Ричардсон поднялся на ноги и пошел впереди Фрэнка на второй этаж.

Все четыре комнаты, которые он показал Фрэнку, были похожи как две капли воды. Каждая имела площадь примерно двадцать пять метров и была одинаково меблирована: большой платяной шкаф, письменный стол, два больших кресла и широченная кровать.

«Учитывая, что с дамами здесь обстановка напряженная, предоставлять постояльцам такие кровати является форменным издевательством», – подумал Фрэнк. По-видимому, Ричардсон угадал его мысль. Он пробормотал: «Да уж», – и рассмеялся.

Фрэнк распаковал свои чемоданы, повесил в шкаф костюмы, рубашки и брюки и решил принять душ. Он разделся, встал в ванную, включил воду и тут же, громко чертыхаясь, буквально вылетел из ванны.

– Что случилось, мистер Норман, – в корридор выскочил из своей комнаты Ричардсон.

– Вода, черт бы ее побрал, – пробормотал Фрэнк, потирая плечо. – Настоящий кипяток. Еще немного, и я бы сварился.

– Моя вина, – Ричардсон облегченно вздохнул, – забыл вас предупредить. Бак водоснабжения здесь устанавливают на крыше, и поэтому солнце нагревает воду чуть ли не до ста градусов. Когда открываете кран, надо подождать несколько минут, а то действительно можно свариться. Слава Аллаху, что все обошлось. Вы так громко выразили свое отношение к происходящему, что я подумал, мы подверглись нападению аз-Заркави и его шайки.

Ричардсон снова ушел к себе, а Фрэнк подождал еще несколько минут, попробовал воду кончиком пальца и наконец вымылся.

Спать или дремать ему расхотелось, он просто развалился на кровати и включил приемник. Багдадское радио передавало, что сегодня произошло два взрыва заминированных автомашин, три нападения на местных полицейских и обстрел колонны американских войск вблизи аль-Фаллюджи. Имелись убитые и раненые.

Фрэнк посмотрел на часы. Было четыре часа дня.

«Интересно, что еще случится до конца дня», – подумал он про себя.

В пять часов в дверь постучали и вошел свежий и аккуратно одетый Ричардсон.

– Ну что, отдохнули? Спускайтесь вниз, выпьем по чашечке кофе, немножко поболтаем и решим, что делать дальше.

Когда Фрэнк через несколько минут спустился в холл, Ричардсон уже сидел за накрытым журнальным столиком. На подносе стояли большой чайник, стеклянная банка «Нескафе» и несколько тарелок с различными национальными сладостями.

– Как вы насчет растворимого кофе или чашки чая? – спросил он Фрэнка. – Молотый надо было варить, и к тому же пить его постоянно – значит расшатывать нервную систему. Здесь, куда бы вы ни пришли, везде угощают либо крепким, так называемым горьким, кофе, либо крепким и очень сладким чаем. За день выходит где-то по дюжине чашек того и другого.

– Ничего не имею против растворимого кофе, – сказал Фрэнк.

– О’кей, – Ричардсон взял чайник и наполнил чашку Фрэнка. – Кладите кофе сами по вкусу. Кстати, называйте меня Дугласом, а я буду называть вас Фрэнком. Нет возражений? Тогда расскажите мне о себе. Для лучшего знакомства. А то я знаю только то, что вы окончили университет по специальности «История Ближнего Востока» и потом работали в этой самой «Стандард ойл», которая решила вдруг заняться благотворительностью.

– Особенно интересного в моей биографии мало, – начал Фрэнк. – Разве что во время учебы в университе стажировался один год у наших соседей в Дамаске на историческом факультете по студенческому обмену. А после окончания была возможность устроиться либо в центре стратегических исследований Джорджтаунского университета, либо попасть в аналитический отдел «Стандард ойл». Выбрал второе. В компании предложили в три раза больший оклад, и была перспектива поездок чуть ли не во все страны Среднего Востока. Но на практике за почти шесть лет работы съездил пару раз с начальством в Эмираты. Краткие командировки. Так что тяга посмотреть другие страны региона осталась. Сейчас вот провел несколько дней в Египте. Заглянул по дороге в Дубай и Маскат. Что еще вам рассказать? Был женат несколько лет. Потом развелся. Детей нет.

– Какие-нибудь хобби? – поинтересовался Ричардсон. – Нумизматика, как у нашего юного друга, или еще что-нибудь?

– Ничего в этом духе, – рассмеялся Фрэнк. – Мое хобби – моя специальность. Опубликовал десяток статей по политическому и стратегическому положению в регионе. О фундаменталистских организациях в различных странах. О политике нашего правительства. Про все наши доктрины об объявлении Персидского залива сферой наших жизненных интересов и тому подобное. Что было хорошего в нашей компании, так это то, что я имел возможность выписать за ее счет любую книгу или журнал, которые считал нужным для работы аналитического отдела. Естественно, что я выписывал кое-что и для себя. Год тому назад начал работать над книгой о современном положении в зоне Залива. Сейчас, по-видимому, основной упор буду делать на Ирак. Как очевидец того, что здесь происходит. Если, конечно, за грехи дядюшки Сэма не отрежут голову мне.

– Будем надеяться, что этого не случится, – Ричардсон взял сигарету и щелкнул зажигалкой. – А как ваш арабский?

– Достаточно приличный, чтобы в общем и целом понимать политические тексты, газетные материалы и прочее. А что касается разговорного, то говорю более или менее прилично на сирийском диалекте. Хотя кое-что уже подзабыл. И, само собой разумеется, абсолютно ничего не понимаю в иракском. Когда вы в машине говорили с водителем, я поймал себя на том, что из десятка фраз, которыми вы обменялись, я понял только «хамду лилля»^2* и «ин шаа лла».

Оба рассмеялись.

– Но это меня не удивляет, – продолжил Фрэнк, – я прекрасно знаю, что между арабским литературным и диалектами существуют большие различия. Со временем научусь и иракскому. Ин шаа лла.

– Конечно, научитесь, – Ричардсон налил себе следующую чашку кофе. – Хотя иракский диалект гораздо дальше от литературного, чем сирийский. Ладно, теперь моя очередь. Чтобы вы получили представление о человеке, с которым живете под одной крышей… Итак, я получил свой диплом в начале шестидесятых. Когда вас еще и на свете не было. Только моя специальность была арабская филология. И мне очень нравился арабский язык. Что в конечном счете и погубило мою карьеру.

– Любовь к языку? – удивился Фрэнк.

– Представьте себе. Любовь и желание выучить его, как можно лучше. После учебы я устроился в государственный департамент. И был страшно горд. Как же! Посольства. Дипломаты. Приемы. Международные конференции. Хорошо звучит, не правда ли? И вот меня назначили в посольство в Каир на должность переводчика: делать обзоры прессы, быть на подхвате, когда кому-нибудь надо куда-нибудь съездить и с кем-нибудь встретиться. И я с течением времени стал прекрасно справляться с этой работой. В нашем переводческом бюро работали, или, вернее, числились, еще несколько парней моего возраста, которые арабский знали отвратительно и им совершенно не интересовались. Их нельзя было использовать в качестве переводчиков. И поэтому они продвигались по карьерной лестнице. Получили ранг атташе, потом советников и так далее. В общем, занимали те должности, где можно не знать ничего конкретного, а достаточно уметь говорить с умным видом всякую чушь. А я десять с лишним лет просидел переводчиком. Сначала в Каире, потом в Дамаске, потом в эр-Рияде. Все мои попытки получить другую должность кончались провалом. Кто же отпустит хорошего переводчика?

Моя собственная жена стала смотреть на меня как на законченного неудачника. Как же! У других дам мужья советники, посланники, специальные представители, а у нее – п е р е в о д ч и к. Как говорят немцы, швайнерай. Короче говоря, мы продержались с ней еще несколько лет. За границей и в Вашингтоне, где я стал работать в центральном аппарате. А потом дети – у нас их двое, оба мальчики, – выросли, стали самостоятельными, и мы с женой расстались. Она скоро вышла замуж второй раз, а я так и остался холостяком. Уволился из госдепартамента, долго работал в различных наших информационных агентствах. Потом пытался обосноваться в Вашингтоне, но ничего не получилось. Тянуло на Восток. Казалось бы, почему не сидеть дома? Денег хватает. Вполне приличная квартира в конце Коннектикут-авеню. Но нет, хотелось сюда. Я уже, наверное, не смогу без того, чтобы не слышать на улицах гортанную арабскую речь, не видеть практически постоянно голубое небо и тому подобное. Правда, здесь большие проблемы с дамами. По крайней мере в Багдаде. Но когда вы приближаетесь к семидесяти, все это не так уж и важно.