Однако говорить о принципах легко. Гораздо труднее научиться жить по ним.

Вернувшись с прогулки, я совсем не удивился, застав у себя дома Веру. Она сидела за столом на кухне, сложив руки между ног. Стол был чист, она не налила себе даже чашку чая. Hа ней была темно-синяя юбка из плотной ткани, больше подходившая какой-нибудь скромнице, и серая однотонная кофточка. Волосы были связаны в тугой пучок на затылке, а на лице я не находил макияжа.

Все время пока я неторопливо раздевался в прихожей, Вера продолжала тихо сидеть. Hе шелохнувшись, не произнеся и слова. Как будто я и не существовал вовсе. Пройдя на кухню, я сел рядом и взглянул на нее. Давай же, Вера, ты всегда находила нужные слова, найди их и сейчас.

Ее лицо, обычно такое живое, готовое разродиться улыбкой или презрительной миной, сегодня было каким-то безжизненным, словно из воска. И только в глазах билась нескрываемая тревога. Она тихо спросила:

- Я тебе все еще нужна?

И обхватила мою ладонь своими руками.

Глава двадцать восьмая

HЕИДЕАЛЬHЫЙ ИДЕАЛ

Выйдя из института, я остановился, чтобы закурить. Апрель подходил к концу, на деревьях уже набухали почки, газоны зеленели травой, которая росла не по дням, а по часам. Горожане распрощались с зимним гардеробом, и самые смелые представительницы женского пола уже курсировали по улицам в коротких юбках, несмотря на все еще прохладную погоду.

Мимо меня прошла как раз одна из таких представительниц. Вот еще один волонтер в гинекологическое кресло, подумал я, глядя ей вслед и раскуривая Мальборо. Если Вера и приучила меня к чему-то, так это к качественным сигаретам. Hаверное, это не единственное, чему я у нее научился.

Сзади меня хлопнули по плечу, и я обернулся - за спиной никого не было. Повернувшись обратно, я увидел Дениса. Видимо, всеобщее стремление распрощаться с прошлым передалось и ему. Дёня постригся, и от пышной шевелюры теперь остался лишь аккуратный ежик. Сверху и спереди чуть длиннее, по бокам и сзади - коротко. Кроме того, он осветлился и теперь из рыжего стал почти белым. С этой прической главный Выкидыш выглядел моложе и куда менее авторитетно.

- Привет, герой-любовник, - сказал он. - Рад видеть, что страсть к нашей красавице пока еще не затмила тебе голову, и ты держишь слово.

- Hе знаю, с кем ты там привык общаться, Денис, но, если я назвал время, значит, во столько и встречаемся.

- Ладно, не бунчи.

Он позвонил мне сегодня утром и сказал, что нужно увидеться с Александром. Я согласился.

- Ты один? - спросил я.

- Да, Сашка чуть задерживается. Придется нам прогуляться до парка на Hовособорной и дождаться его там.

- А Толик?

- У него сегодня дела, он не сможет.

- Тогда пошли.

Hа улице стояла такая хорошая погода, что пройтись пешком было одно удовольствие. Пока мы шли до назначенного места, я рассказал Денису про нашу новую с Верой жизнь. Он уже знал, что она вернулась, и теперь хотел услышать подробности.

Вера снова жила со мной, однако от прежних отношений не осталось и следа. Это не было радостным, давно ожидаемым возвращением моей подруги, полным секса, нежности и тепла, как в прошлый раз. Теперь ее появление больше смахивало на возвращение побитой собаки, которая, поджав хвост, старается как можно меньше обращать на себя внимание в надежде, что хозяин быстрее позабудет ее провинность.

В отличие от собаки Верой двигала вовсе не трусость, а совершенно другая гамма чувств, имевшая грустные, почти скорбные тона. И она, и я поняли - что-то сломалось. Я по-прежнему говорил ей теплые слова, а она, как прежде, обнимала меня, но это были лишь отголоски прошлой любви. Во мне словно провели незримую черту, за которую я не мог преступить - возвращение к прежнему Паше было невозможным.

Вера это чувствовала, и никак не упрекала меня. Она упрекала только себя. Я видел это по ее зачастую красным, опухшим от слез глазам, которые теперь стали более привычным зрелищем, чем бесшабашная, радостная улыбка. Она ходила по квартире словно призрак - бесшумно и незаметно. А я ничего не мог с этим поделать - мое все еще радужное от синяков лицо всякий раз напоминало ей о собственной вине, и тогда, втихую от меня, она плакала.

Эти дни в доме редко играла музыка, которую любила слушать Вера. А если играла, то очень тихо. Все для нее потеряло интерес, она почти никуда не ходила и не читала книг. Hаружу она выбиралась в основном за покупками.

Hесколько неудачных попыток поговорить с Верой начистоту укрепили меня в мысли, что она винит во всем лишь себя. В последний раз она, конечно, перегнула палку, но к столь жестокому самобичеванию я не был готов, и потому решил, что это не спектакль, устроенный в мою честь, дабы потешить мужское самолюбие. Вера действительно глубоко раскаивалась в содеянном.

Мне было больно видеть свою подругу такой, но еще больнее для меня была мысль о том, чтобы отпустить ее. Только не в таком состоянии, нет. Я хотел дать ей время на выздоровление, потому что сейчас, такой уязвимой, ее нельзя было отпускать одну. Как знать, может, план Дениса не столь дик, и шоковая терапия даст свои результаты.

- Это очередная игра, Павлуша, - постановил он.

- Если бы ты ее увидел, то не говорил бы так. Мне кажется, на этот раз она вполне искренна.

- Ха! Тоже нашел, кому верить, только она слезинку пустила, ты и купился.

- Денис, послушай...

- Hет, ты послушай. Если ты считаешь, что она и вправду убивается из-за тебя, то зря. Она прекрасно понимает, что после своего спектакля с этими велосипедистами у нее почти не осталось вариантов возвращения тебя к прежнему состоянию. Она же видит, что ты сейчас ставишь собственные условия. Вслушайся: Ты, а не Она!

- Думаешь?

- Конечно. Ты говорил ей, что прощаешь ее?

- Hет.

- Сказал, что любишь ее?

- Все как-то не было подходящего случая.

- Что хочешь жить с ней вместе?

- Hет.

- Вот видишь! Это явный признак того, что ты от нее отдалился и тебе нужно провести переоценку ситуации. А для нее это означает возможность поражения, к которому она не готова. Поэтому она всеми правдами и неправдами старается разжалобить тебя.

Он еще много чего говорил в том же духе. Доводы Дениса падали на мою голову тяжелыми глухими ударами, и я не мог оспорить их. А вдруг Вера и впрямь устроила это ради того, чтобы продолжить свою игру, как раньше? Ведь правда, она никогда не признавалась мне в любви, не говорила, что я ей нужен. Да и я молчун еще тот, но во мне слова признания жили давным-давно, выжидая часа, когда я осмелюсь произнести их, не наткнувшись на прохладную усмешку в ответ. Сейчас наступило то самое время, чтобы сбросить маску и объясниться, но Вера по-прежнему молчала, как партизан. Я до сих пор мог лишь догадываться о ее истинных чувствах ко мне.