Он прищурился со своей обычной хитринкой, и, как показалось Шарлотте, хитро подмигнул ей. Неужели все-таки видел или догадался? Энди никогда не славился идеальным поведением и у него была сильно развита интуиция на подобные вещи. Но с его стороны можно не опасаться огласки, скорее Марстон станет покрывать пикантную историю, это его позабавит…

"Я не поеду, не поеду!" – твердила леди Уэлсли, когда муж собирался в Бристоль. "Не поеду!" – повторяла она, переодеваясь вечером и кутаясь в длинный плащ с капюшоном. "Я просто прокачусь по городу", – увещевала она себя, остановив кэб. "Доеду, и поверну к дому", – убеждала она себя по дороге к дому Деверо. "Я только дождусь следующего кэба и вернусь домой", – Шарлотта проводила глазами кэб и подошла к воротам. "Я сошла с ума, нужно остановиться!" – она вошла в приоткрытые створки. "Я исчерпала все доводы", – она увидела вышедшего ей навстречу Кристиана. Юноша проводил ее в дом, помог снять накидку и пригласил в гостиную. Там было очень тепло от большого камина; во всех канделябрах горели свечи. После темной и сырой улицы женщина продрогла, и хозяин дома подвинул ей кресло к камину:

– Да ты совсем замерзла. Тебе надо выпить что-то согревающее. Коньяк, вино, ром?.. А может, я приготовлю тебе глинтвейн? Он у меня получается отменно.

Шарлотта кивнула, боясь, что юноша услышит, как стучат ее зубы.

"Нужно уйти, пока он готовит глинтвейн! Я не должна…". Но не было сил встать и отойти от камина, выйти из теплой и светлой гостиной в студеный сентябрьский туман…

Момент был упущен; в гостиную вернулся Кристиан. Он нес две кружки с ароматным дымящимся питьем, и подал одну женщине:

– Ну, вот! Он немного крепок, но недурен на вкус и хорошо согревает. А это тебе сейчас необходимо.

Он придвинул себе второе кресло и устроился в нем, улыбаясь и лаская Шарлотту взглядом.

– А почему ты снял свой прекрасный портрет? – леди Уэлсли осмотрелась в гостиной. – Летом он произвел фурор в Лондоне и так хорошо смотрелся здесь, напротив портрета лорда Деверо…

– Да, но днем на него попадали солнечные лучи, пришлось убрать портрет отсюда, чтобы не выцвели краски… Да что тебе портрет? – Кристиан допил глинтвейн и игриво улыбнулся. – Он что, больше интересен тебе, чем я?

Леди Уэлсли невольно улыбнулась ему в ответ. Она уже согрелась, щеки порозовели, а зубы перестали выбивать дробь.

– Ты очаровательна, – сказал Кристиан. – Особенно когда так румяна.

– Я думала, что ты собираешься поухаживать за моей дочерью, – теперь леди Уэлсли чувствовала себя более непринужденно в гостях.

– Зачем мне эта девчушка, если есть такая женщина, как ты, – ответил Кристиан.

В Лондоне знали печальную историю юного Крэя. Его мать, Маргарет Деверо, вышла замуж без отцовского благословения за бедного художника Крэя, и отец вычеркнул ее из жизни. После эпидемии дифтерита в Танбридже трехлетний Кристиан остался круглым сиротой. Потеряв единственную дочь, лорд Деверо взял на воспитание ее ребенка, но не смог забыть его отца и вымещал ненависть к покойному зятю на мальчике, награждая его тумаками и руганью, а потом отослал Кристиана в предместье к дальним родственникам художника. Юноша почти не помнил родителей, детская память сохранила только некий идеальный образ. И, может быть, леди Уэлсли напомнила ему этот образ… "Я еще в состоянии мыслить логически?" – запоздало удивилась Шарлотта, когда Кристиан забрал у нее пустую кружку, опустился напротив на корточки и взял ее за руки, сокращая расстояние.

– Я же намного старше тебя, – прошептала она.

– Ну и что, – так же тихо отозвался юноша и нежно коснулся губами ее рта.

– Прошу тебя, пусти, перестань, что ты делаешь, я никогда… – задыхаясь, бормотала леди Уэлсли, когда Кристиан перебрался в ее кресло, а ее пересадил к себе на колени, распустил ее прическу и осыпал поцелуями, нашаривая пуговицы платья…

– Ты действительно хочешь, чтобы я остановился? – шепнул Кристиан, стянув с ее плеча рукав платья.

– Сумасшедший, – ахнула леди Уэлсли, когда Крэй прижался губами к ее обнаженному плечу.

– Ты не ответила: мне остановиться:

– Нет… Нет, нет, не останавливайся… – она запрокинула голову, крепко зажмурившись.

– Почему ты плачешь? – молодой человек провел кончиками пальцев по ее щеке. – Я причинил тебе боль? Ты испугана?

– Я не знала, что так бывает, – всхлипнула Шарлотта, запуская руки в густые темные волосы юноши. – Это… это невообразимо…

– Как не знала? – Кристиан слегка отодвинул женщину от себя, удивленно подняв брови. – Ты же замужем.

– Вот именно, – погасшим голосом ответила леди Уэлсли. – Вот именно: я замужем.

– Понятно, – Кристиан снова привлек Шарлотту к себе и стянул второй рукав ее платья. – Разве может этот увалень, похожи на мешок сена, понять такую женщину? Не понимаю, чем он тебя прельстил.

– Моим мнением интересовались мало, – речь женщины стала прерывистой от того, что Кристиан гладил и ласкал ее обнаженные плечи и играл ее распущенными волосами. – Я была такой же юной, как Джулия, робкой, наивной. А Уэлсли унаследовал состояние и титул отца и искал невесту. Он посватался, мои родители дали согласие. Я его почти не знала.

– Какое варварство, – слегка поморщился Кристиан, – в цивилизованной Англии, во второй половине 19 века в лучших семействах дочерей дарят, как рабынь, стареющим сластолюбцам, а те смотрят на молодых жен как на удачное приобретение и убивают в них чувственность. Пообещай мне, Шарлотта, что не поступишь так со своей дочерью. Не надо тащить эти мерзкие пережитки в 20 век, до которого осталось не так уж много времени!

– Но с другой стороны, Уэлсли ни разу меня не обидел, – пробормотала Шарлотта, – он хорошо относится ко мне…

– Но он не сделал тебя счастливой. Ты сама только что призналась, что в супружестве ни разу не испытала блаженства. Ты даже себя толком не знаешь, – Кристиан зарылся лицом в вырез ее платья; Шарлотта невольно охнула, пытаясь оттолкнуть его. – А ведь в тебе столько страсти. Только ты зажала ее в тиски, заперла на три замка и боишься дать ей выход. Не бойся, мир не перевернется, если ты разожмешь тиски…

– Наверное, уже поздно, – леди Уэлсли пыталась отстраниться, поднять вырез платья повыше. – Это будет смешно, если женщина моих лет…

– Ты же еще молода, – Кристиан поймал ее руки и отвел от выреза, – у тебя стройное тело, нежная кожа, твои глаза блестят, ты обворожительна и желанна. Почему же ты считаешь, что тебе поздно быть счастливой? Или ты убеждена, что вот этот золотой ободок на пальце делает тебя собственностью Уэлсли? А кстати, он тогда хотя бы заметил твое отсутствие в гостиной?

– Заметил, – леди Уэлсли невольно хихикнула. Почему-то теперь ее разбирало от беспричинного смеха, когда она вспомнила вечно полусонного мужа, его обширную лысину, багровое лицо, благодушную мину и брюшко, выпирающее из-под костюма. – Я сказала, что выходила в сад.

– А он? – с озорным азартом спросил Кристиан.

– Ответил, что это хорошо, и взял у лакея еще бокал коньяка… Почему ты смеешься? Бессовестный мальчишка!

– Да еще какой. А почему ты хохочешь? Впервые вижу, чтобы ты была так весела. До чего ты хороша, когда смеешься, просто глаз не отвести.

– Ох, Кристиан, что мы делаем, – все еще вздрагивая от смеха, леди Уэлсли уткнулась лицом в плечо юноши.

– Всего лишь получаем удовольствие. Разве это преступление?

– Но что сказали бы о нас, если бы узнали?

– Поверь мне, многие завсегдатаи светских салонов регулярно вытворяют еще не такое. "Но не грешно грешить, коль грех окутан тайной", – процитировал Крэй строчки из "Тартюфа". – Осуждают не тех, кто согрешил, а тех, кто попался.

– Какой же ты циник, – изумилась Шарлотта.

– Разве это для тебя открытие? – Кристиан подхватил женщину на руки. Когда он поднимался по широкой дубовой лестнице на затемненный второй этаж, Шарлотта замерла, крепче обхватив его шею и опасливо застыв, боясь пошевелиться или даже лишний раз вздохнуть.