Немного поразмыслив и действуя не только в интересах собственного душевного равновесия, но и в интересах этих двух, абсолютно разных, но значимых для неё мужчин, Алекса взяла в руки телефон и, сославшись на ревнивый нрав Мити, обратилась к Феликсу с просьбой отменить поездку за город. Не будучи уверенной в том, что найдёт в себе силы произнести эту просьбу лично, она быстро набрала несколько предложений и, закончив текст самыми искренними извинениями, погрузилась в волнительное ожидание того, как он отнесётся к написанному. Прождав некоторое время и не получив от него ответа, Алекса загрустила, предполагая, что он мог затаить на неё обиду, а проведя полчаса у зеркала, она вновь схватилась за телефон и лихорадочно сглотнула, увидев от него новое сообщение: «Я жду тебя в метро. Привезу тебе музыкальный диск. Тот, что ты просила у меня». Удивлённая и слегка озадаченная его таким порывом, который он откладывал месяцами, забывая вручить ей этот диск, Алекса оделась и выскочила из дома в состоянии смутной растерянности. Сойдя с эскалатора и всмотревшись в толпу, она тут же увидела Феликса, идущего по станции ей навстречу.
«И это мой лучший друг после сегодняшнего ночного беспредела и короткого сна?!». Таким нетронутым и свежим может выглядеть только актёр кино после нанесения профессионального грима, либо если этой убойной ночи, наполненной развлечениями и шалостями, не было и в помине! Вчера рубашка и брюки придавали ему официальности и делового шарма, но теперь он был одет по-спортивному модно: в облегающей футболке болотного цвета, которая удивительным образом оттеняла его смуглый цвет кожи, в шортах чуть выше колен и в чёрных кедах. Эта футболка как нельзя лучше подчеркивала его возмужавшие, крепкие, оформленные тренировками руки, мощный торс. Приближаясь к ней манерно-удручённой походкой и небрежно зацепившись руками за карманы шорт, Феликс, чуть наклонив голову к правому плечу, смотрел на неё исподлобья.
Алекса даже не подозревала, что его столь таинственная, чем-то обременённая фигура может произвести на неё столь острое впечатление. Жадно разглядывая его, пока он приближался, она поймала себя на мысли, что эта его лёгкая сонливость на лице придаёт ему такой нежности и обаяния, что невольно начинаешь опускать глаза от странного смятения.
Дождавшись, когда он подойдёт ближе, она смело взглянула на него, но чувство жуткой вины вновь заставило её опустить взгляд, и теперь в её зрачках отражались его ровные, выступающие через футболку кирпичики. Она была поражена его видом и ошеломлённо призналась себе, что впервые в жизни открыла для себя то, как он хорош. До этого момента она никогда не опасалась подобных вещей, ведь на протяжении стольких лет она не замечала в его наружности и внешнем облике каких-либо глобальных изменений, а теперь в нём было нечто такое, что заставляло опускать голову всё ниже, боясь рассмотреть и догадаться, что за необычная чёрточка появилась в нём и сделала его столь привлекательным, что за эмоция, несвойственная ему, так преобразила его в её глазах. Это странное и в то же время трогательное сочетание, которое до этого дня ни разу не засвидетельствовал её взор, а именно рельефная мускулатура и сила, проявляющаяся сквозь фрагменты одежды, и вместе с тем абсолютная мерцающая тоска, спрятанная в тёмно-коричневых ободках глаз. Замершая грусть? Что там, в его глазах, чего никогда не было прежде по отношению к ней? Не считает ли он себя ущемлённым и уязвлённым? Алекса никогда не перешагивала через него и всегда отводила ему важную роль в своей жизни. И не строя иллюзий, относилась к нему, как к члену своей семьи. И неужели он до сих пор не понял, что вчерашний семейный ужин – это самое достоверное, серьёзное доказательство и самый главный показатель её отношения к нему?..
– Привет, – его голос, словно укол, воткнулся в самое сердце.
– Фил… я, наверное, должна что-то объяснить тебе… – виновато пробормотала она. – Мне, правда, жаль, что так вышло… Но я надеюсь, ты понимаешь, почему я попросила тебя об этом. Я лишь прошу, чтобы ты ни в коем случае не думал обо мне плохо. Вчера был один из счастливейших дней в моей жизни, и всё благодаря тому, что ты был рядом. Это правда. Мне трудно объяснить… Ты не обижаешься на меня? Фил… не молчи…
Впервые в жизни он не проронил в ответ ни слова. И этот его взгляд… цепкий, глубокий, проникновенный… Коленки Алексы невидимо задрожали, он заставлял её нервничать. Но как быть? Она должна нести ответ за свои погрешности и окружить Митю своей заинтересованностью и благодарным отношением. Получалось, чтобы очистить совесть перед одним, она так или иначе поступала бессовестно по отношению к другому. Вчера она была виновата перед Митей, сегодня – перед другом. Но не будет ли лучшим искуплением вины просто уделить максимум внимания Мите, не отвлекаясь на Феликса?..
Её сбивали с толку мелькавшие за его спиной люди, они облепляли со всех сторон, неслись и проталкивались. Не нарушая обет своего молчания, Феликс придвинулся, сократив между ними дистанцию и протянул ей коробку с диском. Взглянув на его загорелую руку с ярко выраженными прожилками, которые говорили о работе с тяжёлым весом, Алекса взялась за край диска и, потянув на себя, столкнулась с сопротивлением. Он смотрел ей прямо в глаза и, не ослабляя пальцев, продолжал удерживать коробку в своей руке. «Что он делает? – вспыхнула Алекса. – Что хочет сказать этим жестом? Он что, дразнит её? Намекает на что-то?». Как же всё-таки противоестественны и несвойственны для них подобные вещи. Такой странный акцент не только вывел её из равновесия, но и в какой-то степени смутил. «Алекса, возьми себя в руки, – колебалась она. – В конце концов, перед тобой не мужчина, который пытливо смотрит на тебя, а лучший друг, в общении с которым нет места смущающим факторам». Алекса бросила на него удивлённый взгляд, и через несколько секунд Феликс разжал пальцы и дал ей возможность выдохнуть.
– Пока, Алекса… – еле слышно прошептали его пухлые, сочные, яркие губы и он, запустив руки глубже в карманы, пошёл прочь от неё.
В полном замешательстве она стояла на станции с ненужной вещью в руке и не могла оторвать взгляда от удаляющейся печальной фигуры, которая медленно зашла в вагон и, не оборачиваясь, исчезла вместе с набирающей скорость электричкой. В абсолютно внезапно накатившем на неё нервном состоянии, которое раззадорило её ответить нахальным людям, наступающим ей на ноги, Алекса добралась до вокзала и, еле сдерживая подступавшие слёзы, остановилась в месте отправления электрички, следовавшей загород. Вздрогнув от опустившихся на её глаза ладоней, пахнущих дешёвым табаком и шавермой, Алекса ощутила раздражение.
– Это я, девочка! – послышался над самым ухом низкий баритон Мити.
– Я не знала, что ты девочка… – огрызнулась она, сморщившись от аромата чеснока.
– Прости. Я хотел сказать, моя девочка, – он нежно смотрел на неё своими мерцающими глазами.
– Дай-ка я обниму тебя как следует! Я со вчерашнего дня думаю о тебе не меньше, чем о возможном апокалипсисе!
Стиснув в своих руках, он сдавил её, словно паштет.
– Ты опять ел эту дрянь? – указала она ему на ладони, которые он тут же поднёс к своему лицу и принюхался.
– Да, пахнет… извини. А давно ты относишь своё любимое лакомство к дрянной еде? Что изменилось в моей девочке за один день?
– Просто это всё вредно и пахнешь потом сутки. Надоело уже ходить и распространять зловонья из желудка этим чесночным соусом.
– Я тебя понял, – он обнял её за плечи, – вы вчера хорошо погуляли, и поэтому сегодня ты так остро реагируешь на запахи. Ладно, сейчас приедем на дачу, и я тобой займусь всерьёз.
– Что ты имеешь в виду?
– Сделаю тебе массаж, возьму все обязанности на себя, а ты спокойно будешь приходить в чувства на свежем воздухе.
Как только на горизонте появились их однокурсники Алёна и Андрей, они тут же поспешили на электричку. По необъяснимым причинам внутри Алексы всё клокотало, она была напряжена, расстроена и взвинчена одновременно. Чем дальше они отдалялись от города в лес, тем хуже Алекса владела собой.
