной из первых работ, в которых анализируется система и социум нацистского лагеря как системы, в ней отсутствует влияние поздних интерпретаций, источников и историографии, которых еще просто не существовало.
Работа П. Нейрата стала первым трудом по социологии нацистского концентрационного лагеря. Обращаясь к данной работе, необходимо учитывать одно существенное обстоятельство. Автор оказался заключенным Дахау и Бухенвальда еще до того, как они оформились в качестве лагерей уничтожения, поэтому в центре его внимания – повседневная жизнь лагеря и формы работы заключенных, а не формы уничтожения последних, как в работах, вышедших уже после окончания войны. П. Нейрат описывает процессы «дегуманизации» заключенных, начиная с момента прибытия в лагерь и заканчивая формами работы. Он внимательно рассматривает организацию и структуру повседневной работы лагеря, модели формирования групп заключенных и формы их взаимодействия. Наиболее стойкой группой, по мнению П. Нейрата, являлись «политики» (коммунисты и социалисты), у которых была внутренняя дисциплина и, поэтому они были способны к сплочению и организованным коллективным действиям в собственных интересах – разумеется, в тех рамках, в которых лагерная действительность допускала такие действия.
Автор отмечает и случаи «повседневного сопротивления» (everyday resistances) различных групп заключенных. Так, например, «политики» старались скрывать боль при получении «двадцати пяти» (двадцать пять ударов палками – рутинное наказание в Дахау и Бухенвальде), что раздражало экзекуторов. Интеллектуалы воскрешают в памяти прочитанное, обмениваются знаниями с такими же, как они, стараются обсуждать то, что удалось сохранить в памяти, то есть обеспечивают себе «интеллектуальное выживание»[23]. Задачей П. Нейрата было доказать, что распространенный уже в то время аргумент о всеобщей пассивности жертв лагерей не имеет права на существование – сопротивление системе существовало, хотя и не в тех формах, которые считаются привычными (этот вопрос также рассматривается в заключительной главе работы).
Работа П. Нейрата во многом предвосхитила дискуссии на тему о «банальности зла» в лагерях (об этом в данной работе речь пойдет в отдельной главе) и показала, что среди эсэсовцев были совершенно разные люди – от патологических личностей до совершенно безразличных, скучающих людей, которые были жестоки лишь потому, что им не хотелось отставать от своего окружения. Примечательно, что П. Нейрат не рассказывает об освобождении узников (то есть о своем освобождении), что, по мнению редакторов книги, означает, что «обсуждение концентрационных лагерей не может быть завершено»[24]. Таким образом, уже в годы войны вышло несколько исследований, положивших начало изучению феномена Концентрационного мира. Однако для того, чтобы появились более масштабные работы, рассматривающие нацистские лагеря и их жизнь как целостное явление, война должна была закончиться.
Сразу по ее завершении вышла книга проведшего в Бухенвальде почти шесть лет философа Ойгена Когона «Государство СС», написанная в 1945 году и увидевшая свет год спустя[25]. В основу данного исследования легли не только личные переживания О. Когона, но также архивные документы Бухенвальда и других концентрационных лагерей. Ойген Когон, как ни парадоксально, в молодости сторонник Отмара Шпанна – идеолога фашистского австрийского ополчения «Хеймвер» и члена австрийской нацистской партии, сумел переосмыслить свои ранние симпатии и очень глубоко, серьезно, всесторонне проанализировать механизмы существования Концентрационного мира, его структуру, психологию узников и эсэсовцев, быт и повседневность лагерей.
В процессе работы над книгой, когда все ужасы этого мира еще были очень свежи в памяти, Когон не раз сомневался в целесообразности этой работы. «Текст находится на грани того, что дозволено нравственностью, – писал он, – поскольку с точки зрения содержания едва ли приносит какое-то благо. О бездне, по которой я скитался семь лет среди таких же, как я, немых и проклятых, лишенных даже тени человеческого достоинства, нельзя сказать ничего хорошего. Но… возможно, он сможет предостеречь Германию от повторения того же самого, а мир – от подобного. И если я хочу, чтобы данная книга достигла цели, я должен представить в ней голую правду, описать все так, как оно было, и никак иначе, без приукрашивания, выдумок ad usum delphini и умолчаний. Представить не частности, а всю систему… Ничто, кроме правды, не сможет нас освободить. Как христианин и политик, просто как человек я должен сделать то же, что делает врач, – он честно описывает больному его состояние, чтобы победить болезнь и предотвратить рецидив. Для меня, как для врача, не существует иных точек зрения, кроме той, которая показывает все, как есть. Но то, что есть, ужасно»[26]. Для Когона, который оценивал национал-социализм с точки зрения верующего католика, Концентрационный мир был неизбежным следствием отказа Европы от христианских принципов, место которых занял всеобъемлющий нигилизм.
О. Когону важнее всего было понять, как существовала и функционировала структура СС – ядро Третьего рейха, она создавала и поддерживала существование системы концентрационных лагерей нацизма и в случае победы Гитлера стала бы точкой сборки нового общеевропейского государства. Он подчеркивает парадоксальность и противоречивость этой структуры – безумные оргии сменялись массовыми расстрелами, люди, не имевшие даже основ общечеловеческой культуры, утопали в аристократической роскоши, часто принимавшей чрезмерный, на грани извращения, характер: так, жена руководителя одного из концентрационных лагерей принимала ванны только в шампанском. Именно эта парадоксальность и противоречивость привлекает внимание исследователя – Когон убежден, что только подробный и внимательный анализ «Государства СС» заставит немцев, которые не хотели поверить в существование Концентрационного мира, согласиться со своей долей вины в произошедшем – не случайно отдельная глава в книге («Немецкий народ и концлагеря») посвящена «взаимоотношениям» основной массы немцев и Концентрационного мира. Книга О. Когона на многие годы задала стандарт работы по генезису и общему бытованию Концентрационного мира, была переведена на несколько языков и в 1946–1947 годах продолжена публикациями Д. Руссе и Ж. Тийон, узника и узницы Бухенвальда и Равенсбрюка, которые анализировали феномен Концентрационного мира с позиций наблюдателя из Бухенвальда и Равенсбрюка[27].
Почти одновременно с работой О. Когона (в 1946 году) увидела свет работа «Психолог в концлагере»[28] психиатра Виктора Франкла, бывшего заключенного лагерей Освенцим, Кауферинг III, Терезиенштадт и Тюркхайм (один из лагерей, входивших в комплекс Дахау). До войны Франкл специализировался на лечении депрессий и самоубийств в Венском университете, организовав в 1930 году специальную программу для студентов. Затем он открыл свою собственную практику, но после Аншлюса в 1938 году ему, как еврею, было запрещено лечить пациентов-неевреев. Он стал директором психиатрической клиники, где, рискуя жизнью, ставил ложные диагнозы, чтобы защитить пациентов от эвтаназии. В 1939 году он вместо эмиграции в США предпочел остаться в Австрии со своими родителями, и три года спустя Франкл, его родители и жена Тилли были отправлены в концлагерь Терезиенштадт. Отец Франкла умер в концлагере, мать погибла в газовой камере Освенцима, жена умерла в Берген-Бельзене незадолго до освобождения лагеря. В Тюркхайме Франкл начал тайно помогать заключенным, решившимся на самоубийство, – позднее он подчеркивал, что самым главным было научить отчаявшихся людей, что на самом деле не имеет значения, чего они ждут от жизни, – гораздо важнее то, что жизнь ожидает от них.
