Вид – отпад.

– И чем же?

– Как тебя от самого себя еще не тошнит, Гордеев? – и я в голос смеюсь от этой ее реплики, а она только удивленно приподнимает изящные бровки.

Снежная королева, блин.

Качаю головой, улыбаюсь, хотя изнутри меня уже всего ломает и перемалывает. Хочу ее, хоть ты тресни. И плевать, что, возможно, у нас это не взаимно.

Но, вопреки всему, кончики пальцев зудят, так не терпится прикоснуться к ней, хотя я точно знаю, что не встречу там тепла, только ледяную стужу.

А может оно того стоит? К черту!

Делаю шаг вперед, а она только и успевает удивленно приоткрыть пухлые губки. Подхватываю ее ладошку и переплетаю наши пальцы, а потом тяну на себя хрупкое девичье тельце. Куда ей против меня – кабана?

– Арин, пожалуйста, давай мириться?

– Я с тобой и не ссорилась. Ты просто мне…

– Да, знаю-знаю, не нравлюсь и все такое. Но, ты же меня совсем не знаешь. Дай мне шанс на реабилитацию в твоих глазах, м-м? Я из-за тебя в этот чертовый город переехал, а ты по мне асфальтоукладчиком. За что? Только за то, что ты мне понравилась? Кто же виноват, что ты такая красивая? – улыбаюсь максимально искренне и еще ближе подтягиваю ее к себе. Она почти не сопротивляется, только смотрит в мои глаза так пристально, будто бы пытается рассмотреть там свое будущее. Интересно, получается ли?

А потом почему-то хмыкает, качает головой и смеется.

– Что? – недоуменно спрашиваю я.

– Боже, кому еще ты вливал в уши эту словесную диарею?

– Никому, – нахмуриваюсь я.

– Да? А Рябова в курсе, что ты мне здесь поешь дифирамбы? – пытается выдернуть свою руку из моего захвата, но я не позволяю.

– Причем тут Рябова? – ошарашенно смотрю я на нее.

– Притом, что может ты как раз из-за нее перевелся в нашу школу, а не из-за меня, как говоришь? – поджимает губы, не то гневно, не то обиженно – не разобрать.

– Что за чушь, Арин? – пытаюсь я обнять ее.

– Не трогай меня! Я тебе не трусы-неделька, ясно? Сегодня Оля, завтра Таня, послезавтра я. Так ты себе навоображал в своих замшелых мозгах? – отворачивается, прячет лицо, а голос странно дрожит.

Так вот, что она думает обо мне? Что я не в состоянии удержать в узде свои порывы?

– Арина, я с тобой хочу быть. Слышишь? – все-таки вырывается, но я успеваю ее обнять со спины и прижать к себе.

– Пусти! – тянет надсадно.

– Не могу! Я с ума по тебе схожу! – и мои губы прикасаются к ее шее. Тут же бегут мурашки, я вижу их и меня самого пробирает.

– Пусти, иначе закричу! – повышает голос и начинает брыкаться.

– Арин, – размыкаю я руки, и она испуганным воробышком вылетает из помещения, а я остаюсь стоять ни с чем. Смотрю на свои ладони, дотрагиваюсь до губ, запоминая вкус ее кожи.

И медленно распадаюсь на запчасти. Без нее всегда так.

Доезжаю до дома как чумной, десятки раз пытаясь написать ей снова, но торможу себя, решая не давить, хотя и хочется до ломоты в костях переть бульдозером. Нельзя! Я продвинулся, на шаг, но это случилось – она меня не послала и это уже то, с чем можно работать.

Подношу пипку от домофона и отпираю парадную. Запах дешевых сигарет и бомжа Григория немного приводит меня в чувство. Поднимаюсь пешком на шестой этаж, отпираю дверь и здороваюсь с теть Зиной. Она клевая, как и я любит помолчать. От ужина отказываюсь, вваливаясь сразу в душ, а потом в свою комнату – на широкий подоконник.

Беру в руки толстую тетрадь. Открываю чистый лист и строки сами вырываются из меня и оседают на странице. Я так много хочу Ей сказать.

Когда-нибудь…

Мой омут в глазах цвета льда,

Темная пропасть бездонная.

Моя золотая мечта –

Пустая, злая, холодная.

Гибнуть в одной тебе бесконечно,

Без возможности надежду вдохнуть,

Я мог бы любить тебя вечно,

Снова и снова тонуть…

Глава 10

POV Стас

«В твоих волосах запуталось солнце. Я ему завидую».

Жму на «отправить» и поднимаю на нее глаза. Арина сидит через ряд, покусывает резиновый наконечник карандаша и меня это чертовски заводит. Сглатываю, отвожу глаза, но не выдерживаю и снова начинаю полировать ее взглядом: скрещенные тонкие щиколотки, белые носочки, локоны, что обрамляют ее лицо. Нереально красивая и за грудной клеткой все отчетливее ноет и свербит. Наверное, я все-таки окончательно и бесповоротно влюбился в нее.

Она снится мне. Она владеет всеми моими мыслями. Она, только она одна…

Сообщение читает, хмурится и убирает гаджет в рюкзак. На меня даже не косится, но и в черный список не кидает. Отвечать правда не торопится, хотя я и пишу ей тонны всевозможной ванильной чепухи вот уже неделю к ряду. Помимо этого, я умудрился запихнуть в ее рюкзак пару шоколадок и записку, понятного всем содержания:

За твоей улыбкой, за твоим взглядом,

Хоть на край вселенной, хоть на самое дно.

Ты стала моим персональным ядом -

Девчонка, которой все равно…

Все осталось без ответа.

Но, вопреки всему, мне кажется, что я что-то внутри нее расшевелил. И это что-то теперь заставляет ее отводить от меня взгляд не мстительно фырча, а будто бы смущенно. Конечно, может то плод моей больной и зацикленной на ней фантазии, но мысль, что я ей тоже не безразличен буквально доводит меня до точки кипения. Стоит только представить, что это так, что Арина Толмацкая тоже вздыхает обо мне по вечерам перед сном и после, когда просыпается утром, и все. Тушите свет! Тренера даже с меня балдеют, просят выступить на соревнованиях. А я что? Я ничего. Я вообще-то подрядился по вечерам китайскую еду разносить по району, да и платят неплохо. Не сегодня, завтра Арина даст согласие пойти со мной на свидание, а у меня и копейки за душой нет. Так не пойдет!

П-ф-ф, а еще же учиться надо. У меня в планах такого нет – менеджером среднего звена трудиться.

На последний урок опять идем в бассейн. Чертыхаюсь. Снова придется круги наматывать, чтобы скрыть свой стыд. Ой, как я ненавижу эту физру, кто бы знал! Ненавижу и люблю, потому что могу беспрепятственно любоваться длинными загорелыми ногами своей блонды. А там же еще кое-что есть, помимо ног, да-да!

Выхожу из раздевалки. Оглядываюсь и поправляю плавки. Рыжий из шайки Седых смотрит на мой пресс с завистью. Я ему только подмигиваю, получая в ответ средний палец. Смеюсь в голос и иду дальше туда, где стоит наш тренер. Навстречу дефилирует Рябова. Улыбается мне как акула, я ей сдержанно киваю, а в следующий момент она поскальзывается и падает, суматошно пытаясь схватиться за меня.

– О-у, осторожно! – подхватываю я ее за талию, а та быстро обнимает меня и словно лиана обвивает руками и ногами, сдавленно попискивая.

– Ах, спасибо тебе, Стас, – перепуганным шепотом шепчет Оля и зачем-то прикусывает нижнюю губу.

Опять двадцать пять!

– Да не за что, – пытаюсь максимально тактично отлепить ее от себя, но та только еще сильнее, словно пиявка, вцепляется в меня.

– Что-то голова закружилась, – и ее прохладный лоб упирается в мою обнаженную грудь.

– Так может тебе в медпункт? – оглядываясь по сторонам, предлагаю я.

– Ах, да, это то, что мне нужно, – а потом поворачивается и обращается страдальческим голосом к физруку, – Лев Давидович, мне что-то нехорошо. Можно меня Гордеев до медпункта доведет?

– Можно, – отмахивается учитель и снова углубляется в свой планшет.

Засада! Но иного выбора у меня нет, как бы не оставишь же девчонку на произвол судьбы…

– Только не разгуливайте по школе в таком виде, – догоняет нас голос физрука, – халаты накиньте.

И я согласно ему киваю, а потом и разворачиваюсь, утыкаясь взглядом в глаза цвета льда. Арина. И нечем дышать! Потому что на меня вновь смотрят как на мерзкое кровососущее насекомое, снова по-царски задирают подбородок и мстительно поджимают губы.

Вашу ж мать!

Рябову мне хочется оттолкнуть, но я не делаю этого. Я вообще ничего не делаю, потому что человеку плохо, и я просто веду его в медпункт. Я не пишу ей тонны сообщений, не бегаю за ней как одержимый или душевнобольной, не приглашаю ее на свидание. А Арину – да.