– Ну да. Ведь мысль, что меня убьют, нравится мне гораздо больше.

Наконец он берет себя в руки и говорит:

– Выходи за меня.

Я моргаю. Эти три спокойно сказанных слова не складываются в осмысленное предложение. Напротив, чем дольше они висят в воздухе, тем более непонятными становятся.

– Извини, я ослышалась. Готова поклясться, что ты только что сказал «выходи за меня».

– Так я и сказал.

В его глазах не отражается никаких эмоций, ничто не выдает, о чем он думает. Я достаточно проницательна. И даже у лучших лжецов есть слабые стороны, а я провела достаточно времени на вечеринках Олимпа, чтобы многому научиться. Это вопрос выживания. Я знаю, что Арес почесывает бороду, когда хочет кого-нибудь придушить. Знаю, что Персей – Зевс – становится более холодным, когда тянет с ответом. А последний Зевс становился более шумным и эмоционально демонстрировал радость, когда впадал в ярость.

Эрос ничем себя не выдает.

Забывшись, тянусь к напитку и отталкиваю бокал на дальний край стола.

– Это не смешно.

– А кто смеется? – Он вздыхает, будто устал от этого разговора. – Если подведу мать, будут последствия, а я не хочу ощутить их на себе. Я могу уйти отсюда, только убив тебя либо женившись.

У меня вырывается истерический смешок и, схватив его напиток, я выпиваю до дна. Водка с тоником. Ну конечно. Я вздрагиваю.

– Бред. Почему это единственные два варианта? Если ты не хочешь меня убивать, то наверняка можешь предпринять что-то.

– Не могу. – Я смотрю на него, и он слегка расправляет плечи. – Послушай, если я на тебе женюсь, этот брак привяжет меня к Деметре, как и тебя к Афродите. Она не сможет изгнать меня, не устроив при этом переполох, а если ты вдруг умрешь – не сумеет все убедительно отрицать. Если сыграем все правдоподобно, решат, что дети двух враждующих семей влюбились друг в друга. Как показали две прошлые недели, пресса обожает хрень в духе Ромео и Джульетты.

– Не сказала бы, что ты убедил меня. Ромео и Джульетта умерли.

– Не придирайся к словам. Ты знаешь, что я прав.

Потираю горло, еще ощущая жжение от алкоголя, и пытаюсь придумать, как выпутаться из этой ситуации. Браки по расчету в Олимпе не редкость, особенно среди членов семей Тринадцати. Все постоянно борются за власть, создавая союзы, а скреплять союзы с помощью браков – древняя практика. Просто… Несмотря на интриги моей матери, я думала, что избегу замужества с человеком, который хочет причинить мне вред.

– Ты серьезно? – спрашиваю наконец.

– Да.

Ему незачем придумывать новую хитроумную ловушку. Он заманил меня в Верхний Складской район, а здесь полно переулков, в которых он может оставить мое тело, и никто никогда об этом не узнает. И я постаралась, чтобы это можно было сделать без последствий для него.

Эрос в самом деле предлагает мне выйти за него замуж. Он в чем-то прав. Если мы хорошо сыграем, то станем неуязвимы. В Олимпе мало что любят больше, чем сплетни. Наш тайный брак ввергнет город в хаос, люди будут готовы на все ради возможности оказаться первыми, кто объявит сенсационную новость. Шумиха из-за того снимка, не стихающая до сих пор, служит тому явным доказательством. Тогда привлечь людей на нашу сторону, заставить их поддерживать нас, будет проще простого. Если кто-то причинит нам вред, в Олимпе вспыхнет бунт, и даже Тринадцать не смогут его подавить. Они будут вынуждены отвечать на неудобные вопросы о том, что происходит вне поля зрения общественности, а этого не хочет никто.

Даже Афродита.

Да, план может сработать. Остается только одна проблема. Я поджимаю губы и задумчиво смотрю на Эроса. Он привлекателен, но источает ауру опасности, которую не может развеять даже его внешность.

– Никто не поверит, что ты потерял голову и женился после бурного романа. Ты слишком холоден. Не играешь с прессой по правилам, за что она тебя недолюбливает.

– Я не играю по правилам, потому что это скучно, а не потому, что не могу.

Он уверен в себе, и я почти верю ему, но могу назвать с полдюжины вариантов, как наш план может провалиться. Знаю, что смогу притворяться. Я занимаюсь этим с тех пор, как моя мать стала Деметрой и заставила нас оставить безмятежную сельскую жизнь и перебраться в змеиное гнездо, которое представляет собой Олимп.

– Докажи.

Перемена происходит почти мгновенно. Эрос улыбается, и возникает ощущение, будто солнце выглянуло из-за облака. Улыбка согревает его взгляд и озаряет лицо. Он наклоняется над столом и берет меня за руки.

– Я люблю тебя, Психея. Давай поженимся.

По моему телу бегут мурашки, сердце ускоряет ритм, и я слышу стук в ушах. Даже зная, что это притворство, не могу контролировать свою реакцию.

– Думаю, сойдет, – говорю еле слышно.

Он немедленно меняется, холодность возвращается в его взгляд.

– Как и сказал, я могу притворяться.

Мне не хочется этого делать, но приходится выбирать между плохим и худшим вариантом. А значит, у меня вообще нет выбора. И все же не могу не спросить его:

– Зачем тебе это? Почему просто не сделать то, чего хочет твоя мать?

– В отличие от своей матери я в состоянии отбросить эмоции и подумать логически. – Я готова расхохотаться от этих слов. Не могу представить, чтобы Эрос вообще испытывал эмоции. Он продолжает, внимательно за мной наблюдая: – Твоя мать слетит с катушек, если с тобой что-нибудь случится, перевернет город вверх дном, пока не найдет виновного. Существует вероятность, что она все же поймет, что след ведет ко мне. А это ничего хорошего мне не обещает.

Когда он это говорит, я начинаю понимать. Возможно, ему не под силу остановить свою мать, но он отдает себе отчет, что именно ему придется расплачиваться за последствия, если доведет дело до конца.

– Это единственная причина?

Он отводит взгляд, и это показывает, что он, возможно, не полностью владеет собой.

– Совести у меня нет, так что не выдумывай глупости.

– Конечно, – бормочу я.

– Паршиво поступать так с тобой после того, как ты мне помогла. – Он говорит так тихо, что его слова почти теряются в шуме бара.

Не могу решить, становится ли от его признания ситуация лучше или хуже. Очевидно, что не могу использовать его слова в качестве рычага давления, раз он так ясно выразил свои намерения. Неважно, что он считает такой поступок паршивым, он все равно его совершит. Я вздыхаю.

– Я соглашусь только при одном условии.

– Похоже, у тебя сложилось ошибочное впечатление, будто тут есть о чем торговаться. – Страх сдавливает мне горло, но я преодолеваю себя. Не могу позволить страху управлять мной. У меня есть лишь один шанс, и я должна получить от Эроса все возможные обещания.

– Мы оба знаем, что есть.

После долгой паузы он смотрит на меня и наклоняет голову.

– Какое у тебя условие?

– Ты не причинишь вреда моей семье. Ни сестрам. Ни матери. Я не стану уклоняться от этой пули, чтобы она угодила в кого-то из них.

Он колеблется, но, в конце концов, кивает.

– Даю тебе слово.

Не знаю, достаточно ли этого, но непохоже, что могу составить контракт и…

К слову о контрактах. Черт.

– А еще мне нужен брачный контракт.

– Нет.

Через два года мне исполнится двадцать пять, и я получу доступ к трастовому фонду, который для меня открыла бабушка. На нем немалая сумма – люди убивали и за меньшее. С другой стороны, на имя Эроса наверняка тоже открыт подобный фонд. Всем известно, что своим состоянием Афродита может соперничать даже с Посейдоном. Одно из преимуществ ее титула в том, что деньги числятся за Афродитой, а не за носительницей титула. Но последние три женщины, ставшие Афродитой, позаботились, чтобы их дети были обеспечены, и нет причин считать, что эта Афродита поступила как-то иначе.

– Почему нет?

– Потому что у нас бурный роман, а людям, которые настолько влюблены друг в друга, что готовы в любой момент броситься к алтарю, не хватит ума заранее составить брачный контракт.