Пройдя половину пути, они заметили, что навстречу им движется отец. Виктор Алексеевич, подойдя к сыновьям, поднял на плечи Валерку. Он увидел, что патронташ на поясе Володи с пустыми гильзами, но ничего не сказал, взял у него ружьё и теперь уже втроём они направились к дому.

– Папа, ты извини, – после долгого молчания сказал Володя, – Я только хотел подстрелить утку на обед, но она почему-то не подстрелилась, а всё время ныряла.

– Потому и не подстрелил, что не знаешь правил охоты и всего прочего. Утки успевают нырнуть под летящую дробь, а ты этого не знал. Надо многому учиться, чтобы заниматься каким-либо ремеслом. Я боялся только, чтобы ты не подстрелил брата. А то, что расстрелял у меня все боеприпасы – это не главное, хотя получилось очень неэкономно. Дробь я сам сделаю, а порох и капсюли в тундре не продают. Надо где-то изыскивать. Для обороны у меня есть карабин, а патроны к ружью со временем тоже как-нибудь заряжу.

Вовка молчал, осознавая только теперь, что всё сделал без разрешения.

Приливная вода моря почти полностью пришла, затопив берег до самого заплёстка, но для прохода по суше на этом участке имелось ещё прилично каменистого места. Чайкин спустил с плеч Валерку и сказал:

– Иди сам, чтобы мама не подумала, что ты устал.

Валерка, забыв об усталости, побежал вперёд к тропинке, ведущей на угор к дому. Морские крачки, сопровождавшие путников всю дорогу и донимавшие своим криком, наконец-то от людей отстали. Кулик-сороки своё «Кипи-кипи» тоже перенесли куда-то в сторону. Море, разлившееся до самого берега и затопившее все няши, блестело и сверкало на солнце. Вблизи мысков отсутствовала рябь и какие-либо волны. Буруны виднелись только вдалеке, в сулое у Большого мыса. Тихо журчал болотный ручей с питьевой водой, находящийся рядом с тропинкой. Вода ударялась внизу о доску и скатывалась по торфяному и далее по глинистому обрыву к морю. На Корге не видно людей, ушедших на своих судах в безветренную погоду в море. Они спешили, пока позволяла погода, выставить селёдочные сети и снова заниматься добычей морского зверя.

Вовка тоже заспешил к дому, оставив отца позади. Он уже увидел, что мать вышла на крыльцо и протягивала руки к бежавшему бегом к ней Валерке.

Все беспокойства на сегодняшний день улетучились, тихая жизнь на станции вошла в своё русло. Из коридора дома уже слышалось:

– Тётя Верочка, моя красавочка, моя любимочка…, – это Валерка начал подлизываться, чтобы выпросить угощение.

Тузик, которого с собой ребята не брали, сейчас крутился возле ног, подбегая то к одному, то к другому, искоса поглядывал на хозяина, ожидая какой-либо команды, но при полном отсутствии к себе внимания, улёгся через некоторое время возле крыльца.

Елизавета Дмитриевна, переживавшая больше всех за детей, накрывала стол для ужина.

Лену заставили заниматься младшим братом, которого сейчас оставили совсем без внимания. В конце концов, она повела его гулять в сторону мыса. Два других брата досыта нагулялись, до того, что сейчас дома сами собой у них закрывались глаза, требуя от усталости отдыха и покоя.

За стенкой квартиры в служебном помещении о чём-то громко, даже слишком громко, переговаривались Венера и Иван, но до слуха доносились только отдельные слова, а смысл их беседы приглушала деревянная стена дома.

Через некоторое время Венера зашла к Чайкиным:

– Виктор Алексеевич, Ваня не хочет идти на мыс снимать показания с реек, а я идти одна боюсь.

– А кто должен идти?

– Должна идти я, но одна боюсь.

– Всё очень просто: твоя вахта – тебе и снимать показания, а в помощники возьми Ивана.

– Но он не хочет идти!

– Ну, не мне же решать между вами вопросы. Скажи ему командным голосом, как это делают в армии. Он тебя младше, значит, должен подчиняться. И не надо приходить и мне жаловаться по пустякам!

– Я не жалуюсь, Вас он слушается, а меня нисколько.

– Хочешь стать начальником, тренируйся и скажи так, чтобы Иван побежал впереди тебя.

Венера ушла, но через некоторое время они с Иваном вышли вдвоём и направились на мыс.

–Так-то лучше, – увидев это в окно, сказал Чайкин, – Привыкли, чтобы я решал все проблемы, а в этот раз и проблемы-то нет никакой, надо выполнить свои обязанности, только и всего!

Рыбаки стали возвращаться с моря, распустив на карбасах паруса. Ветерок небольшой появился, надувая парусину и двигая карбас вперёд, который слушался неукоснительно рулевого.

Суда один за другим причаливали к берегу. В каждом находилась в лотках селёдка, немного, но, судя по меркам обывателя, на уху явно хватало, а для выполнения плана и для заработка её явно недоставало.

Одна ставная сетка оказалась разодрана почти надвое. Вероятно, в этом месте прошла белуха или побывал морской заяц. Разодранную сеть рыбаки сняли и привезли с собой для ремонта.

– Ничего, – сказал, глядя на разодранную сеть, Сима Макурин, – Мы своё наверстаем. Они нам вредят, а мы снова запустим на них невод. Кому будет хуже: нам или им?

– Что-то задул ветерок, – ответил ему напарник, – Как бы хуже не стало всем.

– Разве это ветер? Ветер, когда рвётся парус и опрокидывается карбас, а это так – ветерок, чтобы унять дневной зной.

– Тебе всё нипочём, готов в море хоть сейчас.

– А я и готов, для того и приехал. Чего унывать? Утром проснёмся и увидим, есть ветер или нет. У нас есть бригадир, который погоду без всяких приборов чует, ходил он на Грумант и где он только ни был, а там не такие шторма, как здесь. Ты готовься солить селёдку, её надо быстренько определить в рассол, иначе весь улов протухнет, пока мы с тобой тут рассуждаем.

– Я готов, но не все ещё пристали. Сейчас выгрузятся и будем заниматься засолкой, а на ужин сегодня будут свежая селёдка и камбала. Камбалы, правда, попало мало, но на еду хватит.

Рыбаки, разговаривая, прибрали всё в карбасе и отнесли улов к месту засолки, разрешив поварихе выбрать на ужин рыбу по своему усмотрению.

Когда Венера и Иван поравнялись с избой Макурина, он их окликнул, крикнув издалека:

– А здороваться у вас не принято?

– Здравствуйте! – ответила Венера.

– Приворачивайте, я обещал сыграть на балалайке.

– Возьму и приверну, что будешь делать?

– Буду играть.

Венера отправила Ивана снять показания с рейки, а сама подошла к избе. Макурин быстро вынес балалайку и не только заиграл, но и запел частушки, да так мастерски, что удивил не только Венеру, но наверно и самого себя. Его хорошо слышали и причаливавшие к берегу уставшие рыбаки, до которых расстояние не менее двухсот метров. Спев две частушки, Сима продолжил, начав пританцовывать и подпрыгивать, чем окончательно рассмешил Венеру.

– Жених ты, видать, хороший, – сказала развеселившаяся Венера, завидев идущего обратно Ивана, – Но мне надо работать, споёшь как-нибудь в другой раз.

– Жаль, я такую красивую и отпускать не хочу. Пойдём я тебя угощу селёдкой, сваришь на обед.

– От рыбы не откажусь, живём у моря, а рыбаков у нас нет.

– А для чего ты своего напарника держишь? – спросил Сима, указывая пальцем на Ивана.

– Он не рыбак, он мой охранник, следит, чтобы меня не украли.

– Ну, дела-а, зачем такой охранник, если не может накормить и приласкать? Пойдём, возьмёшь рыбы, отнесёшь и приходи к нам снова, а бояться здесь нечего, никто тебя не тронет. Теперь все знают, что ты приходила ко мне, а против меня никто не осмелится выступать

Сима щедро угостил рыбой метеонаблюдателей и отпустил их в обратную дорогу.

– Без меня она ничего бы не сделала, – заявил Иван Чайкину, когда они вернулись обратно, – Её сразу арестовали рыбаки.

– Как это арестовали? – удивился Чайкин.

– Все показания снимал я, хотя сейчас совсем не моя вахта, а Венера плясала с рыбаками под балалайку.

– Ты, как всегда, что-нибудь напутал.

– Он не напутал, а всё наврал, – вмешалась Венера, – На балалайке играл Сима и даже приплясывал – это было, а потом он же дал рыбы. Тут всем хватит на ужин, только я варить не буду, пусть занимается этим Вера.