– Потерпевшая и парень–подозреваемый, который был с ней, были сильно пьяны. На месте преступления, а точнее на диване, покрытом покрывалом, присутствуют небольшие пятна крови…
Я стал вспоминать, во что он был одет. На его одежде не было ни одной помарки. «Очень странно» – подумал я.
Выйдя из гаража, я вызвал по телефону эксперта–криминалиста. Через час подъехал криминалист и приступил к делу. По моей просьбе он снял отпечатки пальцев со всех предметов, на которые я указал, с тех предметов, что находились на столе, а также с дверной ручки гаража и самой двери. Мне нужно было понять, кто еще находился с ними. Затем я вернулся к будке охранника. Зашёл внутрь и спросил:
– Что-нибудь рассказать можете?
Охранник ответил, что его уже опросили наши сотрудники и вся информация у них. Я понял о ком идёт речь, поблагодарил его и поехал обратно в отделение.
Не успел переступить порог отделения, как меня остановил дежурный и сказал:
– Николай, Вас там ждут.
Я кивнул головой и пошел дальше. Подходя к кабинету, я увидел, что около моего кабинета на стульях сидят двое – женщина и пожилой мужчина. Я спросил:
– Вы ко мне?
– Да, – ответила женщина, в её глазах стояли слезы. Она продолжила: – Я по поводу своего сына, который сейчас находится у Вас.
Я открыл кабинет и попросил их пройти ко мне в кабинет. Я понял, о ком идет речь и сказал:
– Сегодня точной информации у меня нет. Ваш сын является подозреваемым, потому что он находился с потерпевшей. Сейчас мы это выясняем.
– В чем его подозревают? – спросил пожилой мужчина.
– Ваш сын подозревается в изнасиловании несовершеннолетней, – ответил я и продолжил, – сейчас мы с этой ситуацией разбираемся. Ваш сын сегодня остается в отделении. Приходите завтра после обеда. Я думаю, у меня уже будут кое-какие ответы. А сейчас мне надо идти, – закончил разговор я.
Мы вышли из кабинета. Я направился в «допросную», а они к выходу. Было слышно, как женщина тихо плачет. Войдя в «допросную», я увидел парня, который выглядел уже намного лучше, чем до этого. И Егора, который стоял около него. По черным кончикам пальцев у парня было ясно, что только что у него пальчики откатали. Егор посмотрел на меня и сказал:
– Он ничего толком не помнит. Помнит только то, как пришли в гараж с потерпевшей, напились. А после и до настоящего момента ничего не помнит.
Было уже поздно. И я попросил Егора:
– Пусть завтра утром отвезут его на проведение мед экспертизы. Возьмут анализ, чтобы сравнить с той спермой, которую нашли у потерпевшей.
– Хорошо, – ответил Егор и передал мне заключение мед экспертизы, объяснительную, полученную у охранника, и объяснительную оперативников, которые первыми приехали на место преступления.
Перед тем как собраться домой, я подготовил копии всех объяснительных для передачи их дежурным. Подозреваемого оставили на ночь в отделении. Значит, на сегодня всё. Можно идти домой. Я вышел на улицу. На улице уже стемнело.
От моей работы до дома полчаса ходьбы, а на автобусе минут десять. Но я стараюсь больше ходить пешком, небольшая разминка перед сном. Тем более погода стоит теплая, на дворе июнь месяц. Я всегда от дома до работы хожу одной и той же дорогой. И эта прогулка позволяет мне забыть на время о работе. И домой я прихожу уже морально отдохнувший. А сегодня, сворачивая на свою улицу, где живу, я обратил внимание на надпись на белой стене трансформаторной будки. Эту надпись я видел впервые. Остановился и прочитал: «Во время гнева не должно ни говорить, ни действовать»
Прочитав это высказывание, я подумал: «Странно, всегда можно увидеть какие-то непонятные рисунки или пошлые слова, которыми расписывают стенки наша молодежь, а тут такое. Очень мудро», – подумал я и пошёл дальше.
Утром следующего дня, а это уже была пятница, мне принесли «результаты» дактилоскопии. Там было указано:
«Отпечатки пальцев двух человек – «подозреваемого» и предположительно потерпевшей, обнаруженные на стаканах, идентичны с отпечатками пальцев, которые были обнаружены на бутылках с коньяком и водкой. Также есть присутствие отпечатков пальцев только на одной из двух бутылок водки, которые не идентичны с остальными отпечатками».
– Очень хорошо. А вот и третий «персонаж», – подумал я. Затем я прочитал «объяснительную» охранника. В ней было написано:
«Все, кто заходит на территорию гаражной зоны и выходит из нее, фиксируется мной. Я вижу всех. В первой половине дня, примерно до11–00, на территорию прошли двое мужчин среднего возраста, которые покинули территорию на своих автомобилях. За ними, чуть позже, пришла женщина, которая также уехала на автомобиле. Номера этих машин записаны в нашем журнале. Это владельцы гаражей. Парень, которого подозревают, и потерпевшая девчонка прошли на территорию примерно около 12–00 часов. Они часто приходили в гаражи. Потому что у семьи этого парня здесь находится гараж. А в 12–30 на территорию зашел молодой человек, которого я видел впервые. Я запомнил это совершенно точно, т.к. в это время у нас начинается обед. На мой вопрос: «Вы куда?». Он, молча, улыбнулся и показал мне ключи от гаража. Я решил, что это новый владелец гаража. И примерно через 40 минут он вышел обратно. После пришла мать потерпевшей, она разыскивала свою дочь. Я ей сказал, что они с парнем, как всегда, в гараже. Она прошла на территорию. Через несколько минут она прибежала к нам в очень возбужденном состоянии и попросила вызвать полицию. Её при этом так трясло, что она не могла держать телефон. Мы тут же вызвали полицию».
Результаты криминалистической экспертизы и «объяснительная», полученная у охранника, были приложены к уголовному делу.
В назначенное мною время ко мне в кабинет зашли потерпевшая и её мама. В кабинете вместе со мной их уже ждали наш штатный психолог и преподаватель, вызванный из школы, где училась девочка. Вначале я решил задать несколько вопросов матери, но она не могла сказать ничего вразумительного. Как только она вошла в кабинет, то сразу начала рыдать и повторять одно, и тоже: «Почему это случилось с моей дочкой?» Нам нечего было ей ответить. На каждый мой вопрос, она отвечала рыданием. И этим рыданием довела себя до такого состояния, что её пришлось отпаивать валерьянкой. По ее ответам я для себя ничего нового не открыл. Не смог получить хоть какую-нибудь информацию, которая могла бы помочь делу. Когда матери девочки стало лучше, я решил допросить потерпевшую. Девочка была вся «скованна». Казалось, что она от всей этой ситуации сейчас упадёт в обморок. Я решил долго её не держать, задал несколько вопросов:
– Скажите, пожалуйста, Вы пили вместе со своим другом?
– Да, – ответила она.
– Вы так же, как и он, пили водку и коньяк, или что-то одно из напитков? – спросил я.
– Я тоже пила водку и коньяк.
– Он заставлял Вас выпивать вместе с ним? – задал я следующий вопрос.
– Нет. Не заставлял, – тихо ответила девчонка. Было видно, как ей стыдно за всё происшедшее. Она боялась поднять глаза на нас.
Вспомнив о двух ярко выраженных синяках на её шее, я решил спросить и о них:
– Скажите мне, когда Вы совсем опьянели, Вы не чувствовали, что что-то сдавливает Ваше горло?
– Было такое чувство, – снова тихо ответила она и ещё тише продолжила, – и я чувствовала боль между ног.
Из разговора с ней я стал понимать, что парень, который был с ней, здесь не причем. Но мне все равно нужно дождаться результатов экспертизы, чтобы знать наверняка. Закончив допрос и распрощавшись с потерпевшей и её матерью, я спустился на улицу покурить.
С правой стороны от главного входа в наше отделение находится уличная скамейка, а рядом – пепельница. Я присел на скамейку, вынул из кармана брюк пачку сигарет, прикурил и сладко затянулся. Я не заядлый курильщик, но иногда позволяю себе такую слабость. В курилке во внутреннем дворе стараюсь не появляться. Не хочу быть очевидцем, каких-либо сомнительных разговоров или оказаться объектом сплетен. Покуривая, я наблюдал за людьми, которые входили и выходили из отделения. Большинство из них были взволнованы, большая часть приходит с проблемами и у всех они разные. Радует то, что люди обращаются к нам, а не решают свои проблемы самостоятельно, тем самым, не ухудшая свое положение. Из всего потока заявлений большая часть связана с преступлениями имущественного характера: кражи, грабежи, разбои, присвоение-растрата, умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества. Есть и классические преступления с присутствием некоего артистизма, такие как мошенничество – с помощью обмана или доверия завладеть чужим имуществом. Поток огромный. Сам себе задаю вопрос: «Как мы со всем этим справляемся?» Ответ не заставил себя долго ждать: «Что поделаешь, умудряемся справляться». После, докурив и потушив сигарету, я направился обратно к себе. Около входа я столкнулся с матерью подозреваемого. Выглядела она спокойной. Она спросила меня:
