— Я истерзал твои губы…

Катарина не могла перестать любоваться его красивым лицом, которое сейчас было еще более совершенным, чем когда-либо. Весь он казался воплощенным в реальность древним божеством из позабытой легенды.

— Я все сделал… правильно? – Она едва не проговорилась. Горло саднило, а тело сжималось от скопившегося напряжения. Контролировать себя было как никогда трудно, да и не хотелось сейчас следить за каждым словом, которое она произносит. Но привычка всю жизнь изображать из себя мужчину слишком глубоко въелась под кожу.

Сунлинь откинулся на подушки и обвил рукой ее плечи, прижимая Катарину к своему влажному расслабленному телу.

— Не заставляй меня описывать, как это было… – В его голосе звучала какая-то странная интонация.

И что это значит? Она должна знать!

— Почему? Вам не понравилось? – Катарина приподнялась на локте, заглядывая в его лицо.

Глаза Сунлиня снова странно блеснули.

Он повернулся к Катарине и коснулся сбившегося ворота халата:

— Тебя кто-то ласкал так, как ты ласкал меня? – Сейчас в его голосе отчетливо слышались угрожающие нотки. Страх непонятно чего смешался с предвкушением.

Катарина помотала головой.

Сунлинь снова погладил ее губы и, нажав на нижнюю, заставил приоткрыть рот.

— Любой, кто прикоснется к тебе, будет подвергнут пыткам. Потом он лишится рук, а затем и головы. – Он словно смаковал эту угрозу. – Ты спрашиваешь, понравилось ли мне… Это было так, что теперь я не могу думать ни о чем другом… Знаешь, что сейчас в моих мыслях?

Катарина снова покачала головой, завороженная его угрожающе-соблазнительным тоном.

— Я думаю о том, что ты станешь моим сокровищем… – Он погладил пальцем изгиб ее шеи и двинулся к ключицам. – Ты будешь приходить в тайную части дворца, пока я разбираюсь со всеми делами. И чтобы не тратить драгоценное время, ты будешь уже обнажен и ждать меня, стоя на коленях. Как только я войду, ты откроешь рот, готовый сразу же ублажать меня. Вот, что теперь стоит у меня перед глазами. Твой язык и твои губы, твои стоны… У тебя и вправду алхимическая власть надо мной…

Катарина настолько ярко представила все, о чем он говорил, что, одурманенная его словами, даже не сразу поняла, что Сунлинь уже развязал пояс ее ханьфу и теперь стягивает верхний халат с плеч.

В панике она схватилась за влажную ткань.

— Постойте! Что вы делаете?

— Хочу увидеть твое тело.

— Прошу… – Она умоляюще посмотрела ему в глаза. – Оно… совсем не такое, как у вас… Вам не понравится… Если… Если я важен вам, дайте мне… немного времени…

Времени, за которое она либо найдет способ превратиться в мужчину, либо окончательно лишится его любви.

Еще ни разу в жизни ее не раздирало столько чувств. Сунлинь ведь сказал, что ему нравятся женщины… Но почему-то Катарина была уверена, что именно она ему не понравится.

Она видела, какого труда ему стоит убрать руки от ее кожи. И мелькнувшее выражение ярости… оно точно не от того, что она не подчинилась. Он едва сдерживался. Сжал ладонь в кулак и тут же раскрыл, как будто испытывал боль.

Неужели, ему так хочется прикасаться к ней? Но ведь и ей постоянно хочется трогать его.

— Я дам тебе время. Столько, сколько смогу вынести. Но когда я больше не смогу сдерживаться и наброшусь на тебя, не слушая твои мольбы, возможно, возьму силой, не злись на меня… Я сделал все, что мог…

Боги… скорее, она набросится на него. От этих слов и впрямь захотелось, чтобы его выдержка поскорее дала трещину, и Сунлинь овладел ею. Узнал ее тайну, а затем сделал своей.

Почему-то обещание взять ее силой, совсем не пугало. Наоборот, от него между бедер стало еще больше влаги.

Катарина устроила голову на плече Сунлиня и закинула ногу ему на живот, прижавшись промежностью к его бедру. Сладкое давление доставляло одновременно и муку, и долгожданное наслаждение.

Ее рука скользила по его животу и груди, пальцы трогали чуть колючие влажные волоски, нарочно задевали соски, которые набухли, превратившись в тугие острые вершинки. Он был совершенен. Настолько, насколько вообще может быть совершенным человек и бог.

Сунлинь повернул к ней голову и поцеловал, медленно вторгаясь языком в ее рот.

— Ты меня околдовал…

Принц творил самую настоящую алхимию своими губами. Переплетал свой язык с ее, иногда даже не двигая губами. Только касания языком языка – медленные и вкрадчивые. Настолько тщательные, что становились порочными.

Катарина громко застонала, царапая плечи и грудь принца. Она вогнала ногти в его кожу, желая оставить клеймо на теле своего мужчины. Или же разорвать на мелкие кусочки, чтобы больше не достался никому.

Его язык проник глубже, повторяя движения члена и заставляя Катарину почти закричать от нестерпимой жажды. Она прижала бедра к его животу, но тут же заставила себя отодвинуться, еще сильнее вгоняя ногти в его гладкую кожу.

Сунлинь застонал от боли и откинул голову назад. На его лице появилось странное выражение.

Катарина сфокусировала взгляд. Его сильные плечи были исполосованы тремя алыми бороздами ее ногтей. На некоторых царапинах начали выступать бордовые капельки крови.

— П-простите… – Она с ужасом убрала руки, понимая, что натворила.

Но Сунлинь пьяно улыбнулся, рассматривая ее затуманенным взглядом. Взяв Катарину за руку, он вернул ее пальцы обратно.

— Если бы ты знал, насколько это хорошо, не извинялся бы…

— Но я сделал вам больно… – Катарина завороженно следила за тем, как налившаяся кровавая капля медленно стекает на его грудь и ребра.

— Мне нравится эта боль…

Катарину снова бросило в жар. Испарина выступила на всем теле. Осторожно она наклонилась и поймала языком багряную капельку.

Признание само сорвалось с губ, когда по языку растекся невероятный солоноватый привкус:

— Иногда мне хочется вонзиться в вас зубами. Облизать все тело, каждую частичку... – Когда она осознала, что именно произнесла, неуверенно выдохнула: – Это вас… пугает?..

Сунлинь сжал ее волосы на затылке и оттянул голову Катарины назад:

— Должно ли меня напугать твое желание, когда сам я желаю растерзать тебя на этой кровати? – Он сжал ее подбородок, нависая сверху угрожающим первобытным королем, покорившим сотни королевств и разрубившим на куски всех врагов. – Чтобы ты молил о пощаде, пока из твоих сладких измученных отверстий будет вытекать мое семя…

Катарина зажала его рот рукой. Большего возбуждения она просто не вынесет.