Прицельный огонь батареи был столь точным, что фашистские летчики, как правило, стали обходить район ее расположения. Одно время появилась даже мысль о смене огневой позиции: дескать, не торчать же там, где самолеты перестали летать. Однако в конечном итоге решили поступить по-другому. Опытную батарею оставили на прежнем месте, но по специальным линиям связи данные о воздушном противнике стали тут же передавать соседям. Эффективность зенитного огня резко возросла и там. Позже батарею развернули в дивизион, а его радиолокационная станция сделалась опорной точкой всей зенитной артиллерии в этом районе. На этой же станции начали подготовку первых начальников радиолокационных станций для зенитной артиллерии Московской зоны ПВО и радиометристов для Военно-Морского Флота.
Нужно отметить, что радиоискатель Б-3 и английская станция не были единственной аппаратурой, которая использовалась в войсках ПВО в первые месяцы войны. В Московской зоне ПВО эксплуатировалась система РУС-1, а 21 июля 1941 года в районе Можайска была развернута экспериментальная станция дальнего обнаружения под условным наименованием "Порфир". Созданная НИИ радиопромышленности, она обладала дальностью действия до 200 километров. 22 июля эта станция получила боевое крещение, участвуя в обнаружении фашистских бомбардировщиков во время первого налета на столицу. 25 июля в районе Можайска была развернута вторая станция дальнего обнаружения РУС-2. К концу второго года войны таких станций вокруг Москвы стало двенадцать.
Применялась радиолокация и в противовоздушной обороне Ленинграда. В первые недели Великой Отечественной войны на испытательном полигоне НИИ-9 были установлены экспериментальные радиоискатели. Наиболее эффективно работал радиодальномер "Стрелец", передававший сведения о воздушном противнике на ближайший аэродром истребительной авиации. С приближением врага к району станции Мга радиодальномер был перебазирован в Ленинград. Его установили на крыше здания НИИ-9. Под руководством инженеров Н. Ф. Алексеева и М. Д. Гуревича расчет радиодальномера продолжал вести радиообнаружение вражеских самолетов и передавал сведения на КП ПВО.
В районе Токсово с первых дней войны действовала экспериментальная станция дальнего обнаружения с дальностью действия до 200 километров, созданная коллективом Ленинградского физико-технического института еще в 1939 году. Станция была включена в ротный пост службы ВНОС.
* * *
Обстановка на фронтах все усложнялась. Фашисты блокировали Ленинград, захватили Белоруссию, - большую часть Украины. Нелегко приходилось нашим и под Москвой.
Непривычно выглядели в эти осенние дни московские улицы. Народу совсем мало. Невольно бросается в глаза, что всюду преобладает защитный цвет: зеленоватые гимнастерки на военных, серо-зеленые ватники на женщинах и подростках.
Дома я почти не бываю. В рабочем кабинете стоит койка, покрытая колючим одеялом. Откровенно говоря, как-то и не тянет домой. Семья еще в августе эвакуировалась в Горьковскую область. Приходить в опустевшие комнаты неприятно и тоскливо. В голову лезут невеселые мысли. Отвлечься от них, забыться удается только в работе. А ее становится все больше.
В первых числах октября поступает сообщение, что на центральном участке фронта немецко-фашистская армия вновь перешла в наступление. Через несколько дней становится известно, что в ночь на б октября по боевой тревоге подняты военные училища и запасные части, расположенные в Москве. Их срочно перебрасывают на линию Волоколамск, Можайск, Малоярославец, Калуга. На этом рубеже создана еще одна оборонительная полоса. Получаем сведения о том, что некоторые зенитные батареи ставятся на противотанковую оборону.
Аппарату ГАУ приказано готовиться к эвакуации. Когда, куда - ничего неизвестно. У всех один и тот же вопрос: зачем эвакуироваться? Пусть уезжают гражданские наркоматы, но мы-то люди военные.
Все чаще надрывно воет сирена. Темное небо рассекают лучи прожекторов. К Москве удается прорваться лишь отдельным самолетам. Но они прорываются. И тогда рушатся стены, вспыхивают пожары...
17 октября слушаем по радио выступление кандидата в члены Политбюро и секретаря ЦК, МК и МГК ВКП(б) товарища А. С. Щербакова. От имени Центрального Комитета партии он заверяет, что за Москву мы будем драться до последней капли крови. Голос звучит уверенно, твердо. Сразу становится спокойней на душе. Быть может, и не будут нас эвакуировать...
Однако буквально через два дня получаем приказ грузиться и выезжать. Предстоит продолжать работу на новом месте. Неизбежны трудности со связью, но головные предприятия будут ближе к нам.
И вот мы уже на Ярославском вокзале. Вдоль платформы вытянулся состав из товарных вагонов. В каждом из них - двухъярусные пары из неструганых досок. Посередине - железная печурка. Начинаем грузить мешки с документацией. Начальник эшелона генерал В. И. Хохлов торопит нас.
Неподалеку останавливается пожилой железнодорожник. Он молча смотрит в нашу сторону. Мы прекрасно понимаем, о чем он думает. От этого становится совсем плохо на душе. Мы, кадровые командиры, уезжаем в тыл. Как хотелось очутиться сейчас там, где решается судьба страны!..
- По вагонам!
Надрывно, словно прощаясь с Москвой, гудит паровоз. Медленно проплывает мимо водокачка. Минут через пять останавливаемся. Затем снова двигаемся вперед. Быстро темнеет. Утром просыпаюсь от необыкновенной тишины. Эшелон стоит в заснеженном лесу. Сколько же мы отмахали за ночь? Вместе с Вячеславом Ивановичем Фохтом шагаем к путевой будке. У меня в руках чайник, у Фохта - ведро. Неплохо бы раздобыть воды для умывания.
- Где стоим? - спрашиваем у путевого обходчика, который выходит навстречу.
- Теперича, значит, до Загорска недалече, - отвечает старик, ровнехонько пятнадцать километров осталось.
А мы-то думали, что находимся по крайней мере недалеко от Волги! Да, другими стали скорости. Стоим еще минут двадцать. Потом двигаемся и снова стоим. Крупные станции, как правило, проскакиваем с ходу. Железнодорожники стараются избегать концентрации эшелонов.
Наконец прибываем на место, в Куйбышев. Сразу же получаю первое задание: выехать в Ульяновск и там в Наркомате внешней торговли составить технические условия для заказа в Англии радиолокационных станций орудийной наводки. Внешторговцы встречают приветливо. Тут же принимаемся за работу...
Осенью и в начале зимы 1941 года я побывал во многих городах. И что характерно, нигде не сталкивался с пессимизмом. Люди трудились самоотверженно, с полной отдачей сил. Довелось мне видеть в Новосибирске, как доставлялось со станции на территорию будущего завода только что прибывшее оборудование.
Еще пыхтел на путях паровоз, а с ящиков уже сметали снег. Невзирая на мороз, голыми руками откручивали проволоку, из старых шпал сооружали подобие разгрузочной площадки. Ящики снимали краном и устанавливали на самодельные сани. Затем в длинные лямки впрягались рабочие, в том числе и женщины. На самых трудных участках пути на помощь приходили случайные прохожие. И так добрых четыре километра.
- Неужели нет автомашин или тракторов? - поинтересовался я у директора.
- В городе сегодня свободных нет. А наши собственные прибудут в лучшем случае завтра к вечеру.
- Быть может, целесообразно подождать? Ведь работа эта требует колоссального напряжения сил.
- А вы попробуйте людям предложить это, - усмехнулся директор завода. - Думаете, это мое распоряжение? Не хотят они ждать. Об одном думают: как бы скорее развернуть оборудование и начать выпуск продукции для фронта.
И он нисколько не преувеличивал. Мне не раз доводилось видеть станки, которые были установлены прямо под открытым небом. Не о крыше над головой думали в цехе в первую очередь, а о том, откуда можно быстрее подать электроэнергию к моторам, где раздобыть нужное сырье, топливо. "Все для фронта, все для победы!" - этот лозунг партии жил в сердцах и делах миллионов.
В конце ноября наши войска освободили Ростов и Тихвин. Радости нашей не было предела. Но под Москвой продолжались тяжелые оборонительные бои. Фашисты захватили Клин, Солнечногорск, Крюково...
