Отрываясь от меня, Ю-Вей тихо смеётся.
– Что ты теперь думаешь о поцелуях, птенчик?
– Я думаю, что тоже... умею.
– Что ты умеешь?
Я фыркнула, нашла пальцами его достоинство, так явно и недвусмысленно свидетельствующее о том, что он тоже... хочет. Пробежалась по всей длине, а потом стекла вниз, обхватывая его губами. Впервые – не холодный каменный член, как нас учили в лунном доме, а настоящий, живой, горячо пульсирующий в моей ладони. Ю-Вей вздрогнул, сдавленно вздохнул, словно захлебываясь стоном. Теперь была моя очередь хихикать. Прошлась языком по всей длине, вобрала глубоко, почти до самого основания – умела.
– Боги, ты невероятная, – прошипел мой мужчина, а потом вдруг изогнулся, подхватил меня за бедра и поставил на колени – над собой. – Продолжай, не останавливайся, мне очень нравится.
Я не понимала, что он делает, но послушно продолжила – а потом вдруг замычала возмущенно и испуганно, когда его пальцы, а следом язык и губы скользнули внутрь меня.
– Не останавливайся, – приказал Ю-Вей, когда я изогнулась, пытаясь ускользнуть.
Да как не останавливаться? Бедра у меня тряслись от напряжения, все тело пульсировало. Зачем, как? Он не должен! Но Ю-Вею всегда было плевать на то, что он должен или не должен. Он просто ласкал меня так остро и так сладко, что я стонала, всхлипывала и едва удерживала его мужество в руках.
– Горячая девочка, – мурлыкнул он. – Тебе так нравится?
Да. Я – вдруг ощутила себя неумехой. Совершенно потерялась, позабыла все тайные приёмы и методики. Всё, что могла – только целовать его, отчаянно пытаясь передать свои ощущения. Он ускорялся – и я ускорялась тоже. Он замирал – и я замирала, скользя по стволу пальцами и позволяя ему войти до самого предела. Все это не могло длиться вечно: я взвыла, вцепившись в его член руками и губами, застыла, звеня как струна, удерживаемая от падения лишь его сильными пальцами, а он зарычал гулко и глухо, дернувшись и оставляя на моем языке терпкое семя.
Да. Научил он меня поцелуям, и возразить нечего.
Совершенно без сил я распласталась на его теле.
– Молчаливая, что же ты так долго не приходила ко мне? Я скучал.
– Это был последний раз, Ю-Вей, – тихо отвечала я. – Моё время истекло, я возращаюсь домой, в Ниххон.
– Не вздумай! – подскочил он, но я знала, что пора заканчивать эту глупую игру, пока она не свела меня с ума. – Виро, я… не хочу без тебя.
– У тебя есть жена.
– Я ее не люблю.
– Ты и меня не любишь, Ю-Вей, – жестко ответила я. – Любишь лишь одного человека – себя. Пора взрослеть. У тебя есть долг, обязанности, служба, наконец. Ты не ребенок, чтобы прятаться за маской…
– Злая, злая Виро!
– Очень злая, Ю-Вей. Я же ёкай, мы такие. Прощай, я выпила тебя до конца.
– Я приплыву в Ниххон и найду тебя! – выкрикнул он. – Не спрячешься!
– Попробуй. Буду ждать.
Вот зачем я это сказала? Чтобы он и в самом деле – поплыл? Бросил всё и рванул искать свою несуществующую любовницу-ёкая? Смешно.
Коснулась его волос наощупь, поцеловала в губы – как он учил. Уложила его, уже почти уснувшего от моего зелья, в постель, укрыла одеялом. Прислушалась к ровному глубокому дыханию. Спит, кажется. Отодвинула портьеру, впуская в комнату неверный лунный луч. Нашла кимоно и маску. Вышла.
Нет, я больше не вернусь. Надо учиться жить в реальном мире.
Боясь растерять всю решительность, я сожгла и кимоно, и маску в камине. Вот так. Нет больше Виро, есть только Ива Шантор и ее глупые бессмысленные мечты.
Наутро Арман был молчалив и сумрачен. Приказал мне собираться: едем в столицу. Там у него тоже немало дел.
– Одно только продумайте, – устало сказала я ему в ответ. – Когда его величество спросит, почему я не в положении – что вы ему скажете?
– Не волнуйтесь, будет вам ребенок, – вздохнул Арман.
И почему мне так не понравились его слова? Это ведь – капитуляция? Я победила? Или нет? Как все сложно – и, главное, я сама всё усложнила.21. Ниххонские гости
Я была права: делегация из Ниххона уже прибыла. Вся столица гудела – на родину вернулась Авелин Кио, известная в высшем свете как Эва Волорье.
Время было над ней не властно, она была по-прежнему невероятно хороша собой: светлые волосы, тонкая, несмотря на троих детей, талия, светлые глаза, кожа без морщин и изъянов. Супруг, ниххонский посол, ей под стать: высокий, прямой, с длинными черными волосами и ехидными узкими глазами. То есть это я вижу, что папа Хиро смеется про себя, а прочие дамы вздыхают и млеют от его невозмутимости.
Ниихонцы красивые, этого у них не отнять. Вся делегация — как на подбор. На самом деле внешность была одним из критериев отбора, Императору нравится создавать о Ниххоне такое вот впечатление: что подданные его сплошь все красавцы, отменные воины и знатоки искусств. Других за пределы Ниххона стараются не выпускать. На самом деле в стране есть и кривоногие лысые коротышки, и глупцы, и совершено необразованные крестьяне. Но при дворе ранолевского короля вы их точно не увидите, да и в открытых для чужеземцев районах Ниххона тоже.
Поэтому все дамы при дворе сегодня мечтают о ниххонских послах, а я только посмеиваюсь. Самый великолепный из них, Акихиро Кио, глава делегации — для них точно недоступен.
Арман не раз мне говорил, что нравы при дворе Вазилевса стали строже, чем пятнадцать лет назад, но я этого совершено не замечаю. Дамы так увлечённо обсуждают гостей, что у меня начинают пылать щеки. Некоторые из членов делегации уже опробованы. Боги, пожалуй, я прогуляюсь в саду. Слышать, кто «достойнее» – местные придворные или ниххонцы – я больше не в силах. Интересно, а где Арман? Я не видела его с того момента, как мы приехали утром ко двору. Хотелось бы его найти, конечно. А что, если он с другой? Именно эта мысль первой пришла в голову, несмотря на то, что в моего мужа могло быть так много других дел тут. Несмотря на то, что он рассказывал о святости брачных уз, я отлично знала, что мой муж способен на измену. Виро он больше не увидит, но при дворе полно других женщин.
Злясь, ревнуя, успокаивая себя, я вышла в сад и побрела по одной из тропинок. Специально углубилась в лабиринт, желая побыть одна — и моя настойчивость была вознаграждена. У одного из крошечных прудов я разглядела знакомую фигуру в чёрном кимоно.
Как всегда — от отца всегда веет спокойствием. Если мама – птица, я – ветер, то он – просто океан. Океан мудрости и любви.
Оглядываюсь, убеждаясь в отсутствии свидетелей, и шагаю к нему, осторожно касаясь кончиками пальцев рукава.
— Маленькая моя птичка, —уголками губ улыбается отец. — Я по тебе скучал. Ты в порядке?
— Нет, — честно отвечаю я. Я знаю, что некоторые вещи приличные девушки не обсуждают с отцами, но мамы нет – а он здесь, рядом.
— Тебе нужна помощь, Ива? – спрашивает у меня Акихиро Кио, и я решаюсь.
– Нужен совет, папа. Я сама себя загнала в ловушку, а теперь не знаю, что делать.
– Я могу тебе помочь?
– Да. Обними меня.
Он без тени сомнений раскрывает объятия, а я ныряю в его руки, прижимаясь к груди и вдыхая родной запах. У меня был самый лучший отец. Не знаю, мог бы герцог Шантор подарить мне столько любви и внимания, как Акихиро Кио. Папа учил меня читать и писать, когда я сломала ногу, грохнувшись с дерева, мама сказала что-то вроде «сама виновата», а потом обернулась птицей и помчалась за лекарем, а отец вытирал мои слезы и шептал, что все будет хорошо. Когда я в десять лет выразила желание учиться в деревне Кио – он не стал говорить, что я слишком мала, что я не знаю, о чем прошу, а просто отвез меня туда, правда, настоял, чтобы со мной остался Макеши. Мама сильно ругалась, потом плакала, потом умоляла меня одуматься, но я была непреклонна. Уехала, даже не думая о том, что я буду там совсем чужая. Впрочем, родители вскорости перебрались в деревню вслед за мной.
Вот и сейчас я уверена, что отец не станет меня укорять в распутстве, а просто выслушает и успокоит.