На никахе мулла почитал молитвы за столом, а потом их вместе закрыли в натопленной бане. Никто не спросил: «Любишь ли ты её?» Вот так и начали жить вместе.
Бибинур действительно оказалась очень работящая, толковая женщина. Только очень любила поперёк мужу говорить. Если он хочет так, то она обязательно этак хочет. Шенгерей вообще не любит, когда ему возражают, а когда жена начинала против говорить, так в нём бес просыпался. Поэтому попадало Бибинуру часто. Уж очень упрямая она была молодая. Влепишь кулаком так, что отлетит в сторонку – остановится, а пока не влепишь, всё своё твердит. Оно, конечно, и Латифа упрямая и настырная. Но, поскольку эту полюбил и сам выбрал в жёны, ей меньше попадало. Бибинуру, бедной, никогда он не говорил нежных слов! Ни внимания, ни ласки от него ей не досталось. Только работа. Стараясь разбогатеть, всё работали и работали вдвоём. Тут у них было полное взаимопонимание. Оба хотели жить в богатстве. Оба понимали, что для этого надо много трудиться. И трудились. И разбогатели. Но не только из-за того, что много работали, конечно. И повезло немного. Совершенно неожиданно большой просторный дом, который построили его дед и отец, также готовое хозяйство достались Шенгерею.
К тому времени, когда Шенгерей собрался жениться, в отцовском доме остались отец и мать с двумя сыновьями – с ним и с братом, выдав старших дочерей замуж за мужчин из соседних деревень. Шенгерей – пятый ребенок в семье. Шестой – Гаяз, самый младший. По вековым обычаям в отцовском доме должен остаться самый младший – Гаяз. Шенгерей же должен был после свадьбы отделиться, построить себе дом. Но Гаяз ещё с юношества стал мечтать о жизни в городе. Много деревенских мужчин работали в городах. А семью содержали в деревне. Особенно те, у кого не было своей земли. Эти уж вынужденно жили врозь со своей семьёй. Также некоторые неженатые деревенские парни охотно уезжали в Самару, в Казань, в Нижний Новгород, в Оренбург и даже в Петербург. На непьющих, некурящих, работящих и скромных парней в городе всегда был большой спрос. Некоторые, заработав деньги, возвращались, покупали землю, женились. Большая часть оставалась навсегда в городах.
Весной приехал в деревню знакомый абзый из Петербурга навестить свою семью. Гаяз решил уехать с ним. Отец и мать не очень сильно сопротивлялись: не одни остаются, слава Аллаху, старший сын с женой поживёт с ними. Решили: « Пусть немного проветрится, пока молодой. Может, ещё и денег заработает». Гаяз уехал. От случая к случаю через приезжавших из Петербурга получали от него весточки. Прошёл почти год. И пришла тревожная весточка. Приехавший абзый сказал, что Гаяз в городе живёт с одной марджа-женщиной. Отец и мать загоревали. Но ещё была надежда. С нетерпением стали ждать лета. Решили: «Летом, как только приедет, надо его женить». Нашли подходящую для Гаяза девушку, работящую, скромную, милую, договорились с родителями.
Где-то к середине лета, наконец, Гаяз приехал. Все заметили, что Гаяз очень сильно изменился. Даже взгляд стал какой-то другой. На всё смотрит с удивлением, как будто видит впервые в жизни. Отцу и брату помогать в делах сразу же отказался. Сказал, что он отдыхать приехал. Привёз подарки из города. Матери и джингэ – шали, отцу и брату – ткань на рубашку. Деньги не привёз. Сказал, что ещё не успел заработать. Когда заговорили о женитьбе, противиться не стал. Только поставил условие: пока хорошенько не познакомится с девушкой, не женится. Так никто не делает в деревне, но тут ничего не поделаешь. Украдкой от односельчан устроили смотрины. Шенгерей, Гаяз и Бибинур отправились в далёкий лес за ягодами и «случайно» у лесного родника встретили девушку, её мать и сестру. Кто-то сидел и разговаривал, а кто-то собирал ягоды.
Когда пришли из леса, Гаяз очень твёрдо сказал: «Нет». Мать зарыдала, запричитала. Отец помрачнел, почернел лицом. Но уговаривать не стал. Отец был очень резкий, жесткий человек, всегда добивался, чтобы всё было так, как он задумал, но тут смолчал.
В доме всем стало тягостно и неуютно. Гаяз быстренько сообщил о своём решении уехать обратно. Его стали уговаривать остаться ещё хотя бы на некоторое время, отдохнуть. Он отрезал: « Нет. Уезжаю через два дня». Делать нечего, стали готовить Гаяза к отъезду. Зарезали двух куриц из имеющихся семи. Женщины приготовили тукмач с курятиной. Мать и Бибинур наделали бавырсак и чак-чак. Пригласили сестёр с семьями попрощаться с Гаязом.
На следующий день стали собирать Гаяза в путь. Принесли из чулана и положили ему в мешок двух вяленых гусей, что висели в чулане. Этих гусей женщины берегли с зимы, чтобы летом варить из них суп, кладя по маленькому кусочку, до осени, до новых гусей. Всё-таки суп с гусём – это суп мясной, а не пустой. Вот теперь этих гусей положили в мешок. Положили четыре листа ягодной пастилы – вся пастила, что была заготовлена этим летом. Шенгерей по велению матери выгреб всю муку со дна деревянного лара в небольшой льняной мешок. В другой такой же мешок пересыпал из жбана горох и положил туда же. Завернули в тряпки и положили на дно маленького берестяного сундука, под одежду Гаяза, три десятка яиц, что остались после изготовления бавырсак и чак-чак. Мать вынесла из погреба последнюю глиняную бутыль топлёного масла. В общем, все съестные запасы в доме собрали. Самим почти ничего не осталось. Бибинур молча выполняла всё, что скажут – она робела перед свекровью и свекорем. Шенгерей тоже молчал, не противился, несмотря на то, что Бибинур была беременна – ей голодать нельзя. Шенгерею было жаль мать. Всем домашним было ясно: Гаяз уезжает навсегда. Женится на марджа-женщине и будет жить в городе.
В тот день, когда женщины были заняты изготовлением бавырсак, а отец поехал в соседнюю деревню приглашать дочерей в гости, Шенгерей и Гаяз долго разговаривали, сидя на крыльце. Гаяз рассаказывал о том, что в городе жизнь совсем другая, что там жить гораздо легче. Оказывается, Гаязу удалось устроиться помощником приказчика к одному богатому купцу. «Конечно, есть свои трудности. Не скажу, что легко, – говорил брат. – Но уж всё-равно не сравнить с работой на поле». Богатый купец обещал поставить его приказчиком, если он вернётся обратно в город. А ещё Гаяз рассказывал о том, какие марджа-девушки ласковые, нежные, красивые, какие у них груди упругие и круглые, как мяч, а бёдра – большие и мягкие, как подушка. «Эх, знают они, как в себя влюбить мужчину! – говорил брат мечтательно, откинувшись на стену крыльца и похлопывая обеими ладонями себя по бокам. – Уж всяко не наши дикие и сухие татар-девушки!» Шенгерей слушал Гаяза с удивлением. Всё было так ново. Пытался представить тех самых красивых марджа-девушек. «У наших и одежда непривлекательная, и руки огрубели от работы на земле, да и вообще, от всякой чёрной работы. Ты бы видел хоть раз ручки у городских марджа-девушек! Беленькие-беленькие, мяконькие-мяконькие ручки, розовенькие, гладенькие ноготочки!» – говорил брат, весь ушедший в свои воспоминания. Шенгерею, который никогда не ездил дальше соседней деревни и не видел марджа-девушек, всё было очень интересно. Но также было и очень радостно. Убедился Шенгерей: Гаяз в деревню не вернётся. Дом и хозяйство достанутся Шенгерею. В последний путь отца и мать проводят Шенгерей и Бибинур.
Гаяз уехал. Через какое-то время пришло известие, что Гаяз женился на марджа – девушке, а потом – что у него родилась дочь. Больше Гаяз не приезжал, вестей от него не было. Мать так и не оправилась от горя, стала болеть и следующим летом умерла. Отец пожил после матери совсем недолго, осенью слёг, зимой умер. Шенгерей и Бибинур остались жить в родительском доме. Дом большой, шестистенный, хозяйство добротное. В углу двора есть каменный хороший амбар. Но, самое главное – за домом до леса тянется широкая полоса земли, где был прекрасный плодородный чернозём! Почему «был»? Он и сейчас хороший и плодородный. А иначе и быть не может – каждый год Шенгерей его щедро коровьим и лошадиным навозом удобряет!
Сказать: «Разбогатели тогда!» – не совсем правильно, конечно. Никого они не нанимали на работу. А по-настоящему богатые нанимают. Шенгерей и Бибинур всё сами выполняли по хозяйству. Бибинур родила одного за другим трёх мальчиков. Живот горой, а всё равно все домашние дела самой приходилось выполнять. Третьего сына Халила чуть в сарае не родила, куда пошла корову доить. Не смогла подоить, бросила ведро с молоком в сарае и кое-как добралась до крыльца. Хорошо ещё, что Шенгерей уже вернулся с поля. Пришлось стать кендек-эби своему сыну. Не кендек-эби уж, а кендек-бабай.
