Не исключено, что он действительно лишился бы чувств, если бы в следующий миг произошло что-нибудь ещё более шокирующее и жуткое, чего он ожидал каждую секунду. Однако ничего такого, на его счастье, не случилось. Очнувшись от своей задумчивости, женщина в белом повернула направо и вошла в одну из оград. Сознательно ли она это сделала, направлялась ли она именно в эту ограду, движимая какими-то своими соображениями, или же завернула туда случайно, не преследуя никакой определённой цели, Сергей не знал и знать не хотел, это интересовало его меньше всего. Увидев, что привидение – или что там это было на самом деле – проигнорировало его, повернуло в другую сторону и исчезло с его глаз, он с усилием перевёл дух, оторвал оцепенелый взгляд от той точки, к которой он был прикован, и попытался пошевелиться. Это удалось ему не ахти как, собственное тело слушалось его неохотно, будто охваченное тяжёлым, мертвящим сном. Но всё же хоть немного подчинялось ему. В достаточной мере для того, чтобы хоть неспешно, хоть шажком убраться из этого проклятого места, где творилось такое, что он и вообразить себе не мог, что не укладывалось в его мозгу, что грозило свести его с ума.
Едва преодолев овладевшую им под влиянием пережитого шока одеревенелость, Сергей повернулся и, чуть пошатываясь, будто пьяный, и с трудом переставляя ослабевшие, подгибавшиеся в коленях ноги, направился по тропинке в сторону, противоположную той, где находилась белая фигура. Но, сделав несколько нетвёрдых шагов, вдруг остановился, словно объятый внезапным сомнением. А затем, после некоторого колебания, обернулся и опять посмотрел туда, где скрылась женщина в белом одеянии, принятая им за привидение. Неожиданное соображение осенило его: а привидение ли это? С чего он это, собственно, взял? Откуда явилась ему эта дикая, нелепая мысль? Хотя понятно, конечно, с чего. Он просто испугался! А у страха, как известно, глаза велики. Чего только не вообразишь и не нафантазируешь себе, когда душа уходит в пятки. К тому же сама окружающая обстановка как нельзя лучше способствует этому. Одиночество, ночь, кладбище, неисчислимое скопище надгробий, осенённых мертвенным лунным светом, и, наконец, странная призрачная фигура, расхаживающая среди могил в такое неурочное время, совсем не подходящее для одиноких прогулок. В такой ситуации кто угодно струхнул бы. Тут и обделаться недолго, чего уж греха таить. Кстати, у него до этого всё-таки не дошло, что не без удовлетворения отметил Сергей.
По мере того как проходил первоначальный испуг и Сергей, как это и было обычно свойственно ему, начинал рассуждать более трезво и взвешенно, страх, ненадолго овладевший им, стал понемногу рассеиваться и сменяться любопытством. Если кто-то бродит ночью по кладбищу, – размышлял он, вглядываясь в росшие неподалёку невысокие заросли, за которыми скрылась таинственная незнакомка, – это совершенно не обязательно должно быть привидение. Он и сам вот совершенно случайно задержался тут до полуночи, но это ж не значит, что он призрак! Всякое бывает в жизни, и не в таких ещё местах оказываются люди по ночам. Сергей ухмыльнулся при этой мысли, припомнив некоторые случаи из собственной жизни, причём совсем недалёкие по времени.
А раз так, продолжал он свои умозаключения, то и увиденная им женщина, – или, скорее всего, судя по фигуре, девушка, – вовсе не пришелец с того света, а самый обыкновенный человек, почему-то решивший избрать для прогулки такое не совсем обычное время и место. Ну что ж, вероятно, у неё имеются на то свои причины. И почему бы ему не выяснить, что это за причины? Как говорится, чем чёрт не шутит.
Эта мысль, ни с того ни с сего, будто из ниоткуда, пришедшая ему в голову, показалась ему настолько неожиданной и дерзкой, что он поначалу отверг её. Но затем призадумался, и чем дольше думал, тем менее необычной и абсурдной находил её. А почему бы и нет? Почему бы, в самом деле, не попробовать? – решил он наконец, упрямо мотнув головой и ещё пристальнее воззрившись в тёмный куст, скрывший в своей тени женщину-призрак. Он, разумеется, совсем не был романтиком – ещё чего не хватало! – но знакомство с девушкой на кладбище, в полночь, при бледном, сумеречном сиянии полной луны, – в этом всё же что-то есть. Непривычное, экстравагантное, будоражащее воображение, даже немного возбуждающее. Таких знакомств в его богатой и разнообразной практике отношений с противоположным полом ещё не было. Ну так должно быть!
Произнеся это про себя и подавив шевелившееся в нём сомнение в правильности задуманного, он, резко изменив направление своего движения, неторопливым, ещё не совсем уверенным шагом тронулся к тому месту, от которого ещё пару минут назад готов был бежать со всех ног. Но кое-что помимо вялости и лёгкого онемения, объявших его после только что пережитого потрясения, затрудняло его передвижение. Он никак не мог отделаться от волнения и зловещих мыслей, разгулявшаяся фантазия рисовала ему жуткие, леденящие кровь картины того, что, возможно, предстояло ему увидеть через несколько мгновений. Не отказаться ли от этой сомнительной затеи? Не повернуть ли назад и не убраться отсюда подобру-поздорову? Пока не стало слишком поздно. Пока загадочная любительница ночных прогулок по кладбищу, – могущая оказаться бог знает кем, может быть, тем, что и представить себе страшно, – не заметила его и не сотворила с ним такое, о чём и думать не хочется.
Эти подавленные было, однако с новой силой оживившиеся в нём сомнения и опасения заставили его, пройдя десяток шагов, остановиться и с напряжённым и растерянным видом оглядеться кругом. В глаза ему, как нарочно, словно для того, чтобы ещё больше смутить его и поколебать его решимость, бросились явственно различимые в лунном свете постные, анемичные лица каких-то стариков, очевидно, мужа и жены, изображённые на двух памятниках, напротив которых он остановился. Они, как ему почудилось, с издевательскими, злорадными усмешками, кривя свои костлявые морщинистые физиономии и мрачно поблёскивая прищуренными мёртвыми глазами, смотрели на него в упор, будто ожидая, пойдёт ли он дальше, осуществит ли замысленное, или же смалодушничает, отступится и пустится отсюда прочь.
Раззадоренный и обозлённый этими устремлёнными на него язвительными, ухмыляющимися взглядами, Сергей тут же отбросил все колебания и страхи, гордо вскинул голову и, резко ускорив шаг, двинулся дальше по тропинке к месту, где скрылась незнакомка. И вскоре опять увидел её. На этот раз вблизи – теперь их разделяло всего несколько шагов. Она сидела на скамейке, в глубине ограды, чуть склонив голову и сложив руки на коленях. Облекавшие её просторные белые одежды, в самом деле чем-то похожие на саван, – Сергей не мог ещё раз не отметить это сходство, – лёгкими струящимися складками опадали до земли. Под ними угадывалось изящное, миниатюрное, казалось, бесплотное тело, мягкие, ускользающие очертания которого проступали сквозь тонкую матовую ткань, тускло отсвечивавшую в свете луны. Да, это несомненно была молодая – и, как немедленно предположил Сергей, красивая – девушка, по какой-то неведомой прихоти забредшая ночью на кладбище, где ей вроде бы было совсем не место. Версию же о привидении он окончательно и решительно отбросил, как вздорную и не заслуживающую внимания.
Остановившись возле ограды, в которой находилась неизвестная, Сергей замер в нерешимости, не зная, что делать дальше. Так как она, уронив взгляд себе под ноги, видимо, не замечала его, он решил прежде всего обратить на себя её внимание и тихо кашлянул.
Незнакомка никак не отреагировала. Не пошевелилась, не подняла голову. Возможно, так ушла в свои мысли, что совершенно отрешилась от всего окружающего.
Сергей кашлянул чуть погромче. И вновь та же реакция. Или, вернее, отсутствие таковой. По-прежнему молчание, полная неподвижность, склонённая, точно под грузом тяжких дум, голова, покрытая эластичной, обтекаемой тканью, из-под которой выбивались пряди густых тёмных волос.
«Может, глухая?» – предположил Сергей, хмуро оглядывая застывшую перед ним стройную, точёную фигуру и невольно сожалея, что такая, по всей видимости, привлекательная внешне девушка, вполне вероятно, может оказаться слепой или глухонемой. Во всяком случае, многое указывало на это. А если так, то от попытки познакомиться с ней, увы, придётся отказаться. Помимо того, что это просто технически невозможно при таких серьёзных физических недостатках, Сергей вообще испытывал инстинктивную неприязнь, отвращение, какой-то почти суеверный страх по отношению к людям с подобными недугами. Да и в принципе с любыми недугами, неважно, врождёнными или приобретёнными. Они были для него в одном ряду с презираемыми им бездельниками, неудачниками, нищими и прочими, на его взгляд, отверженными, обиженными судьбой, отмеченными её чёрной печатью, от которых следует держаться подальше, как от прокажённых. А уж о девушках с такими изъянами он и слышать не хотел, они для него попросту не существовали, или, вернее, существовали где-то бесконечно далеко, в некой параллельной вселенной, с которой он в своей жизни никак не соприкасался и не собирался этого делать.
