Егор мельком взглянул на него.
– Чё ты свет-то вырубил? Электроэнергию бережёшь, что ли?
Никита неопределённо качнул головой и бормотнул что-то невнятное.
Егор выпустил изо рта тонкую белесоватую струю дыма, тут же бесследно растворившуюся в темноте, и, ухмыльнувшись, проговорил:
– А может, ты боишься, как бы кто-нибудь не увидел нас снаружи?
Никита промолчал. Чуть склонив голову и слегка прищурившись, вероятно, вновь отдавшись своим неотвязным думам, он неподвижно смотрел в глубь раскинувшегося под окном обширного, наполненного мраком палисадника, сплошь заросшего буйной, ещё почти не тронутой наступившей осенью растительностью, источавшей свежие, особенно остро ощущавшиеся ночью запахи, которые не могла заглушить даже сильно чадившая Егорова сигарета. Царившие здесь в этот глухой ночной час тишину и покой лишь отчасти оживляли мягкий, однообразно-убаюкивающий треск цикад да налетавший по временам лёгкий прохладный ветерок, производивший в листве и ветвях выстроившихся перед домом деревьев слабый, приглушённый шёпот, похожий на невразумительное бормотание спящего. А густую тьму нарушали только два бледных притушенных огонька в высившейся напротив, в некотором отдалении, девятиэтажке, широкая тусклая полоса уличного света, проникавшего во двор через проход между домами, и белесый лунный отблеск, застывший на пышных древесных кронах.
Меланхоличные Никитины раздумья и окружающее безмолвие были прерваны Егором, который, видимо как-то не так вдохнув в себя дым и поперхнувшись им, громко и натужно закашлялся. Сквозь кашель выругавшись и звучно сплюнув, он отшвырнул недокуренную сигарету.
– Что ж за день такой сегодня! Даже покурить как следует не получается… Всё, хватит! Я иду спать, – объявил он, оторвавшись от подоконника и напоследок бросив вниз мимолётный взгляд. – Надеюсь, завтра всё сложится для нас немного удачнее, не так, как…
Он не договорил. Слова вдруг застряли у него в горле, а взгляд, мгновение назад рассеянный и безучастный, неожиданно сделался острым, напряжённым и в изумлении устремился в одну точку.
Никита, заметив резкую перемену в поведении приятеля, посмотрел в том же направлении, что и он, – и тихо ахнул…
В широкой светлой полосе, проникавшей с улицы во двор, отчётливо вырисовывался огромный, растянувшийся на добрый десяток метров и упёршийся в забор палисадника человеческий силуэт. Судя по расположению тени, кто-то не видимый друзьям, скрытый от них стеной дома, стоял у входа во двор, озарённый со спины сиянием уличных фонарей. Именно это пробивавшееся извне и частично рассеивавшее здешнюю тьму холодное ночное освещение, обнявшее фигуру человека, остановившегося возле их дома, и распростёршее по земле её длинную, непропорционально вытянутую тень, и выдало им присутствие постороннего, к которому, а вернее, к его гигантскому, крайне искажённому отражению на асфальте, мгновенно приковались их внимательные, насторожённые взоры.
– Это он?! – не то вопросительно, не то утвердительно промолвил Никита.
Егор нахмурился, пожевал губами и глухо, с запинкой произнёс:
– Похоже, он.
Голос Никиты слегка дрогнул и понизился до шёпота:
– Что ему здесь надо?
– Вероятно, соскучился и решил зайти к нам в гости, – мрачно усмехнулся Егор. – Тоскливо ведь бродить одному по городу. Вот он и завернул к нам на огонёк.
– Очень смешно, – проворчал Никита, передёрнув плечами. – Вот только огонька-то нету: свет я выключил. На что же он завернул?
Егор неопределённо качнул головой.
– Да он, строго говоря, пока что никуда и не заворачивал. Просто стоит там на тротуаре. Может, случайно проходил мимо…
– Ну да, конечно! – фыркнул Никита. – Случайно проходил мимо и случайно остановился аккурат возле нашего дома. Какое удивительное совпадение!.. Значит, – задумчиво и хмуро проговорил он, ещё пристальнее вглядываясь в раскинувшийся внизу громадный человекообразный силуэт, – после того как мы потеряли его из виду, он продолжал следить за нами. И выследил!
– Ну, может и выследил… да не совсем, – возразил Егор с немного натянутой, кривоватой полуулыбкой. – Не до конца. Возможно, он видел, в какой двор мы вошли, но вот дом, подъезд, не говоря уж о квартире, ему точно неизвестны. Потому-то он и торчит там столбом, что не знает, куда идти дальше. Он потерял наш след!
Никита, неотрывно глядя вниз, с сомнением покачивал головой и молчал, будто не решаясь раньше времени высказывать своё мнение.
Егор же, оправившись от первоначального удивления и улыбаясь всё увереннее и шире, продолжал:
– Я так думаю, постоит он там ещё немного, поймёт, что ничего у него тут не выгорит, что он потерял нас окончательно, и уберётся, не солоно хлебавши, восвояси. Пусть поищет лохов в другом месте! А мы пойдём наконец спать…
Он вдруг умолк, заметив, что распластанная у подножия дома неподвижная, точно приклеенная к асфальту, тёмно-серая тень внезапно ожила: вздрогнула, зашевелилась и, стремительно теряя свои внушительные размеры и неестественные очертания и обретая более натуральный, человеческий вид, двинулась вперёд, во двор.
И через мгновение из-за угла дома появился её хозяин – как и прежде, в чёрном брезентовом плаще до пят и просторном, полностью закрывавшем голову и лицо капюшоне. Неторопливым, мерным шагом, глухо отдававшемся в окрестной тишине, он приблизился к невысокому дощатому забору, огораживавшему палисадник, и, остановившись, стал вглядываться в его непроницаемую плотную глубину.
При виде таинственного незнакомца, после довольно продолжительного перерыва снова появившегося в поле их зрения, Никита невольно подался назад и вскинул глаза на приятеля.
– Ну, что ты теперь скажешь?
Егор, уже без улыбки и не так уверенно, как только что, но по-прежнему стараясь казаться спокойным и непринуждённым, проговорил:
– То же, что уже сказал: он не знает, где мы. Он упустил нас! И бродит теперь вслепую, как ищейка, потерявшая след… А если б даже и знал, – Егор вновь попытался через силу усмехнуться, – так что с того? Что он может нам сделать? Он – там, мы – здесь. Ему при всём желании никак до нас не добраться. Не полезет же он, как паук, по стене на третий этаж! Так что поверь мне: мы можем быть совершенно спокойны. Мы в безопасности!
Но Никита совсем не был спокоен и не чувствовал себя в безопасности. Сердце его билось всё учащённее, по телу то и дело пробегала нервная дрожь, а внимательные, чуть расширенные глаза, не отрываясь, смотрели на замершего внизу нежданного гостя, неподвижно стоявшего возле забора и, судя по положению его укрытой капюшоном головы, пристально глядевшего в глубь двора, точно пытаясь различить в застывшей там смоляной тьме что-то или кого-то.
– Нас высматривает, гад, – произнёс Никита тихим, немного подрагивающим голосом.
– Пусть высматривает, – сказал Егор с холодной, пренебрежительной ухмылкой, которую ему кое-как удалось натянуть на своё лицо. – Пусть хоть глаза проглядит – ничего интересного он тут не увидит. Постоит ещё чуток, попялится без толку в темноту, да и уберётся к чёртовой бабушке!
Именно в этот момент незнакомец, казалось, тоже понял, что не увидит в тёмном, как омут, пустом дворе ничего интересующего его, и изменил своё поведение. Он слегка вскинул голову, задержал её в этом положении и стал протяжно и шумно – в стоявшей вокруг тишине это было слышно очень отчётливо – втягивать носом воздух, как если бы, не обнаружив в окрестностях ничего любопытного, решил, в качестве некоторой компенсации, насладиться щедро разлитыми здесь душистыми, живительными ароматами, исходившими от густой сочной зелени и цветов.
В то время как приятели с недоумением следили за этими новыми, немного странными действиями неизвестного, тщетно пытаясь сообразить, что это значит и к чему может привести, мимо их окна, как и неоднократно до этого, пронёсся лёгкий ветерок. Он коснулся их лиц своим мягким свежим дуновением, тихо прошелестел листвой высившихся рядом деревьев, чуть качнул их ветви – и стремительно полетел дальше, туда, где находился чёрный человек, по-прежнему не двигавшийся с места и с громким, далеко слышным сопением вбиравший в себя прохладный, напоённый тонким благоуханием ночной воздух. И в тот самый миг, когда воздушная волна достигла его, он вдруг немного вздрогнул, словно от внезапного толчка, особенно жадно и пронзительно, с глуховатым присвистом втянул ноздрями воздух, ещё выше вздёрнул голову и, замерев на несколько секунд, будто в нерешительности, неожиданно резко повернул её в сторону раскрытого окна на третьем этаже.
