Есть только одна вещь, которую Майку игнорировать невыносимо, тяжело до скрипа сжатых зубов. Эта вещь у него в телефоне, в фотопленке. Мира бунтует потихому, но он назвал бы это иначе. Она провоцирует, дразнит. У него в фотопленке десяток интимных, грязных фотографий девушки, которые она любезно присылает, пока Майк на работе. И он не знает, что делать с этим. Вместо того, чтобы удалить, он сохраняет фото, но оставляет сообщения не отвеченными. А делать вид, что все отлично, с каждым днем все труднее. Мира знает, на что давить и успешно этим пользуется.

Он устало вздыхает, потирая глаза, напряженные от долгого смотрения на экран ноутбука. Отпивает из маленькой чашки зеленый чай и продолжает работать, проверяя отчеты о продажах и переписываясь с доверенным человеком, отвечающим за них.

Майк слышит слабый стон, доносящийся со второго этажа, и замирает. Он хмурится и поворачивает голову в сторону лестницы, прислушиваясь. Спустя несколько секунд стон повторяется, звуча более протяжно, чем в первый раз. Закрыв крышку ноутбука, он откладывает его на столик. Босыми ногами шлепая по прохладному паркету, проходит в сторону лестницы. Из их с Мирой комнаты доносится шорох и тихие стоны, на которые его тело мгновенно начинает реагировать. Дверь в комнату приоткрыта и в коридор тонкой полоской льется теплый приглушенный свет ночника. Майк хмурится, уже подходя к спальне и собираясь поругаться из-за того, что девушка не спит в такое позднее время, но в дверях застывает как вкопанный. Язык будто к небу прилип, все тело парализовало. По нему тягучей лавой растекается жар и возбуждение.

На большой кровати лежит Мира. На ней лишь белая футболка парня, доходящая до бедер, но сейчас она задралась, обнажая все, что ниже пояса. Мира тяжело дышит, в наслаждении прикрывая глаза и слегка хмуря густые брови. Она скользит пальцами по своему бедру вверх, касается промежности, а из губ вырывается очередной стон. Она лижет пересохшие губы и ведет ладонью вниз, поворачиваясь набок так, что Майк четко и во всех деталях может созерцать ее аппетитные формы. Он, кажется, не дышит с тех пор, как застыл в проеме. Она скользит влажными пальцами и сладко стонет, выгибаясь в спине. Майка покрывается электрическими мурашками, они колют кожу, покалывают маленькими иголочками на кончиках пальцев, а тягучая лава стекает ниже. К паху кровь приливает, и даже в свободных спортивках чертовски тесно и горячо. На Миру сил смотреть нет, он поражается сам себе, потому что все еще продолжает стоять на одном месте, когда душа яростно рвется к ней, чуть ли не вырываясь из плена тела. Мира проталкивает в себя сразу два пальца, двигая ими внутри чертовски медленно. Для него медленно и мучительно. Смертельно. Все внутри кричит о том, что нужно наплевать на все установленные законы и подорваться к ней, которая словно на блюдечки поданная перед ним, стоит только подойти и прикоснуться. Мира стонет хрипло и все громче, как кошка выгибается, вгоняя пальцы глубже. Майк как будто за толстым стеклом стоит, наблюдая, ноги к месту приросли, какая-то проклятая сила его все еще сдерживает. У него сейчас кровавая битва разума, души, тела, сердца; неизвестно, кто выйдет победителем.

– Милый…– выстанывает девушка, а он только замечает на себе душераздирающий взгляд девушки. Она покрыт дымкой желания и жажды, она просит, молит, а Майку, как в мясорубке перемалывает все внутри.

– Малыш, – хрипит старший Рид, не узнавая собственного голоса. Он до скрипа вцепляется пальцами в дверной проем, чтобы хоть за что-то удержаться, схватиться, потому что эти руки хотят сжимать ее бедра, сминать, оставляя отметины, шлепать сладкую попку, чтобы красные следы ладони оставались и нежная кожа пылала.

Но нельзя.

Нельзя класть на свои же правила. И плевать, что законы созданы для того, чтобы их нарушать. Майк свои законы нарушить не может, иначе все остальное осыплется как домино, и тогда Мира поймет, что манипулировать им легко. Легко уломать, только помани сладким «милый». Он должен воспитывать, должен направить ее на верный путь, и если он сказал, что не будет никакого секса, значит, так и будет.

Но как же он был глуп, когда озвучил этот чертов запрет. Он мечтает врезать себе в лицо за идиотские слова, о которых теперь сожалеет, как никогда и ни о чем другом. Стоило предположить, что Мира так просто не смирится. Не смирилась. Искушает, как змея, показывает, какое яблоко сочное и сладкое, что не попробовать его нельзя, а Майк уже начинает распадаться на части.

– Помоги мне, любимый, – стонет она, закусывая персиковую губу и с мольбой глядя на парня, а пальцы влажную дырочку. Она ерзает по постели, глубоко дыша, и скользит пальцами по груди, задевая твердые соски, сладко постанывая, приглашает к себе. В себя. Нетерпеливо кусает и лижет губы.

– Детка, – тяжелым низким голосом говорит Майк, сглатывая вязкую слюну, которой рот наполнился. – Ты должна спать, завтра в школу.

И побеждает разум. Браво.

Он стискивает челюсти, чуть ли не стирая зубы в порошок. Он подрывается с места, оставляя девушку одну со своим голодом. Спешно достает из кармана штанов телефон, сжимая в руке, и влетает в ванную. Железный стояк уже болезненно ноет, нуждаясь в скорой разрядке. Майк не дает покоя мысль, что сейчас он мог бы подмять под себя свою Миру и осуществить то, что в голове как назло крутится.

Он хлопает дверью и, снимая телефон с блокировки, заходит в фотопленку, открывая одну из фотографий обнаженной чертовки. Через экран на него глядят блестящие глаза. Провоцирующий взгляд, играющий, манящий. Он ненавидит себя сейчас за то, что оставил свою малышку одну, бросил, как последний ублюдок, но разум утешает, нашептывая, что все правильно, что так и надо, что позже он получит свою награду. Но Майк хочет ее сейчас. Нагнуть и трахать всю ночь, а потом гнать невыспавшуюся в школу. Как раньше.

Он держит в руке телефон с фотографией Миры на весь экран, а другой рукой лезет в штаны, обхватывая твердый от возбуждения член.

Как же, тяжело быть родителем.

***

– Перепроверь эти источники, Логан, – говорит Майк, быстро пролистывая папку с документами и даже взгляда на брата не поднимая.

Братья приехали в офис в самую рань и торчат в кабинете уже пол дня. Прикупив побольше кофе в местной кофейне, они вооружились, готовясь перелопатить кучу бумаг с поставками и продажами. Встала проблема с морскими перевозками, из-за которых все дела и сделки застопорились. Сроки поджимают, но сделать ничего нельзя.

– Черт, тут работы на весь день, – вздыхает старший Рид, откладывая папку, и трет переносицу.

– Что будем делать? – задумчиво спрашивает Логан, пробегаясь глазами по документам в своих руках. Он лежит на небольшом кожаном диване у стола, весь заваленный папками.

– Надо связаться с заказчиками, сообщить о появившейся проблеме. Какого хера вообще? – Майк бьет ладонью по столу и резко поднимается, подходя к панорамному окну. – Никогда таких проблем не возникало, никогда, черт возьми.

Логан поднимает взгляд на брата, закрывая очередную папку и доставая из кармана пачку сигарет и зажигалку. Он привстает, и папки, лежащие на его груди, с глухим стуком падают на пол, покрытый светло—серого цвета ковром. Он закуривает, поджигая кончик сигареты, и зажимает фильтр меж губ, делая затяжку.