Нашарив нишу, я забралась в нее и устроилась поудобнее, опершись спиной о стену. От камня шел ровный холод, и только сейчас я почувствовала, что зябну. Деваться, однако, было некуда - мне предстояло пробыть здесь до ночи. Точнее, часов до десяти - чтобы знать наверняка, что в замке не осталось ни души. Ох, и тянулось же время!

Наконец, часы показали десять. Можно было идти наверх. И я шла, то в темноте, то в нервном свете пламени, дрожавшего на конце спички. Я и сама дрожала от холода и от волнения. Коридор сузился, перешел в тесную лестницу без перил, с крутыми ступенями, лестница вела вверх, обвивая вежу, потом был громадный зал, скупо освещенный луной сквозь бойницы, и снова лестница... и так я дошла до самого верха, до маленькой круглой залы, где в незапамятные времена, еще до того, как возвели дворец, был Дом Предка. Здесь, конечно, не осталось ничего, и лунный свет, врываясь в узкие щели-скважни, освещал пустоту. Из скважней тянуло ночным холодом. Я отсчитала третью справа от входа и, пока шла к ней, шаги мои гулко отдавались под сводом. Из скважни был виден замковый двор, ярко освещенный луной, крыши пристроек и зубцы стен, а дальше сбегавшая с холма дорога и огни нашего лагеря. Вправо от вершины скважни я отсчитала пять камней, и рука моя наткнулась на железный завиток, торчащий из щели между камнями. Я нажала на него, и соседний камень бесшумно вышел из гнезда. В углублении лежали широкий черный браслет и свернутый в трубку пергамент. Затаив дыхание, я осторожно коснулась их и отдернула руку - мне почудилось, что сейчас они исчезнут, рассыплются в прах, как тот факел у двери. Но они не исчезли. Браслет бил тяжелый и неровный на ощупь, а пергамент сухо зашуршал в пальцах. Сердце у меня колотилось где-то в горле, когда я спускалась по лестнице, унося свою добычу.

Я даже не могла надеяться на это. Только чувствовала смутно, что если Гэльду надо было спрятать нечто важное, он спрятал бы это здесь - в месте, которое хранила тень Предка даже после того, как отсюда вынесли святыни...

Уже ничего не опасаясь, я прошла по переходу во дворец - на мое счастье, он все-таки не был закрыт. В одном из залов я отыскала подсвечник с наполовину оплывшей свечой и, перенеся его на широкий, как стол, подоконник, бережно развернула пергамент. Он совсем пожелтел и был ломкий, как высохший лист, строчки пересекались трещинами, и все же старинного начертания буквы четко проступали на нем. Мне трудно было в них разбираться, я смогла прочесть лишь обрывки слов: "... навеки...", "...светла...", "... не забыть...", "... верный Тракт...", "... Мост..." Я долго билась, но в конце концов вынуждена была отступить. Подтащила ближе стул, стоявший у стены, оперлась на подоконник, придвинула браслет, чтобы рассмотреть получше, и... заснула.

Мне привиделось пустынное поле, заросшее черным вереском, над ним вставало бледнеющее рассветное небо. Конь подо мной нервно переступал, встряхивая головой, зябкий ветер ерошил его гриву. Справа и слева от меня были такие же всадники - неподвижные, закутанные в плащи, они, как и я, ждали чего-то. И негромко пофыркивали кони. А потом откуда-то спереди, где догорала на краю неба последняя звезда, донесся стук копыт...

...Хель рубилась с наемником, Саент и Гэльд с мечами в руках были рядом, в какой-то миг обнаженные клинки соприкоснулись, вспышка, краткая и ослепительная - и Стрелок, целившийся в Хель из-за спины наемника, исчез... Саент крикнул: "Вперед!", и все трое помчались на Стрелков, сомкнув клинки. Еще один сполох - и ошалелая лошадь понеслась по полю, волоча за собой пустой плащ...

...Огромный человек в черных доспехах - Добош! - шатнулся под ударом топора, на него навалились, скрутили...

...Смуглый широколицый воин со шрамом схватился за горло, откуда торчала оперенная черным стрела, и упал, откинувшись на круп коня. "Ивэйн!" вскрикнул издалека отчаянный рвущийся голос...

...Всадник втащил на седло раненого и, придерживая его одной рукой, поскакал дальше...

...По лесной дороге, расплываясь в утреннем тумане, мчались всадники, и ветер рвал с плеч плащи...

...На каменных плитах двора сидел слепой мальчик и, как подсолнух, поворачивал голову за восходящим солнцем...

...И все оборвалось. В глаза бил солнечный луч. С трудом я подняла голову, растерянно потерла примятую щеку. Вконец оплывшая свеча облепила подсвечник. Рядом лежал пергамент, придавленный браслетом.

Солнце еще стояло невысоко, когда я вылезла из окна и спрыгнула на пол галереи, браслет я положила в карман, не решившись надеть на руку, и когда я бежала по внутреннему двору к арке, он тяжело подпрыгивал в кармане. Во внешнем дворе, к счастью, не было еще никого. По неровно выступавшим камням я поднялась на стену и озабоченно посмотрела вниз. Высоко...

- Подождите, Ная, не прыгайте!

Под стеной, запрокинув голову, стоял Ивар Кундри. Откуда он только взялся?

- Здесь рядом есть хороший спуск, - продолжал он как ни в чем не бывало. Пройдите по стене, я вам покажу, где это.

Зажав в одной руке пергаментный свиток, а другой придерживаясь за зубцы, я послушно пошла по узкой каменной дорожке туда, куда он указывал. Там и впрямь оказалось невысоко - чуть выше человеческого роста - и я спрыгнула без колебаний.

- Поиски увенчались успехом? - Кундри покосился на пергамент. - Учтите только, что вы были у знакомых, в Новом Эрнаре. Вы очень торопились и потому попросили меня предупредить экскурсовода. Надеюсь, я врал убедительно.

- У вас это выходит, - огрызнулась я, злясь неизвестно почему.

- Спасибо, - рассмеялся он. - Каково спалось в замке? Что вы видели во сне - призрак барона?

- Нет, - сказала я. - Молнии на клинках.

Все было кончено. И они отступали, сами потрясенные тем, что произошло. Врагам казалось, что они бегут в ужасе, а они уходили так, как было намечено, и даже уносили с собой раненых и убитых - тех, кто не стал призраком.

Они шли по выверенным заранее потаенным тропам, сжимая в руках теплые еще клинки, расходились по призрачным селениям, где их с надеждой и тревогой встречали друзья. Никто еще не знал - победа это или поражение, кто жив, кого убили, в чье лицо они будут целиться теперь молнией... ничего еще не знали они.