На следующее утро всюду намело высокие сугробы. Кругом стоят застрявшие в снегу машины. Радио Йенса Йенсена сообщает, что все поезда стали, а на дорогах нет проезда. Такого снегопада старожилы не упомнят. Это еще хуже, чем в 1897 году.

На шоссе орудуют лопатами рабочие, молодые парни в резиновых сапогах и с трубками во рту. К большому неудовольствию Йенса Йенсена, они затеяли какую-то игру, дурачатся, бросают друг в друга снежками, а работа мало двигается вперед.

Вот и произошел несчастный случай. А разве может быть иначе, когда молодежь разыграется и начнет дурить? Тут уж добра не жди. Одному из рабочих, еще совсем юноше, ударом лопаты раздробило три пальца. Три пальца правой руки. Теперь он на всю жизнь калека. Ну, да пусть сам на себя пеняет. Вперед наука,— больше он, пожалуй, уж не станет дурака валять.

А потом дело обернулось еще серьезнее. Оказалось, что пострадавшего ударил лопатой сын садовника. А садовник — заклятый враг Йенса Йенсена. Поэтому Йенс Йенсен подробно допрашивает всех свидетелей происшествия. Наконец-то нашелся повод поприжать садовника.

Очевидно, несчастье случилось во время игры, и парни сами во всем виноваты. А отвечать за нанесенное увечье должен сын садовника. Будь это непреднамеренный удар, то выплачивать компенсацию пришлось бы общине. Это хорошо знали оба парня, вот они и сговорились показывать, будто все произошло непреднамеренно. Да, дело серьезное. Йенсу Йенсену все ясно. Он торжественно снимает телефонную трубку и сообщает в полицию, что, насколько можно судить, ей придется иметь дело с дачей ложных показаний перед судом. В лучшем случае возмещение убытков должно быть возложено на сына садовника, а не на общину. И пусть уж полиция сама решает, что предпринять против молодых людей, давших ложные показания.

На суровом лице Йенса Йенсена проступает улыбка. Он даже оживляется, когда рассказывает эту историю Хагехольму. Тот хлопает себя по ляжкам и хихикает. Хи-хи-хи! Поделом им! Он садится в свой фордик и несется по очищенной от снега дороге, чтобы раструбить новость по всей округе.

В лесу лежат высокие сугробы. Пытаясь пробраться через них, Герберт Джонсон то и дело глубоко проваливается в снег. Отягченные снегом ветви низко склоняются к земле. Здесь красиво, как в сказке.

Холмы тоже покрыты снегом и напоминают Альпы, Швейцарию и Норвегию. По воскресеньям сюда приезжают горожане и ходят здесь на лыжах. Молодые девушки в спортивных брюках единым духом съезжают с гор и несутся через белый лес.

Людям, живущим на холмах, не нравится, что человек оскверняет девственную природу. Они зло и неприветливо озирают скользящих на лыжах девушек, которые зачем-то вторгаются в их уединенный уголок. Они радуются, увидев в роще лисицу. Лисица природы не оскверняет. Не то что люди, чуждые природе. И вот эти горные тролли вылезают из-под соломенных крыш своих хижин, грозят пришельцам и громко вопрошают:

— Вы что, не видите надписи? Читать не умеете? «Частное владение!»

На следующий день в лесах между холмами опять царит мир. Городские девушки сидят в своих конторах. Никто не нарушает покоя троллей. Они остаются наедине с лисицами, со снегом и со всей природой.

Глава 37

Перед домом Йенса Йенсена останавливается автомобиль.

Мистер Герберт Джонсон взирает на него с беспокойством. В нем есть что-то казенное. От всего, что пахнет начальством, Джонсона бросает в дрожь. Хоть он и кандидат юридических наук, но страшится карающей десницы закона.

Радиоприемник Йенса Йенсена донес до него обрывки последних известий, которые отравили ему жизнь, внесли и нее тревогу и страх.

Из автомобиля вышло начальство. А несколько человек, облаченных в полицейскую форму, осталось в машине. Мистеру Джонсону показалось, что земля уходит у него из-под ног.

Но зря у него так сильно застучало сердце. Пусть себе бьется спокойно. Охотятся не за ним. Пока что не за ним.

Охотятся за Андерсом с болота. Да и можно ли было ожидать, что от его письма к министру будет какой-нибудь толк? Результат был лишь тот, что у членов общинного совета лопнуло терпение. Ему ведь предлагали работу: «Пожалуйста, камня у нас хватит, дробите сколько хотите!» А ему, видите ли, непременно подавай пособие, ему хочется жить на иждивении общины. Этот молодчик из тех, которые стыда не знают.

Что касается дома Андерса, то надо сказать, что он уж слишком обветшал и непригоден для жилья. Нельзя же взять на себя ответственность за его троих детей и позволять им жить в доме, где протекает крыша. Да и проценты за дом он не вносит — вот уже три срока пропустил. Всему есть предел.

Несколько машин одна за другой едут по узкой дороге вниз к болоту, где живет Андерс. Первая машина — с полицейскими. За ними следует Йенс Йенсен, председатель общинного совета и члены комитета по социальному обеспечению. А Хагехольм, беспокойная душа, уже прослышал об этом деле и тоже катит вслед за другими к болоту. Он сидит в автомобиле, что-то выкрикивает и командует, как будто он-то и возглавляет всю экспедицию.

У дома Андерса играют дети. Перед ними стоит маленькая ветряная мельница, крылья которой гудят на ветру. Андерс весьма искусно мастерит такие игрушки для детей.

Детишки с любопытством глядят на машины. Да и сам Андерс с удивлением озирает этот караван. В руке у него нож, он как раз собирался что-то вырезать. Какую-то деталь для усовершенствования работы мельницы. Специальное приспособление для спуска и подъема мешков. Вроде блока — совсем как в настоящей мельнице.

—      У него в руках нож, — закричал Йенс Йенсен. — Берегись!

—      Берегись! — подхватывает староста. И один из полицейских обезоруживает опасного человека.

Дети испуганно озираются по сторонам. Из дома выходит жена Андерса. Да, мало радости быть начальством и следить за выполнением воли закона. Но все идет своим чередом. И чем скорее все это кончится, тем меньше причинит страданий.

И вот Андерса увозят в работный дом.

Он, конечно, не бог весть какой преступник. Ни для кого не опасен. Но он лодырь, отказался дробить щебень. Вообще упрямец он и немало неприятностей причинил Йенсу Йенсену и всей общине.

Что касается дальнейшей судьбы Андерса, это всецело зависит от его поведения. Если он будет хорошо себя вести, будет трудолюбив и послушен, то, быть может, ему удастся заслужить благоволение инспектора. Инспектор работного дома имеет право через определенное время ходатайствовать об освобождении Андерса.

Маленькая мельница гудит на ветру перед пустым домом. А Хагехольм завел мотор и укатил, чтобы рассказать эту новость каждому встречному.

— В руках у него был нож! И один бог ведает, что произошло бы, если бы я этого не увидел и не предупредил всех!

Заботу о жене Андерса и о детях возьмет на себя община. Комиссия по охране детей уже давно интересуется этими ребятами. А Йенс Йенсен входит в состав этой комиссии, и уж он все устроит. Двое старших будут отданы в хорошие семьи, к добрым христианам, которые, разумеется, хорошо воспитают их и научат уму-разуму.

А младший ребенок останется с матерью. Им община предоставит комнату. Йенс Йенсен собственноручно выписывает ордер своему приятелю-лавочнику: жена Андерса может забрать у него на десять крон продуктов. В конце концов они же не звери. Во всяком случае, закон охраняет каждого отдельного члена общества. Ну, а там посмотрим, будет ли эта женщина тоже бездельничать, или же покорно возьмется за ту работу, которую ей предоставят за «установленную в данной местности плату».

Глава 38

Многое приводит в страх и трепет одинокого человека, поселившегося у Йенса Йенсена.

Это не только машины с полицейскими. Это не только анкеты переписи населения и извещения об уплате налогов. И не только радиоприемник Йенса Йенсена. На него нагоняет страх и многое другое.

Например, пачка банкнот: она все тает и тает. Это лотерейный выигрыш, и не может же его хватить на веки вечные. А что потом? Правда, пачка еще довольно объемиста. Но что будет, скажем, через десять лет?