- Не об этом, Михаил Михайлович. Сначала расскажите о людях. Как настроение?

Об этом можно было рассказывать до бесконечности. По-прежнему немало еще трудностей и производственного, и бытового характера. Но атмосфера на заводах стала уже совершенно иной. В первый год войны люди работали с угрюмым упрямством, а теперь - с другим настроением, с улыбкой.

Слушая меня, генерал Хохлов внимательно читает мой рапорт с просьбой об очередной командировке и наискось пишет на нем "Разрешаю".

- В добрый путь, товарищ Лобанов! Только предупредите администрацию завода, что расслабляться еще рано. Нужно трудиться в прежнем ритме. Война на заключительном этапе станет еще более ожесточенной. Фашисты смертельно ранены, но не добиты.

Помню, лишь однажды генерал Хохлов не разрешил мне выезд в командировку. Случилось это в июле 1944 года.

- Придется повременить, - сказал он, возвращая рапорт. - Желательно, чтобы в эти дни вы находились в Москве.

Лишь в середине месяца мне стало понятно, что имел в виду председатель Арткома. Москвичи, в том числе и я, стали свидетелями необычного шествия. По Садовому кольцу советские конвоиры провели свыше 57 тысяч фашистских солдат и офицеров.

Не скрывая гордости, наблюдали мы за пленными. Гитлеровцы брели, понурив головы, каждый из них явно старался казаться незаметным.

Москвичи молча провожали эту необычную процессию. Зато дружными аплодисментами встречали они автомашины-поливалки, двигавшиеся вслед за колонной. Сильные струи воды с шипением били в асфальт, оставляя за собой чистую, светлую улицу.

На другой день я был в кабинете генерала Хохлова.

- Вот теперь можете ехать в свою командировку, - подписывая рапорт, сказал он. - И непременно расскажите на заводе о том, что видели.

Бесконечные поездки в войска, расположенные неподалеку от столицы, на заводы, в институты, проектные бюро... Радовало, что служба моя вновь тесно связана с радиолокацией. Ведь в соответствии с нашим планом развития зенитных средств каждая батарея, за исключением малокалиберных автоматических пушек, должна была оснащаться станцией орудийной наводки. Пока, разумеется, мы не могли обеспечить этого. Однако количество радиолокационных установок в войсках противовоздушной обороны непрерывно росло. Это ставило на повестку дня все новые и новые проблемы.

Все острее чувствовалась нехватка квалифицированных кадров. Училищ, которые готовили бы офицеров по данному профилю, в то время еще не было. Приходилось обходиться своими силами.

При одном из соединений ПВО начали работать краткосрочные курсы по подготовке специалистов для станций обнаружения. На эти курсы зачислялись операторы, имевшие опыт работы и положительно зарекомендовавшие себя. Лучшим из них по окончании курсов присваивалось звание "младший лейтенант". При командующем зенитной артиллерией Войск ПВО страны были созданы две группы из хорошо подготовленных инженеров-радистов. Одна из них занималась станциями орудийной наводки, другая - станциями дальнего обнаружения. Эти "летучие отряды" переезжали с места на место, оказывая помощь подразделениям в выборе позиций, настройке аппаратуры, устранении неисправностей. Инженеры проводили занятия с личным составом, беседы о способах наиболее эффективного применения радиолокационной техники в бою.

В 1944 году на всех участках фронта продолжалось победоносное наступление Красной Армии. Были освобождены Белоруссия, Прибалтика, наши войска вступали на территорию Румынии, Болгарии, Польши, Югославии, Венгрии.

Впервые в 1944 году в стране отпраздновали День артиллерии. Учреждение этого праздника свидетельствовало о многом, и в первую очередь о том, что народ ценит заслуги артиллеристов.

Лично для меня первый праздник артиллеристов памятен и по другим причинам - в этот день мне было присвоено звание генерал-майора инженерно-артиллерийской службы.

Услышал я об этом ночью по радио, а утром позвонил маршал артиллерии Яковлев:

- От всей души поздравляю, Михаил Михайлович! С двойным праздником!

План комплексного развития зенитного вооружения успешно претворялся в жизнь. Однако мы понимали, что на этом успокаиваться нельзя. Хотя война и приближалась к концу, мы были обязаны заботиться о неуклонном росте могущества Красной Армии. Именно поэтому мы продолжали совершенствовать и развивать боевую технику, изыскивать наиболее эффективные способы ее применения, следить за развитием аналогичного вооружения в других армиях.

За время войны нам удалось в какой-то мере познакомиться с радиолокационной техникой Англии, США и Канады. Станции, поступавшие в Советский Союз по ленд-лизу, не только использовались в войсках, но и детально изучались нашими специалистами. Это позволяло учитывать достоинства и недостатки иностранной аппаратуры при разработке и конструировании собственных образцов радиолокационного вооружения.

О немецких установках для обнаружения самолетов и определения их координат чего-либо конкретного мы не знали. В предвоенные годы ГАУ закупило в Германии зенитную батарею 105-миллиметрового калибра со всеми приборами и агрегатами, но радиолокатора в ее составе не было. Готовясь к войне с Советским Союзом, фашисты не раскрывали своих военных и производственных секретов. Но нам было известно, что система противовоздушной обороны рейха имеет как станции дальнего обнаружения, так и станции управления огнем зенитных орудий. Что представляют собой они? Ведь фашистская армия располагала вполне современным и мощным оружием.

Вот тут-то и появилась мысль о поездке на 1-й Белорусский фронт, войска которого уже вели бои на земле фашистской Германии.

Николай Дмитриевич Яковлев отнесся к этому предложению с полным пониманием. В наше распоряжение была выделена прекрасно оборудованная машина. В ней можно было и работать, и отдыхать. О командировке уведомили начальника Управления артиллерийского снабжения фронта генерала В. И. Шебанина. Он обещал нам свою поддержку. В первых числах марта 1945 года наш широкий, приземистый "додж" тронулся в дальний путь.

Чем дальше на запад, тем острее чувствовалось дыхание войны. Все чаще встречались сожженные дотла деревни, страшные своей одинаковостью пепелища. Особенно потрясла картина разрушенного Минска. Развалины, закопченные стены, темные глазницы окон. Правда, многие улицы были уже расчищены, приведены в относительный порядок. Но невольно возникал вопрос: "Сколько же времени и сил потребуется, чтобы возродить город из пепла?"

Короткая остановка в Бресте. Отсюда война шагнула на нашу землю. Сюда благодаря невиданной стойкости народа она вернулась через много месяцев и пошла дальше на запад.

Варшава... Чудовищные развалины, засыпанные обломками улицы, по которым трудно проехать. Все, что можно взорвать, - взорвано. Все, что подвластно огню, - сожжено.

В Познани делаем остановку. Пора тщательно осмотреть машину. С радостью принимаем предложение коменданта города остановиться у него. В ожидании обеда располагаемся в небольшой чистенькой столовой для офицеров. Как нам рассказал комендант, ее оборудовали поляки по собственной инициативе. Две миловидные официантки быстро накрывают на стол, тихо переговариваясь по-польски. Появляется скатерть, блестящие ножи, вилки, салфетки.

- Богато живете! - поворачиваюсь я к коменданту.

- С удовольствием сменил бы это благополучие на фронтовую землянку, без тени рисовки отвечает он. - До Берлина рукой подать.

Мы расспрашиваем о местных новостях, в свою очередь рассказываем о Москве. Вдруг вспоминаю, что у меня сегодня день рождения. Был бы дома, вечерком собрались бы в семейном кругу...

- О чем задумались, Михаил Михайлович?

И действительно, занятый собственными мыслями, я как-то незаметно выключился из общей беседы. Пришлось признаться, что у меня сегодня в некотором роде торжественный день.

- Так это же замечательно! - восклицает полковник. - Сейчас попрошу, чтобы бокалы на стол поставили.

Но просить некого. Женщины, которые только что хлопотали у стола, куда-то исчезли. Не появились они и через полчаса. Может, обиделись на что-нибудь?