— Не победить Персею, — заценил расклад агиатриадец, — Филипп посильнее был, и ему тоже поначалу сопутствовала удача, но сделали и его. Годом раньше, годом позже — какая разница? И да, ты прав, Эолай, даже если бы вдруг Персей каким-то чудом и сумел бы победить своих противников на суше, господство на море всё равно ведь останется за Римом, Родосом и Пергамом. Чем бы ни кончилась эта война, нам на море всё равно иметь дело с ними. Даже если Пергам и повздорит после этого с Родосом, сильнее окажется тот из них, кого поддержит Рим.
— А Рим, скорее всего, поддержит Эвмена, — добавил я, — И по привычке, и ради престижной дружбы с Афинами, которые дружат с Пергамом, и доверяют Эвмену больше в Риме, поскольку обидели родосцев, заставив освободить ликийцев, которых подчинили им ранее. Персей, конечно, попытается перетянуть Родос на свою сторону, но чем он сам может помочь Родосу на море, не имея серьёзного флота? Родосцы не самоубийцы, и я бы на такой вариант не рассчитывал. Скорее всего, у Фаласарны есть несколько лет, пока они все заняты друг дружкой. И ты прав, достойнейший Эолай, насчёт сизифова труда. Зачем он вам? Разве не лучше немного отодвинуть подмываемые волнами стены повыше, где до них не достанут волны?
— Думали мы уже над этим, но дорого это выходит! — посетовал фаласарнец.
— Ты сам не беден, Эолай, да и многие твои сограждане тоже не бедны, — Диодор ухмыльнулся, — Не выглядит бедным и весь ваш город в целом.
— Это только кажется, Диодор. Тебе нетрудно рассуждать о достатке, когда у вас есть ваша широкая и плодородная Мессарская долина, и вы у себя не представляете себе, что такое нехватка хлеба и прочих продуктов земли, а каково нам с нашими каменистыми горами и ущельями? Где среди них найти и расчистить достаточно годной для обработки земли? Чем мы богаты, так это только горными пастбищами для овец, но даже на них боги были гораздо щедрее к Полирринии, чем к Фаласарне. Хвала богам, не перевелись ещё у нас и козероги, из рогов которых наши оружейники делают наши превосходные критские луки, но и их у нас гораздо меньше, чем хотелось бы, да и не так-то легко становится уже добыть матёрого козла с хорошими рогами, годными на хороший лук. Молодёжь давно уж тренируется в стрельбе с простыми деревянными, и не для каждого из наших парней при достижении ими совершеннолетия найдётся оружие, достойное славы наших лучников.
— В горах возле Кносса, говорят, козерогов выбили уже настолько, что покупают рога или готовые луки отовсюду, где удастся, — заметил агиатриадец, — Как бы ты, Эолай, ни прибеднялся, но больше всего козерогов осталось здесь, на западе Крита.
— Да, на востоке острова тоже повыбиты, и даже у вас на юге — ты же не просто так спрашивал меня, нельзя ли купить рога у нас. Всё я понимаю, но хорошие рога из-за этого дорожают и у нас, а с ними и готовые луки. Не удивлюсь, если при наших детях они уже приблизятся по цене к лукам скифского типа, над дороговизной которых смеялись и наши деды, и наши отцы. Мне вот уже не так смешно, как было нашим отцам и дедам. И гавань наша, и оружие для наших лучников — всё это требует немалых денег. Ты скажешь, в море их добудьте или за морем, как всегда добывали наши предки? Пробуем, конечно, что нам ещё остаётся? Но чтобы добыть деньги, нужны хорошие луки, а чтобы купить их для наших парней, нужны деньги. Замкнутый круг получается! Ты думаешь, мы почему послали с Сусом в Кносс для отправки к Персею только тысячу наших? Послали бы и две тысячи, сколько и Кносс, если бы было чем вооружить их, не ослабляя чересчур тех сил, которые остаются у нас на всякий случай. Деньги, на всё нужны деньги! А в море щипать жирных купцов и прибрежные селения — ну, ты же сам понимаешь, что в этом надо знать меру, если мы не хотим, чтобы Рим, Родос и Пергам после войны с Македонией вплотную занялись уже нами. Это вам, Диодор, раздолье на юге!
— Такое раздолье, что я сам здесь у тебя, а не там? — невесело усмехнулся тот, — Кажется это только. Птолемей-то по всем видам собрался отвоевать у Антиоха Эпифана свою бывшую Келесирию и готовит флот, так что Египет сейчас не очень-то пощипаешь. Но Антиох тоже готовится к войне и тоже построил флот, хоть это и строго запрещено по условиям договора с Римом. Говорят, даже слонов опять завёл, хоть это тоже запрещено. Не знаю, сколько это будет сходить ему с рук, но сейчас и Сирию с Палестиной особо не пощипаешь, да и киликийцам туда ближе, чем нам, и после них нашим там делать нечего. На запад? Так Карфаген под защитой Рима, а мы не забыли ещё той Антиоховой войны и прохода римского флота вдоль всего нашего побережья, когда нам всем пришлось выдать всех римских и италийских пленников безо всякого выкупа и заключить союз с Римом. Не хочется как-то и нам дразнить гусей. А ещё западнее плыть — и очень далеко, и Запад ведь намного беднее Востока. Что там добудешь?
— Я бы даже пробовать не советовал, — хмыкнул Эолай, — Не был ты с нами вчера на рыбалке! А я вот потом вечером всех вожаков нашей водоплавающей шпаны вызвал и строго предупредил, чтобы и думать забыли трогать испанцев, если не хотят себе и городу очень больших неприятностей, от которых и я уже не отмажу!
— Ну так а зачем же их трогать? Наверняка ведь исправно платят положенное за безопасное плавание кому положено, как и их карфагенские друзья? Какие с ними могут быть проблемы?
— А то ты не знаешь! У вас самих, что ли, голопузая шантрапа не пытается иной раз стрясти лишнее с тех, кто честно заплатил кому положено? Ну, у вас на вашем сытом юге может и меньше, чем у нас с нашим ввозом даже жратвы, но наверняка ведь тоже. А известный нам с тобой карфагенянин предупредил нас, что когда большой и уважаемый человек, которому он служит, платит за безопасность своих людей и грузов, то ожидает и от нас полного порядка в наших водах и юмора с мелким хулиганством нашей шпаны уж точно не поймёт. И когда у испанцев такие же перстни, как у того карфагенянина, да ещё способность очень убедительно пошуметь, когда они не в духе, я тоже перестаю понимать юмор некоторых наших легкомысленных шутников.
Рыбалка вчера и в самом деле вышла показательная. Эолай хотел показать нам их традиционный рыбацкий промысел даров моря. Заняв тремя лодками выход из бухты, наверняка прикормленной заранее, и перекрыв его полностью сетью, критяне двинулись к берегу вместе с сетью, сгоняя туда и всю отрезанную сетью от выхода из бухты морскую живность. Когда самый кончик бухточки на мелководье уже кишмя кишел всякой рыбой, включая и весьма солидных размеров, и критяне уже приготовились бить её трезубцами, мы предложили главному немного повременить с этим. Мы тоже хотим показать ему один небольшой фокус. Пусть только все находящиеся в воде люди выберутся из неё на лодки или на берег, без разницы. После того, как наше пожелание было выполнено, я подал знак Волнию, и в кишащую рыбой воду булькнулись три лимонки. От взрывных фонтанчиков критяне прихренели сильнее или от всплывшей после взрывов наглушенной рыбы, после чего их трезубцам работы уже не осталось, они и сами внятно объяснить не могли. Потом я как бы между прочим доверительно сообщил Эолаю, что такой способ рыбалки обычно у нас не применяется, поскольку считается браконьерским, но в жизни случается всякое, и иногда приходится применять и не самые респектабельные способы промысла. Античная война на море не обходится и без боевых пловцов-ныряльщиков. Якорный канат кораблю супостатов на стоянке перерезать или ещё какую диверсию учинить — как тут обойдёшься без морского спецназа? Не обходятся без него, конечно, и пираты, у которых обученные боевые пловцы в числе ценнейших специалистов. Такими не жертвуют и не рискуют без крайней нужды, и наш тонкий намёк был понят правильно.
А потом, когда критяне собрали весь улов, мы предложили фаласарнцу вывести в море на буксире старую гемиолию или миопарон, нагрузив посудину старыми амфорами или горшками, какие ему не жаль побить ради натурного эксперимента. Покуда его люди искали всё необходимое, мы подобрали на берегу несколько камней, соответствующих по весу лимонке, который проверили ручным пружинным динамометром. Эолай пожлобился рисковать настоящей пиратской гемиолией, выбрав вместо неё старую рыбацкую шаланду схожих размеров, но буксировали её на его личной гемиолии, на носу которой у него была и малая баллиста. Пристрелявшись из неё выбранными камнями, мы зашвырнули затем на судёнышко-мишень и лимонку, и побитые её осколками горшки весьма наглядно показали критянам, что могло бы стать с самым лихим и отчаянным экипажем пиратской посудины их самого массового типоразмера. Такого намёка не понять критяне тем более не могли.
