Попасть на эти две планеты можно было несколькими способами. Например, родиться там, а если повезет, и ты окажешься потомком первых поселенцев, то гражданство распространялось на все три планеты, включая старую Землю. Ну а если первый вариант не сработал, то можно было пойти служить в космофлот – в этом случае гражданство давалось автоматически, а в случае гибели новоиспеченного гражданина переходило по наследству к его ближайшим родственникам. Так что желающих занять место в ряду звездных воинов было больше, чем самих этих мест. Примерно раз в двести.

– Яблоко хочешь?

Ал успел перехватить летящий ему в лицо фрукт раньше, чем тот достиг цели.

– И не лень тебе было за ними бегать?

– Я, может, целый год мечтал о яблоках! – Мэтт плюхнулся рядом и смачно вгрызся в желтый бок фрукта. – Не мешай мне наслаждаться.

Ал свернул экран и перекатился на живот.

– А ты еще чем-нибудь занимался, кроме как мечтал? Я начинаю понимать, почему аштэ отправили тебя на алтарь.

– Да? А я думал, потому что они просто уроды… вместе с их стражами.

Вывести Мэтта из себя можно было только одним способом – учинить вопиющую несправедливость к кому-нибудь другому. На любые выпады в его собственную сторону Мэтт либо не реагировал, либо отбрехивался, не всегда беззлобно, но никогда не переступая ту грань, за которой у любого кшари включался боевой режим. Ал, вместо того чтобы защитить честь жрецов, просто прищурился.

– С теткой говорил?

– С ней.

Тогда, на Капсее, Ал не стал выяснять, почему Мэтту так не хочется домой, не до него было, а потом он услышал разговор приятеля с его родственницей, и вопросы отпали сами собой. Он бы тоже на Электру не полетел. Полчаса тетка вопила с экрана, требуя, чтобы Мэтт вернулся домой, обвиняя попутно и его самого, и родителей, и всех остальных, включая правительство Терры, во всех смертных грехах. Ал сидел с открытым ртом, разглядывая буйную родственницу – да она совсем не была похожа на Мэтта! Только глазами немного, а так, даже цвет кожи другой: у Мэтта кожа была, как темная сталь, а у его тетки, как… сильно потрепанная временем сталь, с прозеленью. Весь разговор Мэтт просидел с совершенно стеклянными глазами, никак не реагируя на вопли, а Ал только радовался, что ему самому никаких родственников не нашли.

– Что она от тебя хочет?

– Да как обычно. Чтобы я срочно вернулся и начал пахать на ее плантации. Мой святой долг – быть с семьей и не быть таким, как отец. Ничего нового.

То, что отец Мэтта погиб на Эр-Кхаре, Ал знал, но подробностями не интересовался: на Эр-Кхаре погибнуть несложно, может, лихорадку подцепил или иби подрала, а возможно, гравитация убила, Мэтт был с обычной планеты, не тяжелой.

– А мама твоя где? Она тоже на Эр-Кхаре была?

– Не, она давно умерла, за три месяца до моего рождения. Так что я ее даже не видел, только голографии.

Ал задумчиво посмотрел на яблоко, а затем на Мэтта. До этого момента он был уверен, что знает, как люди на свет появляются. На Эр-Кхаре для этого точно требовалась женщина. И обычно живая.

– Чего?

– Я искусственно рожденный, – пояснил Мэтт. – Моя мать была… ну, считай сархи. Недостаточная базовая мутация, ей самой нельзя было рожать, вот они с отцом и заказали искусственное воспроизводство, заодно и ДНК мне поправили, чтобы я мамины гены не унаследовал.

– Э… ну ладно.

– По-хорошему, ее должны были с Электры увезти сразу после рождения, на приличных планетах так и делают – отправляют туда, где ребенок может жить. Даже Земля таких принимает к себе. Но у нас так не принято! Где родился – там и мучайся! Она болела, но терпимо, а потом резко стало хуже – и все. Отец, когда мне три года было, послал всю нашу семейку к черту и свалил работать космогеологом. Так что рос я с отцом и на Электре бывал раз в пару лет.

– А ты почему не можешь их послать?

– Потому что опекунский совет обязал меня ей звонить, – скривился Мэтт. – Терра даже межпланетную связь оплачивает, чтобы тетушка не нервничала.

– Поговори с Като-сан.

– Не… Так тетка только мне мозг выносит, а если я перестану звонить, она всех достанет.

– Вы точно родственники.

Мэтт лениво продемонстрировал кулак, и Ал усмехнулся в ответ.

– Слушай, я не понял… Тут написано, – Ал опять развернул экран, – что колонизация космоса началась после того, как научились менять геном человека, и на каждом корабле поселенцев было по две тысячи инкубаторов… Это, вообще, что?

– Ну да, – подтвердил Мэтт, – все первые дети в колониях искусственные, ну как я. Иначе как ты геном перестроишь? Их в инкубаторах растили.

– Не понимаю.

– Посмотри на меня, – Мэтт сел. – Это я не загорел так интересно, это базовая мутация. На Электре очень высокий уровень радиации. Понятия не имею, чего наших предков туда понесло, но я могу сутки выдерживать такое количество грей, которое тебя убьет за час.

– Это на всех планетах так?

– По-разному. Капсею ты сам видел, у них легкие другие, это базовая мутация, а то, что кости хрупкие и мышечная масса никакая, вторичная, – последствия жизни на легкой планете. А у вас, например, стандартные мутации для тяжелых планет, такое часто встречается.

Ал слушал молча.

– Когда на планету прилетают первый раз, сразу рассчитывают необходимые мутации и, если они терпимые, то колонисты остаются на планете, а их дети рождаются уже другими. В Галактике не так много кислородных планет, приходится подстраиваться.

– А… как же Великие? Нас… Точнее, эр-кхарцев меняли они? Это что получается, так все могут?

Мэтт вытащил из кармана второе яблоко и потер его о штанину.

– Алекс, ты только не обижайся, но ваши Великие – еще те ушлые перцы.

– Но…

– Я думаю, уже никто не помнит, что там было в начале, а за семьсот лет можно в чем угодно людей убедить, особенно когда у них из новостей только молитва по утрам. У вас там даже книг нет, только жизнеописание Великих, и то его одни жрецы читают.

– Есть у нас книги… – пробормотал Ал, отворачиваясь к морю.

Монолитная картина мира обзавелась еще одной трещиной, и склеивать ее обратно получалось все хуже и хуже.

– Да ладно тебе, не грузись. Давай лучше в город слетаем?

Ал подобрал ракушку и покрутил ее в руках, разглядывая перламутровый бок.

– А то кто знает, когда нас еще отпустят? Дальше по уставу живем.

– И что мы в городе будем делать?

– Пиццу сожрем или в киношку сбегаем… Слушай, а давай наконец твой дом посмотрим. Ты уже полгода собираешься! Или ты все еще не веришь, что тут родился?

Ал промолчал. Сложно не верить, когда твое тело раскладывают на отдельные клетки и показывают тебе на экране, увлеченно перечисляя все искусственные модификации. Или когда смотришь по утрам на себя в зеркало… Но все равно тот факт, что дикие объявили его одним из своих, бесил неимоверно. Еще и имя ему придумали – Александр Кречет! Дурацкое имя. И сделать последний шаг и приехать в дом своих якобы родителей он не мог, хотя адрес ему давно дали и заверили, что он может приходить туда в любое время – это теперь его дом.

– Ну ладно, не хочешь, давай просто погуляем. Пошли, хватит киснуть.

Судя по всему, в базовую мутацию уроженцев Электры входила не только устойчивость к радиации, но и скорректированный ген, отвечающий за то, чтобы человек сидел спокойно. Никаких других объяснений тому, что Мэтт физически не мог находиться в одном месте больше пяти минут, не было. Алу периодически казалось, что Мэтт старается срочно наверстать упущенное, утрамбовав потерянный год в одну неделю. И все бы ничего, но наверстывать Мэтт предпочитал в компании Ала. Ему одному скучно было.

– Вставай! Жарко тут.

Ал тоскливо покосился на висящий сбоку экран и решительно мазнул по нему рукой, закрывая. У него уже мозг свернулся в трубочку от всего этого, прав Мэтт, надо передохнуть. Лучше бы, конечно, помедитировать или потренироваться, но можно и… пиццу слопать.

– А нам отпроситься не надо?