В 9 часов 30 минут казнь окончилась; Фролов и его помощники сошли с эшафота и стали налево, у лестницы, ведущей к эшафоту. Барабаны перестали бить. Начался шумный говор толпы. К эшафоту подъехали сзади две ломовые телеги, покрытые брезентами. Трупы казненных висели не более 20 минут. Затем на эшафот были внесены пять черных гробов, которые помощники палача подставили под каждый труп. Гробы были в изголовьях наполнены стружками. На эшафот вошел потом военный врач, который в присутствии двух членов прокуратуры, свидетельствовал снятые и положенные в гроб трупы казненных. Первым был снят с виселицы и положен в гроб Кибальчич, а затем и другие казненные. Все трупы были сняты в 9 часов 50 минут. По освидетельствовании трупов, гробы были немедленно накрыты крышками и заколочены. Гробы были помещены на ломовые телеги и ящиками и отвезены под сильным конвоем на станцию железной дороги, для предания тел казненных земле на Преображенском кладбище.
Вся процедура окончилась в 9 часов 58 минут. В 10 часов градоначальник дал приказ к разбору эшафота, что и было немедленно исполнено тут же находившимся плотниками, после того, как палач Фролов или, как он себя сам называет, "заплечных дел мастер", так и его помощники были отвезены в арестантских "хозяйственных фургонах тюремного ведомства" в литовский замок.
В начале одиннадцатого часа войска отправились в казармы; толпа начала расходиться, конные жандармы и казаки, образовав летучую цепь, обвивали местность, где стоял эшафот, не допуская к нему подходить черни и безбилетной публики. Более привилегированные зрители этой казни толпились около эшафота, желая удовлетворить своему суеверию - добыть "кусок веревки", на которой были повешены преступники.
Тов. Прокурора: Можете ли вы, гг. эксперты, сказать, что сделанный тут круг представляет то место, где должен быть Екатерининский сквер? - Ответ: Да. - Затем этот круг (указывает на плане) посредине не представляет ли собою Михайловского сквера? - Да.- Этот полукруг соответствует Михайловскому дворцу? -Да.- Эта линия, идущая под тупым углом не есть ли линия манежа? Да. - Затем здесь Екатерининский канал? - Да. - Усматриваете ли вы тут тоненькую карандашную линию и допускаете ли, что это Невский проспект? Да. - Она проходит мимо Екатерининского сквера и поворачивает на малую Садовую? - Да. - Что вы видите здесь в середине Малой Садовой? - Круг и точки. - Затем вы видите черные точки в кругу, обозначающие Екатерининский сквер? - Да, есть. - Видите ли вы точку, соответствующую углу Малой Садовой и Невского проспекта? - Тоже есть. - Видите ли вы точку, соответствующую противоположному углу Малой Садовой и Большой Итальянской, наискось манежа? - Да. - Затем имеется круг на Манежной позади - это сквер? - Да. Затем идет линия от начала Большой Итальянской, куда она идет? - К Михайловскому скверу. - Далее она заворачивает к Дворцу, доходит до Дворца, от Дворца идет другая линия по направлению к Екатерининскому каналу, заворачивает направо и здесь исчезает, причем в этом месте имеются точки? Да. - Затем на другом плане, на плане города Петербурга, не видите ли вы тоненьких карандашных отметок, едва заметных с помощью лупы? - Мы их рассматривали и описали их. - Есть ли линия на здании Зимнего дворца? Здесь есть как будто бы круг, но только неправильный. - Видите ли вы слабую карандашную линию от здания Михайловского манежа, идущую по Инженерной улице, по зданиям Михайловского дворца и по Екатерининскому каналу? - Да, есть.
Тяжелый мартовский воздух, как бы падающий с отменой мороза и свойственному тому безразличием к уличным запахам: город погружается в землю, начинает пахнуть все, что имеет плоть. Конская упряжь, галочьи крики, чад кухонь, перепревшая и отмерзающая солома.
Первоприсяжный: Подсудимая Перовская, этот план на конверте есть тот план, который был в квартире N5 и по которому вы объясняли? - Перовская: Да, это тот план. Только относительно точек я должна заявить, что они не имеют такого значения. - Что означают кружки на этом плане? - Один кружок означает Екатерининский сквер, другой Михайловский сквер, а затем третий - сквер, находящийся на Манежной площади. - Но там есть известные заметки, не желаете ли вы их объяснить? - Они точно также не имеют никакого значения.
CЕРО-БЕЛАЯ КНИГА
Эта книга содержит торжественные и благородные инструкции по самообороне и времяпрепровождениям.
Книга написана для людей, которые людьми на самом деле не являются. Что до самообороны, то ее необходимость следует из характера отношений между людьми настоящими и теми, для которых пишется книга. "Времяпрепровождения" некоторые способы проводить время для не являющихся людьми, когда они вполне овладевают методами самообороны и быт их нормализуется. Эпитет же "торжественные и благородные" определяет довлеющую книге интонацию, которая еще и окрасит жизнь читателя некоторым перламутром.
Всякий раз называть людей, людьми не являющихся, не являющимися людьми или же являющимися не людьми - громоздко, да и само определение от противного заставит их быть людьми наоборот, что не так. Поэтому, называть их будем муто. Это слово не имеет отношения к ассоциациям, могущим возникнуть с помощью русского языка: на одном из других языков оно просто означает "немые".
Речь не о том, чтобы кого-то обидеть с помощью такого слова. Дело лишь во внесении в жизнь частичного порядка: право же, одними и теми же картами играют в разные игры. Играющие в разные игры играют одинаковыми картинками, но играющие в подкидного дурака как бы ничем принципиально не лучше и не хуже играющих в покер, но карты у них ведут себя по-разному, тем более иначе поступают карты в гаданиях и пасьянсах. Чтобы друг с другом говорить, надо сличить то, о чем речь: какого, хотя бы, цвета у вас собака, стол или деньги. Разные люди думают о смерти разное, и каждый умрет так, как это себе представляет и именно так, как свойственно его породе. Значит, здесь криво сосуществуют весьма разные, но имеющие относительно схожий вид организмы: и живут они по-разному, и веселятся по-своему, и у всякого свой пряник - у кого с гвоздиком, у кого малиновый.
Но я не занимаюсь людьми, а теми, кто муто, и речь не о чьем-либо возвышении или принижении: быть муто не значит быть, например, хорошим. Это значит быть муто, и если кто-либо из них полагает, что он, допустим, лучше прочих выглядит на солнце, то он дурак. Хотя быть муто от этого перестать не может.
Конечно, следовало бы вовсе избавиться от неумеренной гордости антропоса, поскольку отношения муто с кошкой не предполагают его превосходства, как, впрочем, и если бы на месте кошки оказались бы люди, механизмы или целые общественные формации. Чувства, вообще, всегда ошибочный праздник, т.к. мы здесь не затем, чтобы эмоционально самовыражаться. Но чтобы помогать своей судьбе теплыми вещами.
Язык оккупирован людьми и сильно ими истоптан. Муто отличимы уже и тем, что не могу говорить на нем прямо. Но своего, отдельного языка у них нет, поэтому они и немые. Они могут относиться к тому, на чем разговаривают люди, разве что как к обертке, оберточной бумаге.
А на бумаге часто клеточки и линии. Человек к клеточкам ласков, а муто от оных дуреет, поэтому друг друга они не поймут, и человек обидится, решив, что над ним надсмеялись, либо что с ним темнят, и обидится, еще более желая от окружающих, чтобы его уважали. Безусловно, он вправе требовать этого уважения - в том числе и от муто, и долг муто это уважение ему предоставить. И не только самообороняясь - уважать человека надо: живет он трудно и жить ему, в общем, плохо и неинтересно.
Муто, поэтому, лучше всего ладят с людьми, когда мозг тех неспокоен и не способен производить ровную речь и прямые мысли: когда, например, человек нетрезв. Или бьется в истерике. Или в помрачении рассудка. Проверьте, доведите нормального человека до истерики, и вы увидите, что с ним стало возможным общаться.
Единственный - что касается языка и словоупотребления - выход тут, кажется, в афазическом письме, но увы, язык наш природный устроен столь изобильно, что для того нет сумнений, чтобы российское слово не могло приведено быть в такое совершенство, каковому в других удивляемся, и по свойствам своим таково, что как его ни крути, но всегда предложение на лапы встанет, а еще и с пируэтцем при этом препотешнейшим, мелким бесом на свою задницу с подробностями письмом четким бисером.
