На следующий день в городских новостях сообщили, что на шоссе, ведущем в Шереметьево, в дорожно-транспортном происшествии погиб известный в определенных кругах предприниматель Симонян.
Наступило тяжелое, нервное время. Нина включилась в дела отца: после работы и по выходным ехала к нему в контору, сидела до ночи над бумагами. Скоро она уже знала всю бухгалтерию компании как свои пять пальцев. Даже не разбираясь в технических вопросах, она видела, что это хороший, крепкий бизнес; проекты были разумно сформулированы, сулили отдачу и открывали перспективу на будущее. Оставшийся после сокращения коллектив был похож на сжатый кулак: все работники были один к одному – опытные, надежные, преданные делу. Многие знали отца еще по строительному тресту, доверяли ему и были готовы затянуть пояса, чтобы пережить трудное время.
Через полтора-два года нормальной работы основные проекты были бы завершены. Вырученных средств тогда хватило бы, чтобы выплатить значительную часть долга и заложить новые проекты, контуры которых уже просматривались. Можно было бы снова набрать людей, расширить операции, и в считанные годы компания развернулась бы, как пружина, в основательное, доходное хозяйство. Но было одно «но», которым все перечеркивалось: сроки платежей по взятым ссудам наступали гораздо раньше, чем можно было закончить проекты, и взять деньги было неоткуда.
Нина начала борьбу за экономию – изучив под микроскопом абсолютно все статьи активов и расходов, включая самые мелкие, представила отцу список того, от чего можно было отказаться. Однако, хотя этот список делал честь ее профессионализму и дотошности, итоговая экономия оказывалась незначительной. Все ценное уже увел Симонян, который выжал компанию как лимон.
Теперь Нина видела отца почти каждый день, но при этом разговаривали они мало. Отец был сам не свой из-за последних событий и гибели Симоняна, о которой он не знал, что и думать. На всё у него был один ответ – работа; он еще больше погрузился в инженерные проблемы, пропадал на объектах, подменяя своих подчиненных. О том, как придется расплачиваться по ссудам, он просто отказывался говорить, как страус, пряча голову в песок. «Не волнуйся ты так, Нинок, – говорил он дочери с наигранным оптимизмом. – Все образуется. Когда надо будет, я пойду в банк, все объясню. Уверен, они дадут отсрочку – ну, не звери же они».
Нина, несколько лет проработавшая в инвестиционной компании, знала о банках побольше отца и не обольщалась насчет их милосердия или хотя бы здравого смысла. Но как она ни ломала голову, ничего принципиально другого она придумать не могла – выходило, что оставалось уповать на отсрочку, которую банк мог им великодушно предоставить. Только, конечно, нельзя было приходить в банк с голыми руками – нужно было принести подробный бизнес-план, из которого железно следовало бы, что этот бизнес банку выгоднее поддержать, чем уничтожать.
Разработкой такого бизнес-плана, сроком на пять лет, и занялась Нина. Тут бы ей очень пригодился совет Игоря, который был экспертом именно в оценке эффективности инвестиционных проектов, но Игоря она не видела с тех пор, как захлопнула за ним дверь, а позвонить ему, попросить о встрече было немыслимо. Игорь решил бы, что она пытается его вернуть, а она вовсе этого не хотела. Она больше не желала пускать в свою жизнь никаких мужчин – никогда.
И с бизнес-планом она могла справиться без Игоря, ума хватало. Беспокоило ее другое. Наведя справки о банке, который их кредитовал, она выяснила, что это было одно из многих мелких и темных финансовых учреждений, возникших в конце прошедшего века неизвестно откуда и делавших деньги неизвестно на чем. В последние годы часть из них старались «отмыться», прибиться к легальному бизнесу, но люди в них работали те же, и психология у них была та же, что в бурные девяностые. Те, для кого Нина сочиняла по вечерам свой бизнес-план, могли просто не понять, что в нем написано, а если бы и поняли, то вряд ли пятилетняя перспектива могла их в чем-нибудь убедить. Как голодная собака верит только в мясо, они верили только в наличные деньги, и не когда-нибудь, а сейчас.
Был еще запасной вариант: получив отказ в своем банке, можно было с этим бизнес-планом пойти в другой, в надежде найти там более профессиональных и разумных людей. Разумные люди в другом банке, оценив перспективы бизнеса, могли дать компании долгосрочную ссуду, чтобы она расплатилась по краткосрочным, но тогда эти разумные люди непременно постарались бы отнять компанию или, по крайней мере, стать ее совладельцами. Нина считала, что на такой вариант нужно было соглашаться, конечно, постаравшись сохранить контроль над компанией за собой.
Однако жизнь опять показала, что у нее в запасе всегда есть сюрпризы, способные расстроить планы и расчеты маленьких людей.
Как-то в субботу Нина и отец сидели в офисе вдвоем: отец у себя в кабинете, а Нина, с бумагами, за столом секретарши в приемной. Вдруг дверь распахнулась, и вошли трое. Один был среднего роста, худощавый, в хорошем пальто, двое других – шкафообразные громилы в кожаных куртках. Первый, скользнув по Нине глазами, что-то сказал громилам, и те остались в приемной, а сам он прошел к отцу.
Нина знала, что отец никого не ждал. Желая выяснить, в чем дело, она вскочила было, но один из громил поднял ладонь, похожую на совковую лопату: «Сиди». Нина осталась на месте. Она лихорадочно соображала: что это, ограбление? Эти двое – явно криминальные типы. Но никаких денег в офисе нет, что у них с отцом тут брать?
Нина немного успокоилась, когда из кабинета отца донеслись голоса – вроде бы, разговор был спокойный, на налет не похоже. Что ж, может быть, это какие-то странные клиенты, решила она. Хорошо бы они дали компании заказ, на котором можно быстро заработать, – тогда пусть будут хоть черти из преисподней. Она вернулась к своим бумагам, но не могла сосредоточиться, все время прислушивалась к голосам за дверью, стараясь уловить, о чем идет речь.
Один из гостей опустился в кресло рядом с Ниной. Кресло жалобно заскрипело. Громила осклабился Нине и произнес: «Гы-ы…» Нина ему явно приглянулась. Вместе с креслом он придвинулся к ней, намереваясь перейти к активным ухаживаниям. Однако другой – видимо, он был старшим, – бросил: «Завязывай, слышь». Романтически настроенный громила тут же поскучнел, отодвинулся, вынул из кармана куртки какой-то журнал с картинками и углубился в него.
Потом Нина заставила отца передать ей во всех подробностях разговор, который у него состоялся с нежданным визитером.
Пришедший был довольно молодой человек, одетый в дорогие, хотя и дурно подобранные вещи. У него на лице не было шрамов, на руках не были видно татуировок, и пахло от него не тюремной парашей, а французским одеколоном, но все-таки у того, кто оказывался с ним рядом, в голове сразу проносилась мысль о чем-то страшном, уголовном, и по спине проходил холодок.
Бандит занял стул рядом со столом отца и с минуту ничего не говорил. Он оглядел кабинет, потом достал портсигар, вынул коричневую папиросу с перекрученным концом, закурил. По кабинету поплыл дымок со странным запахом.
Наконец бандит посмотрел на отца. Глаза у него были скверные – больные, ненормальные, они как будто не могли ни на чем сфокусироваться, взгляд их все время прыгал. Однако при этом бандит прекрасно видел и замечал все, что ему было нужно.
Отец не выдержал, поднялся со стула.
– Объясните же, наконец, в чем дело…
Тот сделал жест рукой, в которой дымилась папироса:
– Сядь, не мельтеши.
Отец подчинился, да и любой подчинился бы на его месте. Когда актеры в кино изображают бандитов, они для достоверности кричат, хрипят, сквернословят и корчат страшные рожи. Однако в жизни те, кто на самом деле убивает людей, как будто это заурядная работа, не нуждаются в крике и ругани, чтобы произвести впечатление. И посетитель отца не кричал.
– Давай, базарь, – сказал он спокойно. Это «базарь» было одним из немногих блатных словечек в его речи, в остальном он говорил почти правильным языком.
