Мы с княжной уж почти и не разлучались. Где-то в перерыве он подошел ко мне. Бешенство его приутихло, весь его вид выражал теперь только обиду.

- Я этого не ожидал от тебя.

- Чего?

- Ты с ней все время танцуешь...

- Ну так что ж? Ей охота.

- Разумеется... Я должен был этого ожидать от девчонки... от кокетки... Уж я отомщу!

- Зачем же ты надеялся? Ждать и добиваться чего-нибудь - одно, понимаю, а кто ж надеется?

- Ты выиграл пари - только не совсем, - сказал он, злобно улыбаясь.

Танцы продолжились, и все шло по-прежнему. Клубницкий и его приятели не танцевали, стояли вокруг нас, плотно отделив полукольцом от всех остальных. Странный какой-то заговор. Княжне все это надоело, и она просила проводить ее. Я посадил ее в машину, поцеловал руку и вернулся в залу.

Там уже ужинали. На одном краю большого стола толпились заговорщики во главе с Клубницким и господином, по-прежнему смахивающим на драгунского капитана, - верно, он и был масонским восприемником моего бедного приятеля. Собственно, на меня дулись еще с прошлых посиделок, теперь же против меня решительно составляется враждебная шайка. Клубницкий, похоже, выбран атаманом, очень уж у него гордый и храбрый вид...

Очень рад: я люблю врагов, хотя и не совсем по-христиански: быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, притворятся обманутым и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, - вот это жизнь! Впрочем, это как раз и по-христиански. Как-никак, ударят тебя в щеку подставь другую, а вот насчет дальнейшего - инструкции отсутствуют...

6-го июня

Нынче поутру Нина уехала с мужем в Кисловодск. Я встретил их карету, когда шел к Василеостровским. Она мне кивнула головой, будто упрекая. Да кто ж в чем виноват?

Просидел битый час у княгини, Мери не вышла - болеет. Не было ее и вечером на бульваре. Вновь составившаяся шайка приняла при виде меня грозный вид. Я рад, что княжна не выходит, они бы сделали ей какую-нибудь мерзость. Клубницкий, кажется, и в самом деле огорчен, прическа его растрепана, вид отчаянный. Ведь бывают же люди, в которых даже отчаяние забавно...

Вернувшись домой, я заметил, что мне чего-то недостает. Я ее не видел. Она больна. Что за вздор!

7-го июня

В одиннадцать утра - в это время княгиня обыкновенно ходит на свои процедуры - я шел мимо ее дома. Мери сидела у окна; увидев меня, вскочила.

Я вошел в дом, никого нигде не было, и я прошел в ее комнату.

Тусклая бледность покрывала ее лицо. Она так и стояла возле окна, придерживаясь одной рукой за створку. Рука чуть-чуть дрожала. Я тихо подошел к ней и сказал:

- Ты на меня сердишься?

Она подняла лицо, посмотрела на меня и медленно покачала головой. Хотела проговорить что-то, но смогла это сделать не сразу, лишь несколько раз вздохнув и постаравшись принять тон начала нашего знакомства:

- Тебе что-то от меня нужно?.. С этим пора кончать, такие истории кончаются плохо...

Я отошел к двери, взялся за ручку:

- Прости. Ты права. Я просто немного одичал тут.

До вечера ходил по окрестностям, устал, пришел домой и лег. Она была не права только в одном - эти истории могут и не заканчиваться.

Зашел, однако, Херценс.

- А правда ли, что вы сделали княжну Василеостровскую своим зомби?

- С какой стати?

- Весь город говорит, а уж горожане у нас такие, что все знают.

"Клубницкий", - только и вздохнул я.

- Чтобы доказать вам, доктор, ложность слухов, торжественно заявляю вам по полному секрету, что завтра переезжаю в Кисловодск...

- И княгиня также?

- Нет, они остаются здесь, насколько мне известно.

- Так все это неправда?

- Доктор, ну посмотрите на меня? Разве ж я похож на тонтон-макута?

- Я этого не говорю... Но вы же знаете, бывают случаи... - прибавил он, хитренько улыбаясь, - в которых благородный человек обязан взять на себя ответственность за другого. Предположим, вы занимались с нею чем-то... а в результате - некоторые психические последствия, устранить которые может лишь тот, кто их вызвал... если может, разумеется...

Я уверил его, что всегда работаю чисто, - уж и не знаю, успокоился ли он этим или напротив - начал подозревать еще сильнее. Во всяком случае, ушел он довольный хотя бы и тем, что меня предостерег.

Плохая вещь дурные слухи. Пора браться за дело.

10-го июня

Третий день я в Кисловодске. Вижусь с Ниной: утром гляжу в окно, она уж одета и ждет меня - мы встречаемся, будто нечаянно, в саду, который от наших домов спускается к колодцу. Мне удалось слегка привести девицу в порядок, да еще и воздух способствует и прочая природа.

Здешние жители утверждают, что воздух Кисловодска располагает к любви, что здесь бывают развязки всех романов, которые когда-либо начинались у подошвы Машука. Так или нет - сказать не могу, одно верно - здесь все дышит уединением; здесь все таинственно - и густые сени липовых аллей, склоняющихся над потоком, который с шумом и пеной, падая с плиты на плиту, прорывает себе путь между зеленеющими горами; и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда во все стороны; и свежесть ароматического воздуха, отягченного испарениями высоких южных трав и белой акации; и постоянный, сладостно-усыпительный шум студеных ручьев, которые, встретясь в конце долины, бегут дружно взапуски и наконец кидаются в Подкумок. Словом, не придумать по такой природе ничего лучшего, как сделаться каким-нибудь настоящим индейцем. Сиди, кури и ощущай счастье.

В качестве индейца занимаюсь мелким следопытством: дорога. Всякий раз, как на нее взгляну, так кажется, что едет карета, из которой выглядывает знакомое лицо. Но уж много карет проехало мимо, а той все нет.

Слободка, что за крепостью, населяется; в ресторации, построенной на холме, в нескольких шагах от моей квартиры, начинают вечерами мелькать огни сквозь двойной ряд тополей; шум и звон стаканов раздаются до поздней ночи, впрочем, пьют все больше кахетинское.

Да, объявился Клубницкий со всей своей шайкой. Из чего следует, что главное место в его мыслях занимаю уже я, а вовсе не княжна. Бушует всякий день в трактире со всей своей шайкой, а со мной почти и не кланяется.

11-го июня

Ну вот, они и приехали. Я сидел у окна, когда услышал стук их кареты, а сердце-то и вздрогнуло. При чем тут, собственно, сердце?

Словом, обедали у них. Все как недавно, даже разные недоразумения вроде бы позабыты, одна только Н. немного дуется - опять полагая, что теперь мне будет не до ее бед. Эх, помнится, мой предшественник по этим комнатам рассуждал, сидя в них, об отличии женского ума от ума мужескаго. "Вот, писал он, - способ обыкновенный: этот человек любит меня; но я замужем: следовательно, я не должна его любить. Способ женский: я не должна его любить, ибо я замужем; но он меня любит, следственно..." Каким, интересно, еще умом можно разрешать проблемы замужней дамы? Не говоря уже о том, что ее логика представляется мне более человечной. Но интереснее другое: что бы он написал об уме сдвинутых? Что-то такое: между этим человеком и мной столько общего, что наше сотрудничество неизбежно; и, напротив, - между мной и этим человеком нет настолько ничего общего, что мы обречены дополнять друг друга?

Нет, право же, это климат размягчает мозги до полного непотребства. Пора уезжать. Что меня держит? Три дела. Но с Н. осталось совсем немного, да и княжну я, кажется, понял. Остается Клубницкий с компанией - так ведь и это можно разрешить в один день...

12-го июня

Сегодняшний вечер был обилен происшествиями. Верстах в трех от Кисловодска, в ущелье, где протекает Подкумок, есть скала, называемая Кольцом; это - ворота, образованные природой; они подымаются на высоком холме, и заходящее солнце по дурацкой своей прихоти именно сквозь них бросает на мир свой последний пламенный взгляд. Туда отправилась многочисленная кавалькада желающих изумиться сим оптическим эффектом. Я ехал возле княжны, мысли наши были мало заняты целью экспедиции. По дороге надо было переезжать Подкумок вброд. Мы уж отстали изрядно от остальных, и я предложил ей спешиться.