— Ну, так уж прямо и вымариванию, — хмыкнул я, — Расслоению по менделевским законам. Четверть в сторону жёлтых меток, половина сохраняет свою красную, а четверть — чёрную с автоматическим отсевом на тот свет. За счёт этого процент жёлтых меток у нас будет расти, а процент красных сокращаться. Понятно, что из жёлтых будут выщепляться новые красные, ну так ведь и новые зелёные тоже, и их процент будет всё время расти, что нам и нужно. Это по смертельным болячкам, а по не смертельным — один хрен та же самая система меток, и с чёрной никто не будет водиться ни за какие коврижки, а с красной — ну, только кто сам из таких же, и лучшие с ним самим не водятся. Чёрные при этом не мрут и свой век доживают, но практически не размножаются, да и красные плодятся не настолько активно, чтобы воспроизвести свою численность.
— Но тогда какие препятствия к тому, чтобы и рак сделать не смертельным?
— Да собственно, только отсутствие лекарств. Будет гриб, можно будет и лечить им тех, кому он поможет, но только заболевших и спалившихся на этом, дабы и система меток продолжала бесперебойно работать на уменьшение процента ущербных.
— Макс, ну так ведь всё равно не выйдет, — снова встряла Юлька, — Женщины из отверженных будут всеми правдами и неправдами стараться залететь и родить ребёнка от нормального благополучного мужика, чтобы улучшить генетику детей.
— Естественно. И у смазливых это даже будет получаться. И мы даже не будем этому препятствовать, если те не будут претендовать на то, чтобы и женить любовника из благополучных на себе. Если сумеют наставить рога ущербным мужьям втихаря, это тоже будет работать в нужную сторону. Сумеет ведь кто? Достаточно смазливые, чтобы на них позарились, и достаточно умные, чтобы не спалиться на этом и не стать жертвой убийства на почве ревности. Ну так такие гены достойны своего шанса.
— Я представляю, какие шекспировские страсти закипят вокруг спалившихся!
— Ага, и это будет ещё один механизм сокращения ущербного поголовья.
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? — схохмил Володя, и мы рассмеялись.
— Это жестоко, мужики! — возмутилась Юлька, — У нас же так и не запрещён до сих старый античный обычай, по которому муж имеет полное право убить жену за измену.
— Ну, не утрируй. У нас для того, чтобы ему за это ничего не было, факт измены должен быть подтверждён судебным расследованием, — поправил я её, — Если убьёт только по подозрению, справедливость которого не сумеет доказать, сам после этого прогуляется на эшафот за убийство. Артар с ребятами как раз в прошлом году расследовал пару таких случаев, и в одном из них мужик повис высоко и коротко, а общине было объяснено, что к нему бы не было претензий, если бы он её просто высек за подозрительное по этой части поведение, заставил сделать аборт и развёлся с ней. Факт измены хоть и не подтвердился, но лахудра вела себя уж точно не как положено порядочной замужней бабе, так что своим поведением оснований для подозрений она дала немало.
— Но это же архаичная дикость!
— Ну так в приличном обществе этот обычай давно уже считается не комильфо, а у маргиналов, которым на комильфо плевать, он всё-таки работает в том направлении, в котором и должен по идее. Трусливая перебздит, смелая дура спалится и заработает свою премию Дарвина, и только смелая умная улучшит гены своего потомства через удачный загул налево. Смазливость при этом подразумевается, потому как на страхолюдину-то кто польстится? Сразу многофакторный механизм евгеники в маргинальной среде.
— Жестоко, но — работает, и по существу возразить нечего, — признала Наташка, — В конце концов, нам и в самом деле не обойтись без евгеники, если мы не хотим сценария из статьи Сергиенко. А как биологу он мне нравится многократно меньше, чем то, что нам приходится сейчас делать для его предотвращения. Если проблему вырождения запустить, то потомкам придётся принимать ещё более жестокие решения.
— А народ у нас простой и сугубо античный, — добавил спецназер, — Если заметит и осознает проблему, которую власть игнорирует, то сам её стихийно решать начнёт и так её решать будет, что у Ликурга с Алоизычем волосья вздыбятся от такого экстрима.
— Причём, даже не так жестокость этих стихийных чисток будет страшна, как их генетическая безграмотность, — заметил Серёга.
— То-то и оно, — поддержала биологичка, — Лучше уж всё это делать постепенно, понемногу и грамотно. Ладно, с этим всем ситуация понятна, и это — проехали. Но я ещё вот что заметила. Среди италийских лигуров выше процент детей, заваливающих тест на сообразительность, и основная масса таких — горцы из Альп. В меньшей степени, но тоже это заметно на наших горцах и иммигрантах из Бетики, если они родом из мест, наиболее удалённых от морского побережья. Тут напрашивается только одно объяснение — дефицит йода в воздухе и пище. На Азорах и в прочих приморских колониях это не актуально, но в Испании и Южной Африке по мере экспансии у нас появятся и удалённые от моря районы с естественным природным йододефицитом. В швейцарских кантонах, например, вплоть до девятнадцатого века проблемы со слабым умственным развитием и с зобом были если и не поголовными, то массовыми. И решились они только с поставками в горы консервов из морепродуктов, в которых морского йода достаточно. И специально для тебя, Макс — и там были люди, развивавшиеся нормально по нашим меркам, но их процент был невелик. Только не спрашивай меня, обходился ли их организм для нормального развития без йода или минимизировал потери того мизера, который получал даже в своих Альпах — чего не знаю, того не знаю. Но дарвиновский отбор за века так и не сделал их там большинством.
— Ты решила, что я сейчас предложу считать тяжёлым генетическим дефектом и неспособность обходиться без йода? — прикололся я.
— А кто тебя знает? С тебя ведь станется! — мы рассмеялись.
— Нет, проблему йододефицита надо, конечно, решать, и ты правильно делаешь, что предупреждаешь о ней заранее. Серёга, в морской соли йод ведь должен быть?
— Есть, но слишком мало. Йодирование через добавление солей из золы морских водорослей несложно, но там в основном йодиды, которые быстро разлагаются. Их можно перегнать в йодаты, которые хранятся многократно дольше, но даже с ними гарантийный срок хранения йодированной соли не превышает трёх месяцев. Ну, по идее, йодаты будут сохраняться дольше в крупных кристаллах, если их размалывать перед употреблением, но мне что-то сомнительно, что это правило будет строго соблюдаться на местах. Слишком соблазнительно намолоть большой запас впрок и не морочиться.
— То есть, за несколько месяцев йодированная соль теряет весь свой йод?
— Ну, не весь, но остаётся слишком мало, так что использовать её можно только как обычную. В общем, именно как йодированная, она долго не хранится, а её регулярные поставки вглубь суши, особенно в горные неудобья — сам понимаешь.
— Да, тогда для нас это не вариант. Значит, только консервы из морепродуктов?
— Получается — да, только они. Рыба концентрирует в себе многократно больше йода, чем его содержится в морской воде, а больше всего йода из воды концентрируют в себе морские водоросли.
— Так может, тогда соли из их золы добавлять к обычным консервам?
— Можно в принципе и так, но я не уверен, что годятся любые водоросли. Не все же съедобные, и в некоторых наверняка есть что-нибудь вредное. Что, если оно останется и в их золе? А выделение чистых йодидов уже геморройнее. И опять же, срок хранения. А ещё прикинь, кто будет есть, допустим, тушняк на той же Капщине, когда там до хрена и свежей дичи? Тут нужно именно что-то такое, чего нет в шаговой доступности, а это как раз морепродукты типа рыбы, мидий с устрицами, крабов с креветками, кальмаров и тому подобной морской экзотики.
— Морская капуста была бы хороша, — заметила Наташка, — Если культивировать, то и много её будет, и дёшево, и достаточно сердито по содержанию йода. И сама по себе она достаточно вкусная, чтобы её ели охотно. Особенно японская.