– Я уже сказал, – процедил, начиная злиться, Антон, – если ты и дальше собираешься зудеть, как осенняя муха, я тебя не держу! Вали на свое море! А я хоть в тишине отдохну! От вас обеих! Мне дома этого выноса мозга вот так хватает…

– Вот с женой бы сюда и ехал, – взвизгнула Кристина, – и личинку с собой возьмите, молочком парным ее поите, горшок в деревянную будку выливайте, наслаждайтесь, короче…

– Ты мою дочь не тронь! – сверкнул глазами Щеглов.

– Да кто ее трогает? На фиг она мне! Отец года, блин! – Кристина топнула ногой по луже. Грязные брызги веером окатили Антона с ног до головы.

Он отскочил и выругался, стирая грязь со лба и щеки. Кристина громко и визгливо захохотала:

– Ни фига себе грязевая ванна! Ну как тебе сельская идиллия?

– Достали вы меня обе! – взревел Антон и шагнул к Кристине; девица, взвизгнув, отскочила при виде его побагровевшего от гнева лица. – Черт побери, дрянной народ вы, бабы, только и знаете, что нам жизнь паскудить, и чуть что не по-вашему, вообще, блин…

– Тут свидетели, если что, – пискнула Кристина. – Только попробуй тронь! Жену свою дома можешь откоммуниздить, если не боишься…

– Да на хрена вы мне обе, – Щеглов нецензурно выругался, – убил бы идиоток! Сами ничему не рады, вечно с кислыми мордами ходите, и другим норовите все переср…!

Он крупным шагом пошел к магазину.

– Санитайзер для рук купи! – крикнула ему вслед Кристина.

– Сама пойдешь и купишь, у тебя тут лакеев нет!

"Ох, добром это все не кончится", – подумала Наташа, доставая телефон, чтобы вызвать такси. Нечего и думать о том, чтобы тащиться с такой сумкой по дороге без обочин, увертываясь от машин…

***

Антонина Щеглова, бывшая жена Ефима Когана, пребывала в отвратительном расположении духа. Мало того, что ей пришлось отказаться от вымечтанного и давно запланированного отпуска в Сочи, так еще и пришлось кооперироваться с Катей и Лизой и снимать два номера "Стандарт" в крымской гостиничке, толкаться с ними задницами в тесном помещении. Катька постоянно бегает курить на веранду и забывает закрыть дверь (Тоня уже притомилась каждый раз орать ей: "Эй, в лифте рожденная! Трудно створку притянуть?!"). Лиза не выключает ватсап на телефоне, и он все время блямкает… И какой кретин придумал, что в таком маленьком номере можно поселить трех взрослых людей?! И это называется "отдых"? Зэков в тюрьме можно вот так содержать, друг у друга на головах! Может, при совке были рады и такой путевке – доставали ее с боем, по рассказам родителей. Но сейчас другое время; людям есть, с чем сравнивать. И есть номера люкс, апартаменты, пентхаус, лофт – а есть дуры, которые рады в очереди к туалету стоять, будить друг друга храпом, демонстрировать друг другу развешенное на просушку после стирки исподнее – никаких тайн, "а че тут такого?" и считать, что это и есть отдых. Тут Антонина склонна была даже согласиться с Ефимом, который, морща свой орлиный нос, говорил: "Раньше шпионов боялись, вот и пихали людей, как сельдей в бочку, в номера на шестерых, в коммуналки, по семье в каждой комнате, чтобы все друг у друга на глазах были, чтобы если что – сразу заметили и дали знать, чтобы человек ни чихнуть, ни пукнуть, ни в туалет сходить не мог незаметно… А сейчас, видно, по привычке продолжают поплотнее утаптывать по принципу "продвиньтесь на полчеловека, место еще есть". Одни рады подешевле переночевать, типа, в тесноте, да не в обиде, другие рады с одной комнаты побольше дохода получить! А я считаю так: лучше переплатить за отдельный номер – зато отдыхать с комфортом"… Сейчас он, наверное, создает комфорт своей молодой жене, этой долговязой цыганистой девице с глазами, как у стрекозы. До 2015 года она работала учительницей в одной из питерских школ неподалеку от Лахты, а потом быстренько спроворила себе второе высшее образование, юридическое, и сейчас как сыр в масле катается в адвокатской конторе Когана, обласканная и избалованная одуревшим от любви на шестом десятке Фимой. А она, Антонина, сидит в "Стандарте" с двумя соседками.

А тут еще и Моисей, который катался вокруг пруда на самокатах с Яшей, обмолвился, будто видел у стоянки такси Антона, который торговался с водителем джипа, доставляющего туристов на плато… Сын мог и обознаться, но что-то подсказывало Антонине, что она еще и попала в нелепейшую ситуацию, годную для трэш-комедии. Если муж, который отказался с ней ехать, сославшись на дедлайн на работе, вдруг объявляется здесь, никак не давая знать о приезде, это может означать только одно. И, конечно же, пропустил мимо ушей, куда она едет или банально перепутал крымские древние городища… "Уроды, – злилась Антонина на обоих своих мужей, бывшего и нынешнего, – полные уроды, вечно меня в идиотское положение ставят, то один, то другой. Ладно, я им еще покажу, что со мной такие приколы не катят. По крайней мере Антону, если Моисей не ошибся…"

Антонина в гневе мерила шагами номер, еле сдерживая рвущиеся наружу бурные чувства. "Отказался ехать со мной! Работой, сказал, завалили! А сам, значит, тоже покатил на юга. И похоже, не один. Ребенка бросил одного на эту халду-няньку, которую без пригляда оставлять нельзя! А я вместо того, чтобы жить как нормальные люди, в номере со своей семьей, толкаюсь тут с Лизой и Катей, Лизкин ватсап слушаю и Катькин вейп нюхаю!"

Антонина сразу полегчало бы, если бы она расколотила о стены что-нибудь из посуды. Ефим в таких случаях, единственный из всех, не затыкался испуганно, а ржал, как полковой жеребец: "О, опять НЛО прилетело!", сбивая Тоне кураж… Остальные опасались, что следующая тарелка полетит им в голову. Но, черт возьми, здесь все тарелки и стаканы внесены в опись имущества, и за бой посуды предусмотрена строгая такса. Посмотрев на прейскурант – посуда, белье, полотенца, бытовая техника – Антонина сразу расхотела вымещать злость на предметах обихода. И это ее тоже бесило. "Я приезжаю отдыхать, плачу им деньги, а они меня еще и строят, как зэка в камере! А как же "клиент всегда прав"? Совок, он и есть совок, даже если научился г… продавать по цене конфетки!"

Тоня яростно саданула ногой по дивану, и весьма неавантажно запрыгала на одной ноге, шипя от боли. Отельные тапочки оказались с открытыми носами, а пинок пришелся по деревянной части, не прикрытой материей. "Блин! Еще и пальцы зашибла!"

Антонина пожалела, что два с половиной года назад бросила курить, встав на учет по третьей беременности. Раньше это ей хорошо помогало держать себя в руках, если кто-то начинал ее подбешивать. А Антонину раздражало часто и многое в людях.

Взять хоть эту Навицкую – когда ее арестовали, она выглядела, как уличный мальчишка, а сейчас строит из себя Леди Совершенство. "Точно Мэри Поппинс, – зло съязвила Антонина, – сидит, небось, целыми днями над своими дюдиками, такую "поппинс" себе отрастила – в джинсы еле помещается!"

Это словцо – "дюдики" – обожала одна девчонка из ее отдела, Нинуля, и оно тоже бесило Антонину так, что не всегда удавалось сдержаться. "Работает в книжном издательстве, аннотации к книгам пишет, а речь – как вчера из подворотни вылезла: дюдики, "я фигею", "реально жесть"! С таким лексиконом только пивом в Люберцах торговать!". Зато сейчас Антонина сама произнесла это слово: "А о книгах Навицкой иначе и не скажешь. Вся на понтах, типа, я супер-пупер-писательница, а куда ей до Толкина, Джорджа Р. Р. Мартина, Сьюзен Коллинз или Стефани Майер! Вот они пишут меньше – зато каждая книга годами, а может и десятилетиями в топе держится! А эта ремесленница перестанет писать – через год забудут… Однако пипл, как говорится, хавает. Пипл сейчас такой, что все схавает. Так и я бы могла писать, да позориться не хочу…"

Тоню подхлестывала очередная обида. Не далее, как сегодня утром она собиралась на сувенирный рынок. Перед выходом она долго и тщательно подбирала одежду и макияж, чтобы выглядеть безукоризненно – пусть видят, что к ним приехала настоящая дама из столицы, а не какая-то местечковая солоха.