– Все, – сказал Филипп Деннер, – через два месяца эта планета превратится в ад. Через два месяца и три дня. Хоть часы ставь.

И он в самом деле снял с полки электронный будильник и начал нажимать на кнопки, – впрочем, потому лишь, что будильник выключился вместе с электричеством час назад.

– За работу в аду, – сказал Антонио, – повышают жалованье.

Деннер поморщился. Филипп С. Деннер – исполнительный директор «Anreco», и своим напоминанием о жалованье Антонио словно обварил его сердце кипятком.

Деннер воздел руки кверху и воскликнул:

– Международный арбитражный суд! «Харперс» просто дал сенатору Федерику Дейну вот такую взятку!

– А мы почему не дали взятки? – ледяным тоном спросил Антонио Серрини.

Я вынул из кармана фляжку местной просяной водки, взял три пластмассовых стаканчика и разлил по ним водку. Это было первый раз в жизни, чтоб я пил на службе, но ведь у всего должен быть первый раз…

Антонио вылил свой стаканчик в себя.

– Вы понимаете, – сказал я Деннеру, – что население страны голосовало не против Президента? Оно голосовало против «Анреко».

– Какого черта, – сказал Деннер, – мятежников поддерживает «Харперс».

– Против «Анреко», – повторил я, – и особенно против личного друга Президента господина Филиппа Деннера.

– Я вас уволю! – заорал Деннер.

– Вы меня не уволите, – возразил я. – Вы не найдете на всей этой паршивой планете специалиста по связи, который делает так много работы за так мало денег.

– Мне плевать! – взвизгнул Деннер. – Вы мне надоели! Добиваетесь того, чтобы перебежать в «Харперс»? Только попробуйте! За первое же ваше изобретение там я предъявлю вам иск, что вы его сделали службе «Анреко».

– Добрый день, – сказал кто-то за нашими спинами.

Антонио и я обернулись. В приоткрытую дверь кабинета заглядывал человек лет пятидесяти, невысокий, с округлым румяным лицом и рыжими волосами. Глаза у него были большие, цвета сухой персиковой косточки. Приятные глаза. Одет в безупречный костюм, в руке – немного старомодный чемоданчик, через чемоданчик перекинут светло-зеленый плащ.

– Я бы, – сказал человек, – хотел видеть пресс-секретаря компании «Анреко» Эрика Байна.

Деннер хлопнул глазами. Раз и два.

– Это, – сказал Деннер, – кабинет исполнительного директора. К-кто вас сюда пустил? Где мои секретари?

– Вы кто, – спросил я, – журналист? С Земли?

Конечно, журналист, черт их побери! Корабль, который привез окончательное решение арбитражного суда, должен был привезти и целый выводок журналистов: страна будет подыхать, а они будут делать волнующие репортажи.

Кстати, в здание пускали только служащих компании.

Антонио встрепенулся:

– Слушайте, – сказал он человеку, – я вас видел на экране. Вы Арнольд ван Роширен.

Незнакомец кивнул. Деннер страдальчески крякнул. Я уже говорил: что бы Деннер ни увидел, его реакция проста: «А сколько это стоит компании?»

А Антонио засмеялся и сказал:

– Мистер ван Роширен, советую вам убираться с планеты этим же рейсом. На какой-нибудь курорт. И читать там свои проповеди по телевизору увядающим дамам. А то вы будете единственным телепроповедником, еще при жизни попавшим в ад. Потому что через два месяца это будет самое близкое к аду место.

– А зачем вы сюда пожаловали, мистер ван Роширен? – поинтересовался я.

– Привести, – ответил он, – враждующие стороны к согласию.

Мне показалось, что я ослышался. А Деннер спросил:

– Это во сколько же вы обошлись старому Гарфилду?

– Я, – осторожно ответил ван Роширен, – предлагал посредничество даром. Однако «Анреко» не пожелала принять подобной услуги от лица, не связанного с ней контрактом. Совет директоров испугался, что я буду независим.

– И какую же сумму вы запросили?

– Четыреста девятнадцать кредитов.

– Четыреста девятнадцать кредитов! Я вчера менял шины на пуленепробиваемые, и то заплатил восемьсот!

Деннер изумленно рассмеялся и сказал:

– Пожалуй, вы больше и не стоите.

Арнольд ван Роширен поклонился.

– Спаситель наш, – промолвил он, – стоил тридцать Серебреников, и на современные деньги это около четырехсот двадцати кредитов. Полагаю, что стою хотя бы на кредит дешевле.

И вышел.

Антонио покрутил пальцем у виска.

– Я всегда говорил, – сказал Деннер, – что нам надо было самим продавать оружие! Если бы мы продавали оружие хотя бы Президенту, то «Харперс» просто нечего было бы делать в этой стране!

Я поднялся и ушел в свой кабинет. Под его дверью уже лежали привезенные с Земли газеты недельной давности. Я разложил их на столе и стал смотреть с конца. Последняя газета была от семнадцатого числа. Арбитражный суд вынес свое решение четырнадцатого числа, и на роль новости его решение уже не годилось. Новостью был Арнольд ван Роширен. Журналисты взяли у него интервью, в котором он объяснил, что отправляется на Новую Андромеду, чтобы предотвратить гражданскую войну. «Это очень просто, – сказал проповедник. – Я хочу, чтобы Президент и полковник встретились друг с другом. Глядя друг другу в глаза, они осознают взаимные грехи и попросят друг у друга прощения. Господь принесет народу мир».

Где-то внизу слабо ухнуло, мигнул свет, и на корпусе служебного компьютера загорелась красная лампочка в знак того, что энергия идет не из сети, а из блока бесперебойного питания. Видимо, кто-то – Президент или полковник – согрешил еще раз.

Через три часа Антонио заглянул ко мне.

– Пошли, – сказал он, – я хочу напиться, а здесь нам вечно будут мешать.

Мы проверили пистолеты и пошли.

У стеклянных вращающихся дверей нас поджидали репортеры.

– Мистер Денисон, – сказал один из них, – ваши комментарии по поводу решения арбитражного суда.

Я высказал свои комментарии коротко и энергично.

– Ой, – сказал молоденький репортер, покраснев до ушей, – по транссвязи это не пропустят.

Я высказал ему мое сожаление – в тех же выражениях.

– Мистер Серрини, – спросил другой, – что вам известно об Арнольде ван Роширене? Это правда, что он нанят непосредственно вашим отделом? Вы рассчитываете, что его связи с оголтелыми правыми кругами могут образумить местную военщину?

Антонио сказал:

– Мой отдел занимается обеспечением безопасности служащих компании. Мой отдел не занимается Господом Богом. Я ничего не знаю о ван Роширене. Два года назад я где-то видел запись его проповеди. Он проповедовал слово Божие и любовь между людьми.

– Мне нужны новости, а не пропаганда, – возразил репортер.

– Что значит «пропаганда»? – справился Антонио Серрини.

– Отрицательная информация – это новости, положительная информация это пропаганда, – пояснил репортер.

– А ну катись отсюда! – сказал Антонио.

– А вам известно, – спросил с надеждой репортер, – скажем, чтобы он преследовал домогательствами своих прихожанок или присваивал пожертвования?

– Ничего такого я не слышал, – сказал Антонио.

На следующее утро по пути на работу я заехал в гостиницу, где остановился ван Роширен.

Гостиница стояла на малой базарной площади. Первый этаж был сделан из камня, остальные два – из дерева. Крыша, по местному обычаю, была сложена из деревянных плашек, крашенных под черепицу. По ту сторону площади стоял местный храм со статуей бога-привратника. Боевики Президента отбили богу голову и приставили сверху гипсовую голову Президента, Начиналась весенняя засуха, и все – гостиница, храм и пустая базарная площадь – было покрыто густым слоем пыли. Бог с головой Президента грустно глядел на запустение.

Я поднялся на третий этаж, перевернул табличку «Просьба не беспокоить», исполненную на асаисском и на английском. По-английски табличка была написана с одной ошибкой. По-асаисски ошибок было две. Я постучался. Мне никто не ответил, хотя в номере что-то бубнило. Я повернул ручку и вошел.